Трактирщица долго со мной препиралась, доказывая, что все они девственницы, но я сразил ее на повал, сказав, как хорошо знаю, что на устроенном ею аукциона девственница была всего одна.
На следующий день с утра она притащила в нашу комнату сразу пятнадцать особ женского пола, но, когда я безошибочно распознал единственную среди них девицу — возрастом оная была около пятнадцати лет — и тут же увлек ее к кровати, трактирщица подняла шум, крича, что это ее племянница и приведена сюда единственно для того, чтобы определить, насколько верно я чувствую девство.
По крайности, в безошибочности моих суждений убедилась не только она, но и Быстрые Глазки. Уважения к магии и к потусторонним духам в нашем капитане после этого только прибавилось.
Утром третьего дня я встретил в районе порта, куда ходил проверять порядок на нашем судне, двух самых настоящих девственниц, которые весьма недвусмысленно предложили мне показать все, что у них есть за пару медных монет. Старшая, которой минуло уже одиннадцать, еще могла представлять для меня интерес. Однако, когда я объяснил им, за что именно они могли бы получить у меня не медяк, а целый серебряк, обе с дикими визгами бросились на утек. Мне оставалось только поспешно удалиться, коря себя за то, что не предложил золотую монету — уверен, это сразило бы их наповал.
Вечером того же дня Быстрые Глазки захотела побыть с нашей маленькой Триной и, поскольку, отправив под благовидным предлогом братца на корабль, она доказала, что ротик ее по прежнему быстр и хорош, я охотно уступил. Вместе с вернувшимся из гавани Крикуном, мы спустились на первый этаж таверны. Он — в тайной надежде найти шлюху подешевле, я, поскольку к шлюхам склонности не имею, — найти хорошего вина.
Вместо всего этого нашли десяток человек из нашей собственной команды и начались крики и объятия, как будто мы не виделись лет десять. Затем сдвинули пару столов, вытрясли у кого, что было в карманах — я до сих пор благодарен Глазкам, что она не дала мне забрать с собой всю мою долю, а часть оставила на хранение при себе, — и вино начало литься рекой.
26
Проснувшись, я долго не мог понять, где нахожусь: комната была достаточно уютной, но совершенно незнакомой. Еще более незнакомой оказалась пышнотелая особа не первой молодости, в голом виде возлежавшая на большей части постели. Девица лет семнадцати, с миловидным зареванным личиком хлопотала накрывая на стол завтрак. Девственницу в ней я определил с первого взгляда.
— Мир дому сему, — произнес я первое, что пришло мне в голову, пытаясь сообразить, где именно нахожусь. — Доброго всем утра и здоровья.
— И вам доброго утра… папенька, — последнее слово девица вымолвила с такой гримасой, будто у нее внезапно отчаянно разболелись зубы.
— А, проснулся, муженек, — пробурчала пышнотелая очухиваясь ото сна и тут же полезла ласкаться. — Ну-ка, поцелуй свою малышку Лу.
В смущении обшаривая телеса соседки по кровати, я любезно чмокнул ее в щеку, лихорадочно пытаясь сообразить, что собственно произошло и высматривая по сторонам свою одежду, ибо был абсолютно наг.
В первый момент я решил, что Боги, за какое-то прегрешение — а было-то у меня их последнее время предостаточно — вдруг поместили мою душу в чье-нибудь чужое тело. Мысли о возможности подобного неоднократно высказывались во всяких мудрых книгах, хотя наяву никто с эдаким не сталкивался. Потом, натягивая штаны и глянув на себя в зеркало, я пришел к выводу, что и лицом и сложением никак не отличаюсь от того себя, которого привык видеть постоянно.
Тут мне пришла мысль, что я долго болел и только от того не помню свою жену и совсем взрослую дочку, а все ужасы моей жизни — демоны, плутовство и пиратство — есть ни что иное, как горячечный бред.
— Но тогда, — спросил я сам себя, — что делает у постели эта ржавая сабля? И каким таким родом деятельности нужно еще заниматься, чтобы таскать на себе красные шаровары и меховой, по такой жаре, плащ?
Особа же, именовавшая меня супругом, помогла мне привести себя в порядок и, усадив за стол, принялась потчевать завтраком.
— Мне бы нужно сходить на корабль, — наугад сказал я, даже и не ведая, а бывал ли когда-нибудь хоть на одном корабле.
— Конечно, муженек, конечно же, — охотно подхватила женщина. — Я сама тебя провожу. Нужно же забрать серебро.
Снова пришел мне черед впасть в задумчивость. Ибо, если имеет она в виду кусок серебра, который достался мне при дележе, то он, находится у Глазок, а та, скорее всего, — в таверне. Если же, речь идет о серебряных монетах, то я их, верно, пропил — карманы моего камзола пусты, а на попойку я вчера угодил с ними.
С другой стороны, а был ли дележ? Была ли Быстрые Глазки? Маленький Крикун? В том, что попойка была, я не сомневался, так болела моя голова. Но вот с кем я пил?
Выйдя с незнакомой мне супругой за ворота дома, я с облегчением убедился, что порт Жемчужный не привиделся мне в горячечном бреду. Вон они, знакомые улицы, вон — таверна, а вон и «Морская Кобылка» у причала.
— Жди тут. Женщина на корабле — к несчастью, — приказал я спутнице и поднявшись по трапу робко спросил у вахтенного. — Капитан здесь?
— Здесь, — зевая кивнул тот. — С полночи явилась, злющая, как демон.
Стремглав я кинулся в знакомую и показавшуюся такой родной каюту:
— Глазки!
— Бес! Глупейшее ты создание, что ты наделал?! — бросилась она навстречу.
— Папочка! — кинулась ко мне в объятия Трина. — Папочка не оставайся с этой ужасной женщиной. Я все для тебя буду делать, хочешь?
Она вдруг всхлипнула, что окончательно меня смутило.
— Что со мной произошло? — прочистив горло спросил я. — Кто-нибудь знает?
— Ты женился, — трагическим голосом поведала мне Быстрые Глазки. — Неужели ты совсем ничего не помнишь?
— Как женился? — ужаснулся я и по удивлению моему она поняла, что память, и впрямь, мне отказала.
Срывающимся от волнения голосом поведала моя подруга по пиратскому ремеслу, как вчера, когда более благоразумные товарищи мои по пирушке, отправились к шлюхам, я откололся от честной компании и выбрел на ночные улицы города. Как разрывался более трезвый Крикун между похотью и долгом, а потом побрел за мною следом, не в силах догнать, поскольку ноги его изрядно заплетались, но прекрасно видя, как задеваю я через одну всех встречных поперечных девиц и предлагаю расстаться с девством, пока не поздно.
Как разыгралась ужасно скандальная сцена, когда пристал я к какой-то особе идущей по улице с дочерью. Как собралась толпа зевак и особа винила меня в бесчестии, а я же на всю улицу орал, что вот я, славный шкипер Бес В Ребро, пришедший из набега с полными сундуками серебра, а не какая-нибудь голытьба и, что, если надо, я и жениться могу.
И как вся эта толпа, во главе с моей будущей женой поволокла меня в ближайший храм, где я нахально повторив перед священником свои пьяные бредни, был в присутствии многочисленных свидетелей, повязан узами брака.
— О, Боги, за что вы караете меня так сильно?! — сокрушенно вздохнул я. — Ничего более нелепого со мной никогда еще не происходило.
27
— Послушай, — некоторое время помолчав спросил я свою рыжеволосую подругу, — а именем какого Бога меня поженили?
— Бог Лулах, он весьма чтим местными жителями, — ответствовала Быстрые Глазки.
— А входит ли он в Кадастр добрых Богов, утвержденный Духовным Советом нашего королевства?
Оставалась еще одна слабая надежда, но капитан тут же меня ее лишила:
— Входит. Брак законен и расторгнуть его нельзя без веских на то оснований.
— Да, — удрученно вздохнул я. — А там на пирсе моя дражайшая супруга ожидает, что я вернусь к ней с горами серебра. Не могли ли мы сразу же отплыть?
— Бес, мы не имеем права отплывать без ведома Свирепой Акулы, иначе вся ватага ополчится против нас. Он же никогда не разрешит обижать местных жителей и нарушать их законы. Ему ведь требуется иметь где-то безопасное пристанище. Так что, если власти обратятся к нам, пока мы находимся в порту, Акула отдаст тебя им.
Я обиженно объявил, что выдавать меня не за что и, уж, коли есть в этом деле пострадавшая сторона, то это, без сомнения, я.
— Не все так просто, — еще больше помрачнела Глазки. — Ты обещал ей серебро и она вышла за тебя замуж. Если теперь она не получит серебра, может обвинить тебя в обмане.
— О, Боги, — опять застонал я. — Где же взять такое количество серебра? Она что, рехнулась, когда поверила моим бредням?
— Бес, — с сочувствием глянула на меня собеседница, — сейчас идут важные переговоры и, в случае их успеха, ватага отойдет из порта со дня на день. Продержись еще немного. Из Жемчужного ты уйдешь законным мужем, но ведь возвращаться сюда не обязательно. Давай что-нибудь придумаем.
На пирс я выходил с карманами забитыми брусками свинца используемого для литья метательных ядер к катапультам. По размеру они были точь в точь, как брусок серебра, обломок которого достался мне в качестве добычи. Его я у Глазок забрал вместе с оставшимся золотым из моей доли.
— А где же сундуки? — с неудовольствием спросила супруга.
— Ты что, женщина, совсем ополоумела? — хоть я и собрался разговаривать учтиво, дабы не дать проснуться в ней подозрительности, но сдержаться не смог. — Уж лучше сразу бежать и кричать по всему городу, чтобы приходили и грабили. Вот, попробуй-ка мои карманы.
Ощутив в моих карманах немалую тяжесть она моментально расцвела:
— Ох, миленький муженек, прости свою маленькую, глупенькую Лу. Пойдем же скорее.
Вернувшись в уже знакомый мне дом, я отколол от обломка серебряного бруска небольшой кусок:
— Беги, женщина, к ювелиру и поменяй это на деньги. Купи сундук побольше, да привези его так, чтобы все видели, что он пустой, а то, не ровен час…
Замком я запасся заранее, чтобы быть уверенным, что в сундук никто без меня не заберется и обман не будет раскрыт.
Супруга моя стремглав отправилась выполнять указание, я же, решил продолжить знакомство с так нежданно приобретенной семьей.
— Иди сюда, — обратился я к хлопотавшей по хозяйству девице. — Что-то ты не ласкова со своим новым папочкой.
Девица, потупившись, неохотно приблизилась.
— Хороша, — окинув взглядом тонкую талию и заманчиво выпирающую грудь сделал я комплимент. О чем еще беседовать любящему родителю со взрослой дочерью, я и понятия не имел. — А отчего ты еще в девицах ходишь?
— Оставьте меня, ужасный вы человек! — вспыхнула она. — Ввалились в порядочный дом со своим награбленным серебром! Ослепили его блеском мою матушку! Была она честной вдовой, а теперь кто, пиратская жена?
— Я ее силком не тянул! — громко возмутился я вполне обоснованно, ибо, если верить Глазкам, стоило мне только о серебре заикнуться, так тут меня и окрутили. Спутница моя рыжеволосая вообще считала, что разговоры о женитьбе, которые я вел, касались более дочки, чем матери.
— Да уж, знал, как подкатиться! — тоже повысила голос девица. — Достатком прельстил! Богатством!
— Не ори на старших, выпорю! — разъярился я. — Задеру подол и так отхожу, что своих не узнаешь! Никакого почтения к старшим! Распустилась, вертихвостка! Я жизнью, можно сказать, рискую ежеминутно, а ты тут бедность проповедуешь? Походи по морям с мое, пожри солонину каждый день, поспи в тесном кубрике с полусотней висельников, а потом обличать будешь! Хорошо ли плохо, а я до шкипера дослужился! Небось дурака не возьмут!