И мы горды, и враг наш горд,
Рука забудь о лени.
Посмотрим, кто у чьих ботфорт
Посмотрим, кто у чьих ботфорт,
В конце–концов согнёт свои колени.
Боль затапливает меня волной, сжимая сердце в тиски; я рыдаю и стону от отчаяния; а Джексон просто поёт до тех пор, пока не засыпаю у него на руках.
Когда твой друг в крови,
На войне, как на войне
Когда твой друг в крови,
Будь рядом до конца.
Но другом не зови,
А la guerre comma а la guerre
Но другом не зови…
Ни труса, ни лжеца.
16
— Натали просила подстричь её, — сказал Джексон на следующий день, сметая состриженные волосы в совок, — Пойдёшь со мной?
Я кивнула, и направила длинную ножку вентилятора на себя. После трёх работающих фенов в помещении салона было невыносимо душно, а на мне была закрытая кофта и узкие джинсы. Синяки расцветали фиолетовым цветом по всему моему телу; и я решила не пугать клиентов и не расстраивать Джексона лишний раз.
— Она говорила мне, что хочет перекраситься, — говорю я, наслаждаясь потоками воздуха, бьющими в моё лицо.
— Да? — Джексон воодушевился, — В какой цвет?
— Не знаю, — я облизнула пересохшие губы и почесала подбородок, — Но говорила о кардинальных переменах.
— Так, я просто обязан ей позвонить, чтобы узнать, — прокудахтал он за моей спиной.
Хлопнула крышка мусорного ведра, в которое полетели волосы. За стенкой включился солярий, громко загудела вентиляция. Джексон появился в поле моего зрения и поморщился:
— На улице двадцать семь, а они под лампы прут. Где логика?
— Не знаю, — промычала я, — Духота невыносимая.
— Тебе только паранджи не хватает, — фыркнул Джексон, — Что за херня с тобой приключилась?
— Неважно, — лениво пробормотала я, разлепив один глаз, — И не начинай, пожалуйста.
— Ладно, ладно. Я не твоя мамочка, — он нахмурился и посмотрел в журнал, — Больше никого не записано. Давай закругляться.
— Ещё час до закрытия, — я устало потёрла шею.
— Ну и что? Больше никто не придёт, — Джексон пожал плечами и сложил руки на стойке. Толкнув меня плечом, он подёргал бровями, — Пошли. Я помогу с уборкой.
— Валяй. Пылесос в подсобке, — я махнула рукой и невольно улыбнулась, — Я солярии помою и кабинеты.
— Опять на меня общий зал спихиваешь? — прищурился он.
— Ты сам вызвался, — фыркнула я в ответ на его недовольное лицо, — Пока убираемся, полчаса пройдёт, и закрою кассу. А то меня уволят.
— Не уволят, — Джексон потрепал меня по макушке, взъерошив мою чёлку, — Хозяйка меня любит. Да и ты ей нравишься.
— Это пока я работаю до закрытия, — я встала с высокого стула, и направилась в маникюрный кабинет, — А если я буду уходить на час раньше, она мигом найдёт мне замену.
— Блин, открыть бы своё дело, — вздохнул Джей–Джей, — Чтобы приходить, когда захочешь; уходить, когда захочешь.
— Тогда ты ни хрена не заработае–е–ешь, — крикнула я, вытирая пыль со стола и собирая мусор.
Пока я ходила между кабинетами, протирая полки и столики; заменяя мусорные мешки в вёдрах и расставляя на место косметику; Джексон пылесосил общий зал и подсобку. Набрав воды, я прошлась влажной тряпкой по полу и оставила её ему, ехидно усмехнувшись. Солярии я протёрла быстро, параллельно сняв показания и записав их в блокнот. Пока Джексон намывал каменную плитку на полу, я внесла все данные в журнал; закрыла кассу и убрала чек в ящик.
Оглянув довольными взглядами чистый зал, мы выключили свет и поставили дверь на сигнализацию. Джексон потянул меня в сторону центра, решив подышать свежим воздухом и пройтись пешком.
— Будешь хот–дог? — спросил он у очередного киоска, который мы почти прошли мимо.
— Нет, — проскулила я, — Мороженое давай. Я сейчас расплавлюсь.
Моя одежда прилипла к телу; а чёлка начала раздражать без меры. Если бы я знала, что под ней лоб обливается потом, я бы сделала её зимой, а не летом. Или вообще бы не сделала.
— Окей, жди здесь, — Джексон нырнул под козырёк, оставив меня стоять на тротуаре в гордом одиночестве.
Я глубоко вздохнула и вытянула руки вперёд, разминая затёкшую спину; и заодно освежая потные подмышки дуновением воздуха. Мне посигналила проезжающая мимо машина, и я вскинула голову, чтобы посмотреть ей вслед. Она показалась мне подозрительно знакомой, но разглядеть её я не успела.
Мой мобильник взвизгнул, и я наклонилась к сумочке, чтобы найти его в её недрах. Уколовшись о спицу, я чертыхнулась; но всё–таки вытащила телефон, который продолжал разрываться на всю улицу дикими воплями.
На экране высветился номер Артура. Мне пришлось сделать успокаивающий вдох, перед тем, как снять трубку:
— Да.
— Привет.
— Привет, — ответила я, разглядывая подходящего ко мне Джексона.
Он протянул мне стаканчик ванильного мороженого, покрытого шоколадной глазурью, и желудок скрутило тугим узлом. Я толком не ела за день, перехватив только бутерброд с утра, и выпив около десяти чашек кофе.
— Хорошо выглядишь, — донеслось из телефона.
Так неожиданно, что я чуть не выронила трубку. Я залюбовалась пальцами Джексона, которыми от обхватил свой хот–дог; а затем его губами, на которых осталась горчица, когда он откусил приличный кусок хрустящей булки с сосиской.
— Спасибо. Это ты сигналил?
— Да. Куда идёшь? — спросил Артур.
— С каких пор я должна перед тобой отчитываться? — прижав динамик к груди, я тихо сказала Джексону, — Иди вперёд, я догоню.
Он стянул сумку с моего плеча и закинул её на своё. Развернувшись, он зашагал уверенной походкой впереди; периодически наклоняя голову с длинными прядями, связанными в огромный тугой узел, чтобы откусить хот–дог.
— Кира? — донеслось из трубки, когда я поднесла её к своему уху.
— Да, я здесь.
— Я тебя отвлекаю?
— Не то, чтобы да, — я запнулась, глядя на удаляющуюся спину Джексона, — Есть немного. Так что ты хотел?
— Просто увидел тебя и позвонил.
— Это странно, не находишь?
— Нет. Я не могу тебе звонить?
— У нас была договорённость, — я откусила верхушку мороженого, и мои слова получились невнятными.
— Я не могу передумать? — произнёс Артур со смешком, — Что кушаешь?
— Мороженое, — ответила я, впиваясь зубами в спасительный холод.
— Вкусно?
— Очень.
Он снова замолчал. Я тоже не нашла никаких слов для поддержания беседы, поэтому просто облизывала свой стаканчик, ожидая, что он заговорит снова.
— Какой–то глупый у нас разговор, — вздохнул наконец–то Артур, — Как будто подростки.
Я фыркнула в трубку, и снова лизнула пломбир.
— Ты издаёшь сексуальные звуки, ты в курсе? — насмешливость в его тоне заставила меня улыбнуться.
— Я не менее сексуально облизываю этот стаканчик, ты знаешь.
— Ну почему ты такая вредина? — простонал Артур, и мои щёки чуть не треснули, — Зачем ты издеваешься?
— Я вообще ничего не делаю, это ты мне позвонил.
— Не хочешь, не буду звонить, — буркнул он недовольно.
— Не хочу.
— Ну и ладно, — Артур повесил трубку.
Я покачала головой, и ускорила шаг, чтобы догнать Джексона, но мой телефон завизжал снова. Машинально сняв трубку, я протянула:
— Да–а–а?
— Я передумал. Я буду тебе звонить, — злобно произнёс глубокий голос.
Я, не выдержав, расхохоталась:
— Ты ведёшь себя, как мальчишка. Чего ты хочешь?
— Тебя, — спокойно ответил он, хлопнув дверцей машины на заднем фоне.
— А из доступного?
— А ты недоступна?
— Ты обещал, что ты отвалишь, — я начала раздражаться, и это засквозило в моём голосе.
— Я не из тех, кто держит свои обещания, — бросил Артур, — Я позвоню позже.
Он отключился в тот момент, когда рядом с ним раздались голоса и женский смех. Я удивлённо посмотрела на телефон, и приподняла брови.
Что он вообще о себе думает?
Выключив мобильник, я засунула его в карман джинсов и поджала губы.
— Кто звонил? — спросил Джексон, когда я поравнялась с ним.
— Неважно.
— Твой музейный экспонат? — не унимался он, комкая бумагу от хот–дога, и бросая её в урну на нашем пути.
— Неважно, — резко сказала я.
— Фу, ты чего такая злая?
— Просто… — я перевела дыхание и мысленно посчитала до пяти, — Он меня бесит.
— Почему?
— Просто бесит. Он обещал, что не будет звонить; и звонит. Говорит гадости, а потом извиняется. Бесит, — в сердцах выпалила я, выбросив недоеденное мороженое прямо на тротуар.
Оно мгновенно растеклось белой лужей на раскалённый асфальт. Прохожие одарили меня осуждающими взглядами.
— Ему сколько лет? — серьёзно спросил Джексон, когда мы снова зашагали по улице, после моего небольшого выступления.
— Не знаю. Лет тридцать, наверное.
— Судя по описанию — тринадцать, — он звонко рассмеялся, а потом обхватил меня свободной рукой за плечи, — Хочешь, мы с ребятами набьём ему морду? Уверен, он не сможет долго отмахиваться от толпы голубых мальчиков, — прижав меня к себе, пропел Женька.
Я вспомнила несколько фраз, брошенных Артуром; то ли ненароком, то ли специально. Потом вспомнила его лицо, перекошенное от ярости, когда он бил того парня из клуба. Отрицательно помотала головой и ответила:
— Неважно.
17
Натали ждала нас, растянувшись на диване и расписывая свой гипс чёрным маркером.
— Привет, — задумчиво произнесла она, старательно выводя какие–то каракули на бинтах.
— Чем занимаешься? — спросили мы одновременно.
— Пишу автографы. Хотите? — подняв голову, она протянула маркер, — Я попрошу, чтобы его сняли аккуратно, и оставлю на память.
— Давай, — Джексон подпрыгнул к дивану и перехватил у неё маркер.
Подняв ногу, Ната позволила ему сесть на диван. Джексон обхватил несчастную конечность Наташки рукой, и начал старательно выводить что–то на гипсе, высунув язык и ехидно ухмыляясь.
— Что ты пишешь? — вырвалось у меня, пока я вытаскивала из сумки краску для волос и футляр с инструментами Джексона.
Посмотрев на недовязанную шапку, я вытащила и её вместе с клубком ниток, решив воспользоваться возможностью её доделать; всё равно они будут заняты.
— Увидишь, — голос Жени был полон энтузиазма, пока он карябал что–то на Наташкиной ноге.
Плюхнувшись в бабушкино кресло, я вытянула ноги и начала обмахиваться рукой:
— Боже, эта жара невыносима.
— Возьми у меня халат, — сказала Натали, с интересом наблюдая, за действиями Джексона, — В ванной.
Я покачала головой и продолжила сидеть, развалившись на кресле.
— Готово, — взвизгнул Женька.
Натали приподнялась на руках, чтобы разглядеть его творение.
— Ну ты и скотина, — прошипела она, — Всю задумку испортил. Я вазу хотела сделать, — проскулила она.
Поднявшись, я подошла к дивану и наклонилась над гипсом, чтобы прочитать надпись. Мне пришлось извернуться, ведь распознавать текст вверх тормашками я не умею.
«Самая сладкая киска на свете;)».
— Браво, Джексон, — вырвалось у меня, — Ты — гений.