Драки и секс несли с собой нужное облегчение и были необходимы ему как инсулин больному диабетом. Это помогало ему держать себя под контролем, но срабатывало не всегда. Тогда-то и начинался кошмар для всех, включая его самого.
Боже, как он устал быть заложником собственного тела, удовлетворяя его потребности, пытаясь удержаться от превращения в зверя. Конечно, и красота и сила — это замечательно. Но он, не задумываясь, променял бы их на уродство, лишь бы получить хоть чуточку покоя. Проклятье, он даже не помнил, что такое безмятежность. Он уже с трудом понимал, кто он такой.
Саморазрушение началось довольно быстро. Через несколько лет после получения проклятья он перестал надеяться на какое-то облегчение и просто пытался жить с ним, не навредив окружающим. И тогда он начал погибать внутри себя. А теперь, сто лет спустя, он был практически мертв: ничего, кроме красивой обертки и пустого очарования.
Он окончательно смирился тем, что являет собой лишь угрозу для окружающих. Кто бы ни находился рядом с ним — был в опасности. Пережить это было еще тяжелее, чем ту физическую боль, что приносило с собой внешне превращение, вызванное проклятьем. Он жил в постоянном страхе причинить боль одному из братьев. Или Бутчу.
Рейдж обошел внедорожник и взглянул на человека через лобовое стекло. Господи, кто бы ему сказал, что он свяжется с Homo Sapiens?
— Встретимся позже, коп?
Бутч пожал плечами.
— Не знаю.
— Удачи, мужик.
— Все будет, как будет.
Рейдж мягко выругался, когда Эскелейд отъехал, и они с Вишесом отправились через парковку к бару.
— Кто она, Ви? Одна из нас?
— Марисса.
— Марисса ? Бывшая шеллан Рофа? — Рейдж покачал головой. — О, мужик, мне нужны детали. Посвяти меня.
— Я не расспрашивал его об этом. И тебе не советую.
— Тебе что, неинтересно?
Ви не ответил. Они подошли к входу в бар.
— Ладно, ты ведь уже все знаешь, так? — Спросил Рейдж. — Ты знаешь, что случиться в будущем.
Ви слегка приподнял плечи и направился к двери. Рейдж уперся в дерево рукой, останавливая брата.
— Эй, Ви, а я тебе когда-нибудь снился? Ты знаешь что-то о моем будущем?
Вишес потряс головой. В неоновом свете значка Курс было видно, как его левый глаз, окруженный татуировкой, почернел. Зрачок увеличивался, сначала поглотил радужку, затем белок, пока глаз не превратился в черную дыру.
Как будто Рейдж смотрел в бесконечность. Или в Забвение, если бы был мертв.
— Ты, правда, хочешь знать? — Спросил его брат.
Рейдж опустил руку.
— Только одну вещь. Доживу ли до дня избавления от проклятья? Обрету ли я тишину покоя?
Дверь неожиданно распахнулась, и на улицу вывалился пьяный мужик, скрюченный как грузовик со сломанной осью. Парень направился к кустам, где его вырвало, а потом свалился на асфальт лицом вниз.
Смерть — один из способов обрести покой, подумал Рейдж. Ведь все умирали. Даже вампиры. В конце концов.
Он старался не встречаться с братом глазами.
— К Черту, Ви. Я не хочу знать.
Он уже был однажды проклят, и оставался еще девяноста один год до его освобождения. Через девяноста один год, девять месяцев и четыре дня наказание будет окончено, и зверь перестанет быть частью него. Зачем ему кликать вселенское недовольство, пытаясь узнать, доживет ли он до освобождения?
— Рейдж.
— Что?
— Вот что я тебе скажу. Твоя судьба идет к тебе. Она будет рядом совсем скоро.
Рейдж рассмеялся.
— О да? И что это за женщина? Я предпочитаю…
— Она девственница.
Холодок пробежал по позвоночнику Рейджа и вонзился ему в зад.
— Ты издеваешься надо мной?
— Посмотри на мой глаз. Ты думаешь, это шутки?
Ви постоял с минуту неподвижно, затем открыл дверь бара, выпуская наружу запах пива, человеческих тел и ритм старых добрых Guns‘n’Roses.
Когда они вошли внутрь, Рейдж прошептал:
— Ты гребанная загадка, братец. Это точно.
Глава 3
Павлов был прав, подумала Мэри, направляясь на машине в центр города. Ее паническая реакция на телефонный звонок из офиса доктора Дэлиа-Крос была рефлексом, не имеющим под собой никакого логического обоснования. «Дальнейшие исследования» могли представлять собой что угодно. Даже если она и воспринимала любые врачебные новости как катастрофу, это не означало, что у нее нет будущего. Она не имела понятия, что могло пойти не так. Ведь ремиссия длилась уже почти два года, а она чувствовала себя вполне нормально. Конечно, она устала, но кому сейчас легко? Ее основная и волонтерская работы отнимали силы.
С утра она позвонила на работу, чтобы узнать предписания. А сейчас ехала заменить Билли на его горячей линии для самоубийц.
Тревога немного отступила, и она сделала глубокий вдох. Следующие двадцать четыре часа станут тестом на выносливость: нервное напряжение превратит ее тело в батут, а мозг — в воронку. Периоды паники сменялись затишьем, и ей хватало сил бороться с зарождающимся страхом.
Она припарковала Сивик на Десятой улице и побежала к обветшалому шестиэтажному зданию. Эта часть города была неудачной демонстрацией попытки превратить во что-то приличное «неблагополучный квартал» в 70-ых годах. Дело, начавшееся с оптимизма, закончилось провалом, и теперь пространство офиса соседствовало с дешевым жильем.
Она остановилась у входа и помахала рукой двум полицейским, проезжавшим мимо в патрульной машине.
Головной офис горячей линии по предотвращению самоубийств находился на втором этаже, и она посмотрела наверх на его светящиеся окна. Ее знакомство с горячей линией было личным: она звонила туда. А три года спустя сама поднимала трубку, чтобы спасти кого-то по четвергам, пятницам и субботам. Она также работала по праздникам и подменяла людей, когда это требовалось.
Никто не знал, что однажды она звонила сюда. Никто не знал, что у нее лейкемия. И если ей снова придется вступать в войну с собственной кровью, она оставит это при себе.
Она наблюдала за медленным угасанием матери и не хотела видеть рядом со своей постелью рыдающих от горя людей. Она уже чувствовала бессильную ярость, что приходит с осознанием конца. Она не хотела вернуть то ужасное время, когда ее тело медленно умирало и приходилось бороться за каждый вздох.
Окей. Никогда не оглядываться назад.
Мэри услышала шарканье и краем глаза уловила какое-то движение, как будто кто-то проскользнул за здание, не желая быть замеченным. Она ввела код в замок на двери, вошла внутрь и стала подниматься по лестнице. Добравшись до второго этажа, она позвонила в интерком на входе в офис горячей линии. Проходя через ресепшен, Мэри помахала рукой исполнительному директору, Ронде Кньют, разговаривавшей по телефону. Потом кивнула Нэн, Стюарту и Лоле, которые работали сегодня вечером, и расположилась в свободной кабинке. Удостоверившись, что у нее есть все необходимые бумаги, пара карандашей и специальный справочник горячей линии, она достала из сумки бутылку с водой.
Почти мгновенно зазвонил один из ее телефонов, и она посмотрела на высветившийся номер. Она хорошо знала его. В полиции ей сказали, что эти звонки идут из телефонного автомата в центре. Это снова был он.
Телефон зазвонил во второй раз, она взяла трубку и, следуя предписанному сценарию, произнесла:
— Горячая линия по предотвращению самоубийств. Это Мэри. Могу я чем-нибудь помочь вам?
Тишина. Не слышно даже дыхания.
Смутно до нее доносилось рычание автомобильного мотора, потом исчезло и оно. Согласно проверке входящих телефонных соединений, проведенной полицией, звонивший всегда пользовался уличными автоматами и менял место положения так, что его невозможно было отследить.
— Это Мэри. Чем я могу вам помочь?
Нарушая предписанный протокол, она понизила голос:
— Я знаю, что это ты. И я рада, что ты снова дозвонился мне сегодня вечером. Но, пожалуйста, скажи мне, как тебя зовут. Что случилось?
Она ждала. Звонивший положил трубку.
— Один из этих, твоих? — Спросила Ронда, делая небольшой глоток из кружки, полной травяного чая.
Мэри повесила трубку.
— Как ты догадалась?
Женщина кивнула через плечо.
— Я слушала множество разговоров оттуда, но не один из них не зашел дальше приветствия. А потом я вдруг увидела, как ты пригибаешься ближе к телефону.
— Да, ну…
— Слушай, ко мне сегодня снова приходили копы. Они не могут уделять необходимого внимания каждому телефону в центре города, да и не готовы они заходить так далеко в этом деле.
— Я говорила тебе. Не несут эти звонки никакой опасности.
— Да ты и сама не знаешь.
— Да ладно тебе, Ронда. Это продолжается уже девять месяцев, так? Если бы они хотели навредить мне, они бы это уже сделали. Я, правда, хочу помочь…
— Это меня тоже беспокоит. Ты явно защищает того, кто звонит. Ты принимаешь это слишком близко к сердцу.
— Нет, не принимаю. Они звонят сюда по какой-то причине. И я знаю, что могу помочь им.
— Мэри, остановись. Послушай себя. — Ронда выдвинула стул и, садясь, понизила голос. — Это… Мне тяжело говорить тебе об этом, но, по-моему, тебе нужен перерыв.
Мэри отшатнулась.
— Перерыв в чем?
— Ты перерабатываешь.
— Я прихожу сюда столько же раз в неделю, сколько и остальные.
— Но ты остаешься здесь после окончания своей смены и постоянно подменяешь других людей. Ты слишком вовлечена в эту работу. Я знаю, сейчас ты подменяешь Билла, но я хочу, чтобы ты ушла, когда он вернется. И я не хочу, чтобы ты приходила сюда в ближайшую пару недель. Тебе нужны перспективы. Это тяжелая, изнурительная работа, и тебе нужно немного отдохнуть от нее.
— Не сейчас, Ронда, пожалуйста, только не сейчас. Мне просто необходимо быть здесь.
Ронда мягко сжала напряженную руку Мэри.
— Это не то место, где тебе следует искать решение собственных проблем, и ты знаешь это. Ты один из моих лучших волонтеров, и я очень хочу, чтобы ты вернулась. Но только после того, как немного проветришь голову.
— Мне может не хватить отведенного времени, — прошептала Мэри.
— Что?
Мэри встряхнулась и выдавила улыбку.
— Ничего. Конечно, ты права. Я уйду сразу же, как только вернется Билл.
Билл приехал примерно через час, и спустя две минуты Мэри уже вышла из здания. Добравшись до дома, она захлопнула входную дверь и прислонилась к деревянным панелям, прислушиваясь к тишине. К ужасной, сокрушительной тишине.
Боже, ей так хотелось вернуться в офис горячей линии. Ей были необходимы мягкие голоса других волонтеров. И телефонные звонки. И жужжание флуоресцентных ламп на потолке…
Потому что, когда ее мозг ничего не отвлекало, в нем всплывали страшные картины: больничные койки, иглы, пакет с лекарствами, висящий рядом с ней. В сознании возникло видение: она, с лысой головой и серой кожей, впалые глаза. Она не похожа сама на себя. Она не чувствует себя собой.
И тогда она вспомнила, каково это — не чувствовать себя человеком. Как только начались сеансы химиотерапии, она перешла в худшую группу больных: они умирали, становились страшным, жалким напоминанием о конечности человеческой жизни.
Мэри рванулась на кухню через комнату, распахнула окно. Страх душил ее, но морозный ночной воздух ослабил давление на легкие.
Ты не знаешь наверняка, что не так. Ты не знаешь наверняка…