Или, чего доброго, придумает убедительную причину для интереса к нему, Петяше, разных чокнутых адвокатов и парапсихологов…
Э!
Не нужно Вовке ничего рассказывать!
Там ведь, под дверью, Борис этот сидел… А подать-ка его сюды! Пусть рассказывает, что хочет, а Володька пусть послушает. А затем уж, Бориса выгнать, и, если Володька начнет задавать дельные вопросы, разговор завяжется сам собою. Авось даже додумаемся вместе до чего-нибудь конструктивного!
Петяша придавил в пепельнице сигарету, прошел в прихожую и, крутанув замок, выглянул на лестницу.
Борис, точно, до сих пор пребывал на лестничной площадке. Сидел себе на корточках, привалившись к стене.
И выглядел — как-то не по живому.
Холодея от предчувствия недоброго, Петяша подшагнул к Борису и тронул его за плечо.
Секунды три невидящие, словно бы стеклянные зрачки Бориса взирали прямо вперед. Затем глазные яблоки его медленно, натужно провернулись, уставились на Петяшу и вдруг стекли вниз по щекам, точно две огромных, противно-тряских слезищи.
Странная, притягательная сила заструилась из неживых темно-красных провалов глазниц, словно поток бездонной темноты, выдавивший глаза Бориса изнутри, понесся навстречу Петяше, но странным образом не отталкивал его, а, напротив, втягивал, всасывал в себя, увлекал к своим неведомым истокам, вселяя страх, равного которому, казалось, не испытывал доселе ни один человек. Страх сковывал, подавлял и размалывал, отсекая ощущения и обрубая всякую связь с окружающим миром.
Однако…
Слишком уж не желалось Петяшину разуму чувствовать такое. И бурный протест подкорки против сложившегося положения выразился во всплеске яростной, первобытной какой-то жажде покоя, разлившейся вокруг пронзительным, нейлоново-белым холодным сияньем.
25
Тьма отступила.
Перед глазами помаленьку развиднелось, и Петяша увидел, как мягко заваливается набок тело Бориса, рядом с которым…
…стоит невесть откуда взявшийся Димыч.
В дверном проеме безумно блестели глаза Кати.
Все тело сотрясала неуемная крупная дрожь. Колени, сделавшиеся дряблыми, точно член семидесятилетнего алкоголика, подгибались, и с этим было никак не совладать.
Димыч тронул Петяшу за локоть, кивнул Кате и вдвоем они буквально втащили его обратно в квартиру. Здесь уже поджидал — с полстаканом коньяку наизготовку — Володька.
— Ты чего это? Пей давай, пей…
Ценою чудовищного напряжения сил Петяше удалось выхлебать коньяк, почти не расплескав. После этого он мешком рухнул на подставленный кем-то стул. Из глаз текли слезы. Дрожь мало-помалу сходила на нет.
Гармония мира не знает границ…
— Катя, принесите, пожалуйста воды, — попросил Димыч.
Катерина, поняв смысл намека, без звука повиновалась.
— Петька! У тебя же виски совсем седые… — промолвил молчавший до сих пор Володька. — Что это было?
Димыч остро глянул на него:
— Что «это»?
— Я-то откуда знаю? — вскинулся Володька. — Сидели, о геополитике беседовали… Он вдруг сорвался и на лестницу. А там… Не знаю. Вроде бы и не было ничего. А с другой стороны, такое… не рассказать! С одной стороны — ничего, а с другой…
— Л-ладно…
Димыч налил полстакана и себе, разом выпил, задумчиво посмотрел на Петяшу, пребывавшего в невменяемости, и внезапно сильно хлестнул его костяшками пальцев по щеке.
Голова Петяшина мотнулась в сторону. Резкая боль заставила малость прийти в себя.
— Быстро! Не думая! — скомандовал Димыч. — Что с тобой было? Что ты чувствовал?
— Ч-черно все, — через всхлип проговорил Петяша. — У него глаза мертвые. А в глазах… то есть, из глаз… словом, везде вокруг…
Он замолчал.
Димыч покачал головой.
— Как ни странно, ответ исчерпывающе понятен. Звучит парадоксом, однако — факт. Вряд ли возможно описать лучше.
Трудно было понять, говорит он всерьез, или просто мрачно иронизирует.
— Чего описать? — с ужасом спросил ничего не понимавший Володька.
Но Димыч, словно не слыша его слов, устремил задумчивый взгляд к потолку, а затем внезапно встал и пошел в прихожую.
Слышно хлопнула входная дверь.
— Петька, — Володька положил руку Петяше на плечо, — что за фигня? Что с тобой случилось? У тебя же, правда, виски поседели…
Из прихожей вернулся Димыч. Смерив Петяшу каким-то странным взглядом, он молча кивнул Володьке, и вместе они вышли из комнаты.
В прихожей смачно клацнул замок входной двери, и от этого звука голова Петяшина моментально заполнилась до предела какой-то нестерпимо горячей мутью. Комната завертелась перед глазами, а после, разом погасла, точно служащие горэнергоснабжения, опамятовавшись от невесть чем вызванного приступа альтруизма, вновь отключили злостному неплательщику электричество.
26
Когда Петяша открыл глаза, вокруг было по-прежнему темно. Он, раздетый и укрытый одеялом, лежал на тахте. Рядом, уткнувшись носом в его плечо, посапывала Катерина.
Некоторое время Петяша лежал так, без единой мысли в голове. Затем безмысленная пустота обернулась безотчетной неуютной тревогой, непонятно чем вызванной. О сущности и причинах ее уже следовало задуматься.
Полежав еще немного, он осторожно, чтобы не разбудить Кати, выпростался из-под одеяла; как был, не одеваясь, прокрался к двери в квартиру и выглянул на лестничную клетку.
Тихий, гулкий полумрак парадной оказался совершенно таким, как обычно.
Ни Бориса, ни даже мертвого тела его — не было и помину.
Как же это? — растерянно подумал Петяша. — Неужто, Димыч с Вовкой куда-то уволокли? Зачем? Куда дели? Это же вроде преступления получается; а соседи по лестнице, особенно, есть там бабка такая вредная, из квартиры слева, наверняка через глазок в дверях усекли, как они тут колбасились… Или — нет? Или — это все вообще был сон, а он, Петяша, поскольку снов обычно не видит и к ним не привык, думает теперь хрен знает, что?
С какого боку подступиться к выяснению истинного положения дел, было непонятно. В конце концов Петяша решил, что лучше будет сидеть и не дергаться, пока его не трогают. Соседская вредная бабка, кабы что-то, по ее мнению, противозаконное заприметила, давно бы вызвала милицию, и уж тут бы без него, Петяши, никак не обошлось бы.
Раз все до сих пор спокойно, значит…
Однако дальше положение вещей можно было расшифровывать долго, и все варианты получались равновероятными. Поэтому Петяша счел за лучшее вернуться в квартиру и снова улечься в постель.
Оказавшись под одеялом, он — как-то на удивление сразу — заснул.
Разбудил его яркий солнечный свет.
Разлепив веки, Петяша нашел наступившее утро на редкость покойным. Тикавший на столе будильник показывал двадцать минут двенадцатого; солнце высвечивало на полу яркие неправильные четырехугольники; на дворе резвились дети, изображавшие, судя по кровожадным возгласам, каких-то нынешних мультяшных героев. Рядом все так же уютно спала Катерина. Вот же нервы у человека, подумал Петяша. Вчера тут такое было, а она ни единого вопроса не задала!
Спит себе…
Хотя, если ему, Петяше, все это попросту приснилось, приглючилось, какие там вопросы, что за бред в голову лезет…
Или бред в голову лезет как раз оттого, что «сон» имел место на самом деле?
Голова, надо сказать, под влиянием упомянутого бреда — а, может, просто спросонья — ощущала себя тяжеловато. Петяша прошел в кухню, поставил на самый маленький огонь джезву с кофе, затем отправился в ванную и влез под прохладный душ. Стоя под хиленьким водопадиком и одновременно орудуя зубной щеткой, он принялся приводить в порядок мысли.
Человек, утративший способность отличать реальность от всего остального, он — что? Он, вероятнее всего, находится в не шибко-то здравом уме. Может, голодуха так повлияла?
А, может, вообще всего этого — денег, еды, Катерины, разлада с Елкой — нет, и он, Петяша, вовсе лежит у себя на тахте, как лежал, и — это… как выражаются английские товарищи, starving to death?
Такого оборота тоже нельзя было полностью исключить. Но это ж насколько надо с ума сойти, чтобы такие достоверные глюки…
Петяша начал было проверять все, происшедшее с ним за последние недели на наличие последовательности и логики, но очень скоро запутался.
Что же делать?
Для начала, пожалуй, следует убедиться в собственной нормальности. Или же ненормальности, хрен с ним. Для этого нужно выбрать какого-нибудь платного, частнопрактикующего невропатолога (благо — деньги имеются), и пусть обследует.
Послушаем, что скажет. А там — посмотрим.
Несколько успокоившись тем, что наконец-то удалось принять хоть какое ни есть конструктивное решение, Петяша закрутил краны и отправился пить кофе. Приканчивая чашку, он услышал, как в комнате заскрипела тахта.
Кстати!
Вот голова худая; есть ведь простой и верный способ выяснить, что там вчера стряслось! Сейчас Катерину спросим. Не могла же она одновременно с ним, Петяшей, с бороздки съехать! Не бывает такого!
Катерина как раз входила уже в кухню, сонно потягиваясь плечами и протирая кулачком глаза.
Петяша протянул руку, обнял ее и привлек к себе на колени. Катя прижалась к нему, опустив голову на плечо. Распущенные волосы ее приятно защекотали щеку.
— Слушай… Мы что вчера делали перед тем, как спать лечь?
Катя подняла голову и удивленно посмотрела Петяше в глаза. Удивление во взгляде ее тут же сменилось тревогой. Она раскрыла было рот, чтобы ответить, но тут дверной звонок засвистел, залился мерзкой, пронзительной трелью.
27
Мысленно выругавшись злобным, кучерявым матом — что, несомненно, означало крайнюю степень озабоченности текущим моментом — Петяша пересадил Катю на стул и отправился открывать.
В прежние времена он, как правило, сразу распахивал дверь навстречу пришедшим, справедливо полагая, что грабить его, дело крайне недоходное и даже вовсе убыточное. Сейчас, подойдя к двери, он замешкался: вспомнилась оставленная Димычем записка.
Как быть?
Не открывать? Начнут в дверь трезвонить, покою не дадут. И потом, может, это кто-нибудь по делу…
Петяша решил ограничиться компромиссным вариантом.
— Кто там? — спросил он, берясь за вертушку замка.
— Я, Борис, — отвечали из-за двери голосом Бориса. — Открой, пожалуйста.
Под ложечкой тревожно засосало, однако в то же время Петяша ощутил заметное облегчение: слава те, Будда Амида, никто не помер, а значит, и никакой тревожной деятельности под его дверью вчера не наблюдалось. Так, обуреваемый двумя противоречивыми чувствами, он и открыл дверь.
За дверью и впрямь находился Борис. Шагнув в квартиру, он тревожно оглянулся на лестницу и, может быть, малость слишком поспешно, захлопнул за собой дверь.
— Ну? — требовательно спросил Петяша.
Сделалось совершенно ясно, что все вчерашнее было только сном либо непонятно чем вызванным бредом… только вот, когда же именно кончилась явь и начались глюки?
Но об этом Петяша поразмыслить не успел: Борис извлек из-за пазухи и гордо протянул ему какую-то тетрадь — толстую, старую, в грязно-коричневой липкой клеенчатой обложке.