– Борис Иванович, вам звонят.
– Меня нет, – страдальчески произнес директор.
– Но… это заведующий гороно.
– Я на показательном уроке.
Джонни сквозь спинку кресла ощутил взгляд секретарши. И отчетливо понял, что ему, Джонни, здесь не место. Ученики не должны знать, что директор умеет говорить неправду.
– Я надеюсь, вы пошутили, – деревянным голосом проговорила Евдокия Герасимовна. – Я уже сказала Игорю Степановичу, что вы сейчас возьмете трубку.
На худом лице Бориса Ивановича отчетливо нарисовалась зубная боль.
– Да… – обреченно сказал он в трубку. – Да… Привет и тебе, дорогой Игорь Степанович… Ну, не хочу я об этом сейчас, не время. Так не хочу, что даже просил соврать уважаемую Евдокию Герасимовну, что меня нет. Но она неколебима в своих убеждениях… Да, писал, сам знаешь, раз говоришь. Нет, не так. Пока только просил узнать, есть ли возможность… Не надо, Игорь Степаныч, мы оба знаем, что ты будешь рад… Зато спокойнее… Ну хорошо, хорошо. Потом… До вечера.
Он с облегчением плюхнул трубку на аппарат. Помолчал. Опять нахлобучил пирамиду, словно хотел ею защититься от всех неприятностей. Но тут же спохватился и надел ее на Джонни. И усмехнулся:
– Бедная Анна Викторовна… Представляю, что она испытала, когда увидела вместо ваших нечесаных макушек такие вот… четырехскатные крыши.
– Не знаю, что испытала, – насупился Джонни. – Но крик был большой… Она почему-то думает, что мы все ей назло делаем. А мы наоборот. Хотели процент успеваемости повысить.
– Не жалуйся, – сказал директор. – Она совсем не плохой человек.
Джонни защитил пешкой короля и пожал плечами:
– Никто не говорит, что плохой. Только неопытный… Мы на нее и не злимся. Если первый год человек с пятиклассниками работает, чего с него спрашивать… Может, еще воспитается.
– Будем надеяться, – сказал директор.
– А вы надеетесь? – осторожно спросил Джонни.
– Надеюсь… Я с Анной Викторовной как-то разговаривал про ее дела… и вообще про жизнь. Она говорит, что с детства мечтала учительницей стать. А раз человек мечтает… А то ведь есть такие, что идут в пединститут просто так, потому что больше некуда податься. А зачем соваться в педагоги, если сроду этого не хотели?
– А вы?.. – спросил Джонни и слегка испугался своей дерзости.
– Что?
– Ну, вы… хотели?
– Я хотел, – сказал Борис Иванович. – Я с восьмого класса с маленькими возился… А ты, кажется, с первого, да?
– При чем тут я? – подозрительно спросил Джонни.
– Это я так… Ах ты, как же я пешку-то прошляпил…
– Может, потом доиграем? – деликатно предложил Джонни. – А то вы сегодня какой-то… грустный.
– Думаешь, завтра буду веселее?
– Неприятности, наверно? Из-за нас, да? – посочувствовал Джонни.
– Не только из-за вас… Все одно к одному. Письмо вот пришло, что Ленка заболела. Дочка.
Джонни вскинул ресницы. Про дочку он слышал впервые. Директор жил один в комнате при школе.
– Она с матерью в Краснодаре, – объяснил Борис Иванович.
– А! Потому что здесь квартиру не дают, – догадался Джонни.
– Потому что… директор школы, а не доктор наук, – слишком ровным голосом сказал Борис Иванович. И вдруг смешал на доске фигуры. – Все, Джонни. Сдаюсь.
– Ну, зачем вы так? – смутился Джонни. – Могла быть ничья…
– Не люблю ничьих. Лучше давай еще раз. До звонка двадцать минут.
– Только вы возьмите сейчас мою шляпу. Чтобы равные шансы были, а то нечестно.
– Возьму…
"В этом что-то есть…"
Во второй партии Борису Ивановичу везло больше. Но он оставался невеселым. Неловко глянул на Джонни и сказал:
– Я тут слегка разболтался о семейных делах. Это между нами, ладно?
– Вы же меня знаете, – успокоил Джонни.
Борис Иванович наконец улыбнулся.
– Знаю… С самого начала. Мы ведь в один год с тобой в школу пришли. Ты в первый класс, я в директоры… А познакомились четвертого сентября, после шумной истории с водопроводом. Я тебя сушил в этом кабинете…
– Я помню, – поспешно сказал Джонни. – Вам шах, Борис Иванович. – Ему не хотелось касаться подробностей.
Борис Иванович поправил шляпу-пирамиду и продолжал вспоминать:
– А потом операция "Зеленый слон". Это уже в третьем классе…
Джонни заулыбался. Операция была героическая, стыдиться нечего.
– В общем, знаем мы друг друга пятый год, – подвел итог директор и задумчиво глянул из-под шляпы. – Поэтому ответь мне, Евгений Валерьевич, на один вопрос. Только честно.
– Если получится, – осторожно сказал Джонни.
– Получится. Скажи: какой я директор?
– Как это "какой"? – растерялся Джонни.
– Ну, какой? Плохой, хороший? Средний?
Джонни не думал ни секунды. Он сказал то, что знал:
– Самый хороший в Советском Союзе.
– Я серьезно…
– И я серьезно. Это все знают. – Джонни был даже слегка раздосадован. Он не любил говорить общеизвестные вещи.
– Все знают, – усмехнулся Борис Иванович. – Кто может знать про весь Советский Союз?
– Ну… это я так сказал. Просто лучше, чем вы, директору быть ни к чему…
– Ты, наверно, меня не понял, – вздохнул Борис Иванович. – Дело не в том, что мы играем с тобой в шахматы и я иногда прощаю твои фокусы…
– Ох уж, вы прощаете… – сказал Джонни.
– Однако… Согласись, что отношусь с пониманием.
– С пониманием вы ко всем относитесь, – холодновато сказал Джонни. – Я про это и говорю.
– Ты, кажется, обиделся… Или тебе показалось, что я напрашиваюсь на комплименты?
– Мне другое показалось, – хмуро сказал Джонни. – Кто-то считает, что вы не такой уж хороший директор, да? – И он посмотрел на телефон.
Борис Иванович тоже посмотрел на телефон.
– Вы им не верьте, – сказал Джонни.
– А ты не хотел бы стать директором? – вдруг спросил Борис Иванович.
– Как это? – изумился Джонни.
– Ну, не обязательно директором, а вообще учителем. Когда вырастешь.
Джонни не любил делиться планами на будущее. Даже с самыми хорошими людьми. Но сейчас разговор шел такой, что приходилось быть откровенным.
– Я еще точно не знаю, – неуверенно проговорил Джонни. – Вообще-то мне больше хотелось путешественником… Как Тур Хейердал, например. Или археологом, всякие тайны раскапывать. В общем, открытия делать.
– Хорошее занятие, – согласился Борис Иванович. – Я об этом тоже мечтал. Но, понимаешь… Тех, кто станет делать открытия, кто-то должен сначала учить…
– Я понимаю…
– И еще вот какая штука… Конечно, открытия делаются в экспедициях. И в лабораториях, и в космосе. Но не только. Есть еще работа: помогать людям делать открытия каждый день.
– Это, значит, нам помогать, – с пониманием сказал Джонни.
– Конечно. А разве нет? Разве, когда человек узнает букву "А", это не открытие? Или когда впервые слышит, что Земля круглая. Или про атомы…
– Или про пирамиды, – улыбнулся Джонни.
– Или про пирамиды… Кстати, в них, кажется, в самом деле что-то есть…
– Да? А почему вы решили?
– Потому что тебе мат, – с удовольствием сказал Борис Иванович.
– Как это?
– А вот так. Куда ты пойдешь? Сюда? Все равно…
Джонни не огорчился.
– Ладно. Значит, три – три, – сказал он и встал. Хотелось потянуться, но при директоре, особенно при самом лучшем, потягиваться неудобно.
Опять закурлыкал телефон. За дверью послышался сдержанный голос Евдокии Герасимовны:
– Бориса Ивановича нет, он на открытом уроке.
Джонни деликатно прикусил улыбку. Директор досадливо посопел. Потом сказал:
– А перед Анной Викторовной ты сегодня же извинись.
– Ну вот… – расстроенно откликнулся Джонни.
– Не "ну вот", а извинись.
– Я, конечно, могу, – снисходительно сказал Джонни. – Только это непедагогично.
– Что-о?
– Она решит, что я и правда виноват, а это неправда. А обманом никого не воспитаешь.
– Но ты же в самом деле виноват!
– Я?
– А кто же! Ты – зачинщик. Эксперимент затеял, а посоветоваться с Анной Викторовной не додумался. Отсюда и скандал. Какое ты имел право ставить опыт на ее уроке без ее разрешения?
Джонни озадаченно взлохматил затылок.
– Да… Это я не сообразил… Я так и скажу: "Извините, что забыл посоветоваться".
– Вот-вот. Так и скажи.
– Так и скажу.
Пожалейте дракона!
После третьего урока Джонни повстречал на лестнице Инну Матвеевну. Она ужасно обрадовалась. Она сказала, что ищет его целый день.
– Женя, ты должен меня спасти!
– Ладно, – сказал Джонни.
Он, конечно, не знал, от чего надо спасать Инну Матвеевну, которая в давние времена учила его в младших классах. Но понимал, что это его долг. Кроме того, Инна Матвеевна была мамой Катьки Зарецкой. Если Джонни ее не спасет, Катька решит, что он поступил так назло. Ей, Катьке, назло. А это было бы мелочно и недостойно.
– Спасу, – пообещал Джонни. – Сегодня?
– Да! Мы с моими третьеклассниками придумали новогоднее представление. Такой спектакль. Одна знакомая, одноклассница моя бывшая, она в библиотеке работает, написала целую пьесу. Очень славная пьеса, как раз для ребят, но там участвует чудовище…
У Джонни от сдержанного интереса под желтыми космами зашевелились уши.
– Прекрасное страшное чудовище. Змей Горыныч с тремя головами. Но его надо сделать, а никто не знает как. Они все у меня в классе какие-то бестолковые, ни капельки инициативы. Только галдят. Не то что были вы… Помнишь, каких прекрасных огнедышащих чертей вы мастерили во втором классе?
Джонни помнил. Он внутренне усмехнулся. Но он был джентльмен и не стал напоминать, что три года назад огнедышащие бесы из пенопласта и лампочек не вызывали у Инны Матвеевны столь большого восторга. Тем более что второклассники развлекались ими отнюдь не на празднике…
– Значит, чудовище… – задумчиво сказал он.
– Да! Женя, я дам тебе сценарий, он коротенький, ты его быстро прочитай, а после четвертого урока приходи к нам на классный час. Хорошо?
Джонни солидно кивнул.
– А почему ты к нам домой не заходишь, Женя? Так давно уже не был…
Джонни мигнул. Он умел себя сдерживать, но сейчас у него чуть-чуть не вырвалось:
"Спросите у Катьки".
И тогда, наверно, произошел бы такой разговор:
"У Кати? Женя… Неужели вы поссорились? "
"Вот еще… "
"А что же случилось? "
"Просто… как ни придешь – ее или дома нет, или торчит там Алхимик".
" Кто? "
"Ну, этот… Вовка Шестопалов из Катькиной школы. Шестиклассник… "
"Ах, этот… Я поговорю с Катей. Он, кстати, не очень мне нравится. Какой-то хулиганистый на вид".
"Что вы, Инна Матвеевна! Он нормальный парень! Он, знаете… такой целеустремленный. И способный. Мы с ним друг друга понимаем".
"Тогда почему нельзя дружить втроем? "
"Я это Катьке тоже говорил… И Алхимик, по-моему, говорил… "