– Пожалуйста… кто-нибудь скажет, почему я здесь?
– Это не может быть правдой, – обращается один из синих к Ведде. – Этот жалкий птенец не та, кого мы выслеживали всё это время, не Аза Похищенная. Она пустышка.
– Жизнь среди подводников нанесла ей ущерб, – замечает кто-то ещё.
– И Дыхание, что доставило её на борт. Оно, наверное, тоже навредило. Оно перетащило её, – говорит другой с отвращением и ужасом. – Я слышал, её вырезали из кожи, в которой она жила. Омерзительно.
Все присутствующие содрогаются.
– Поразительно, что после такого она вообще выжила, – встревает первый синий.
У меня начинается морская болезнь. Один из синих проводит по моей груди острыми костяшками пальцев, толкает, и я слышу, как птица в моих лёгких щебечет – хрипло и приглушённо.
– Кэнвр свил гнездо в её лёгком, – говорит Ведда. – И никогда не угнездился бы в другом. Для капитана этого доказательства достаточно, как и для меня.
Внезапно все начинают толкаться и бормотать. Шёпотом, неловко. Всех словно парализует, а потом они вытягиваются по стойке «смирно».
Кто-то заходит. Женщина. Достаточно высокая, чтобы задевать потолок.
– Капитан, – говорит один из моих посетителей, – мы проверяли новобранца на «Амине Пеннарум»…
– Посмели обсуждать её состояние без меня? – рычит женщина на присутствующих. – Решили выяснить, является ли она тем, кем я её выставляю?
Она прямо передо мной, наклоняется ко мне. Её тёмные волосы скручены в сложные узлы, глаза – пятна нефти на тёмно-синем. Косые скулы. Острый нос, брови – наклонные чернильные чёрточки, руки словно лентами опутаны татуировками: спирали, перья и облака из слов.
Я узнаю её. Её лицо. Её татуировки.
Многие года я видела её во снах. Нас обеих. Стая птиц. Якорь. Облако.
Женщина протягивает дрожащую руку, касается моего лица.
– А… за, – шепчет она. Голос звучит не изо рта, из горла.
Она произносит моё имя, почти как мы с Джейсоном, когда оставляем местечко для &. Больше никто его так не говорит. Голос женщины скрежещет. Он не похож на мягкие голоса других синих в комнате. Нет, он иной. Резкий, чужеродный, болезненный шёпот.
– Я Аза, – пищу я самым нормальным голосом, какой могу выдавить.
Женщина поворачивается к Ведде:
– Она здорова? Жар спал?
– Да. Она набирается сил.
– Объясните?.. – пытаюсь сказать, но слова умирают в горле. Смотрю вниз на свои синие руки. Оченьсиние.
Женщина (капитан?) вновь касается моего лица холодными острыми пальцами. Безумно хочу к семье. К маме, папе, Эли, Джейсону.
– Итак, где моя мама? – спрашиваю, стараясь говорить небрежно и не издать ни одного из хныкающих звуков, что рвутся наружу.
– Здесь, – отвечает капитан.
– Нет. Где моя мама ? – требую, с позорными детскими нотками. Хочу зарыться лицом в мамин свитер, хочу, чтобы она меня обняла.
В памяти всплывает её голос: «Ты можешь идти, если должна, Аза…»
О боже, моя бедная мамочка думает, что я мертва. Иначе она была бы здесь. Это единственное объяснение.
Вокруг крылья, лица наступают, приближаются, синие лица с перьями и клювами.
Ведда взъерошивается – ну прямо курица-наседка, а не сова.
– Отойдите, – приказывает громко и устрашающе. – Дайте крошке-птенцу дышать. Она без понятия, кто вы и что с ней произошло.
Все отступают, но лишь чуть-чуть.
Касаюсь груди в поисках привычной изогнутой кости в центре. Вот она. Но ощущается – внезапно – как дужка.
Хочу стетоскоп. Хочу своего врача. Хочу, чтобы она стучала мне по груди, охотясь на нарушителей, потому что у нас тут НАРУШИТЕЛЬ ВЕКА. Галлюцинатус максимус.
Всё так знакомо, дежавю. От обшивки стен до мимики капитана – её лицо в дюйме от моего. Всё вокруг и она сама.
На ней странное ожерелье, и когда капитан наклоняется, оно нависает надо мной, почти ударив. Крошечный кусочек чего-то – коралла или кости? – запечатанный в прозрачную смолу.
Земля кренится. Чувствую себя, будто в чужом теле.
– Тебя отыскал Милект, – говорит капитан. – Мы вырвали тебя от подводников как раз вовремя. Ты почти ушла.
Она прикрывает рот и молчит мгновение. В её глазах плещутся эмоции.
– Но наконец ты дома.
В моём сердце, в этом кривом полуразрушенном сердце, я всегда чувствовала нечто ошеломительно странное.
– Я вас даже не знаю, – шепчу.
– Конечно же, ты не помнишь, что было до того, как тебя забрали. Не помнишь нас вместе на «Амине Пеннарум». Ты была совсем малюткой, ребёнком, но уже выдающейся.
На щеке капитана блестит слеза – тёмная, как чернила из протёкшей авторучки. Она прижимает руку к моему лицу, точно туда, куда прикоснулась бы мама, и на сей раз я сохраняю хладнокровие, застигнутая странной мыслью:
ДОМА ОМ МО АМОД.
– Я капитан Зэл Квел. Ты на борту корабля «Амина Пеннарум».
Моргаю. Капитан всё ещё здесь. По-прежнему смотрит на меня выжидающе. Я всё ещё здесь. Всё так же смотрю на неё.
– Ты капитанская дочь, Аза.
И когда я продолжаю пялиться, онемевшая, она заканчивает фразу именно так, как я почему-то и предвидела:
– Я твоя мама. И это – Магония.
Глава 10
{Аза}
«Нет».
Я прорываюсь на выход через толпу людей в перьях, синеруких, в серой форме, и бегу, бегу, бегу по коридору вдоль подвесных коек.
Магония – так её назвал Джейсон. Но мы обсуждали сказки, а не действительность. Он рассказывал об истории и галлюцинациях. Это безумие! Я рехнулась!
Я пробираюсь через толпу, а птичка внутри меня кричит: «Знай своё место! Зэл – капитан! Поприветствуй её!»
Я пулей карабкаюсь по лестнице на верхнюю палубу, открываю люк и бросаюсь на свет.
Ожидаю, что вдохну свежий воздух, закашляюсь, нащупаю больничный халат с моим вышитым именем и почувствую, как мёрзнет зад в разрезе, но выбираюсь лишь на холод, а вокруг нет парковки. Нет ЗЕМЛИ.
Нет.
Есть только небо. Огромное небо.
Полное кораблей.
Они движутся во всех направлениях, всех видов: маленькие парусники, большие суда, похожие на этот. Корабли укрытые собственной погодой.
Гряда суден, двигающихся вместе, вызывает бурю побольше. Маленькие лодки, катамараны, яхты, грузовые корабли, все в небе.
Все летят. Летающие корабли, да, да, вот что происходит на самом деле, а у них нет крыльев. Они просто… парят в пустоте.
И я тоже нахожусь на палубе большого судна. Паруса и снасти. Доски. Нас чуть покачивает на ветру.
В мгновение ока Зэл оказывается позади меня, поддерживая, потому что меня шатает, будто ног нет, а я – медуза.
– Аза Рэй Квел, это твоя страна, – объявляет она на всю палубу. – Корабли твоей родины. «Амина Пеннарум» – первая среди них. Нет судна лучше и отважнее.
Команда синих собирается вокруг нас.
– Это его офицеры.
– Капитанская дочь, – говорят они в унисон, эти одетые в форму синие создания с невероятными свистящими голосами. Они поднимают руки ко лбу и отдают мне честь, как своему капитану.
Меня по понятной причине тошнит.
Я резко перегибаюсь через перила и смотрю на движущиеся облака, пока меня мутит.
Что-то огромное смотрит на меня. Гладкая серебристая кожа с легким узором, крохотные глазки. Оно моргает, открывает перьевые плавники и разбрасывает дождевые капли. Порыв ветра и дождя вырывается из его… дыхала?
Создание плывет боком через облако и при этом поёт.
«Море звёзд»,– вибрирует оно вроде словами, а вроде и нет.
«Приветствую,– поёт оно красивым голосом. – Море дождя и снега».
Легионы психологов пытались заставить меня осознать так называемую лечебную силу слёз. До этого момента я их не понимала.
– Не плачь, капитанская дочь, это всего лишь шквалокит, – говорит пернатый член команды за мой спиной.
Ирокез цвета индиго. Синяя девушка-сойка.
«Всего лишь шквалокит».
Я смотрю на гигантское создание: оно теперь не под нами, а выше, на уровне перил.
– Он из нашего стада, – поясняет Зэл. – Шквалокиты создают штормы, чтобы спрятать нас от глаз подводников. Они – часть нашего камуфляжа.
Я смотрю на меняющиеся туманные очертания этих созданий – полукитов-полуклиматических явлений.
– Не все облака, на которые ты смотрела всю жизнь, – шквалокиты, а только некоторые.
Ещё лучше.
– Не все, а только некоторые.
Я гляжу вниз мимо всех кораблей в небе, мимо облачных туманных китов, и вдруг подо мной раскидывается шахматная доска из зелёных полей, дорог и зданий. Земля. Я парализована от тоски, но мне не дают долго наблюдать.
– А вот грот-парус «Амины Пеннарум», – поясняет Зэл, указывая на мачту.
Грот-парус глядит на меня и издает пронзительный звук узнавания, песенный крик.
«Летун. Добро пожаловать, светлячок».
Грот-парус – гигантская летучая мышь.
Гигантская – в смысле с целую гостиную. Огромная серебристо-белая летучая мышь прикована к мачте, её пальцевидные кости расширяются, вытягиваются, крылья открыты ветру. Она смотрит на меня, слегка разинув пасть, пробуя воздух.
«Девочка»,– говорит она и громко стрекочет.
Член команды подлетает вровень с мордой мыши и даёт ей что-то трепещущее из ведра. Мотылька с мою голову величиной.
Мышь ловит его на лету, поводит крыльями, и я чувствую, что мы плывём быстрее.
Ноздри щекочет запах масла и огня. Команда драит палубу. На ней – чёрные отметины. В перилах дыра.
От ощущения дежавю я снова пялюсь на летучую мышь: на её шелковистом крыле сильный ожог, который уже исцеляется. Что-то такое, свидетельствующее о столкновении…
Но картинка исчезает. Не могу вспомнить.
– Ей больно? – спрашиваю.
– Не переживай. Мышепаруса всего лишь животные, – отвечает Зэл. – Мы о своих заботимся. Они не понимают боли.
Я медленно разворачиваюсь, осматривая остальную палубу. Вот штурвал. А тут крепкий на вид металлический подъёмный кран, свисающий сбоку корабля, огромный и покрытый цепями и шкивами.
А на верху мачты маленький домик с жёлтыми птичками. Такими же, как и та, что влетела в мой рот. В моё лёгкое.
– Кэнвры. Наш загон для певчих в лёгких. Таких же, как Милект.
Я прикасаюсь к месту на груди, где ощущаю трепыхание, и оттуда доносится требовательный крик.
«Милект. Милект!»– повторяет птица в моём лёгком.
И только когда одна из маленьких золотых птичек наверху взлетает, я замечаю, что она не свободна. Птичка пробует ветер, вскрикивает и возвращается на насест, привязанная к нему тонкой верёвочкой. Мгновение она смотрит на меня чёрным глазом-бусинкой, но ничего не говорит и не превращается во что-то человекоподобное.
– Это мой корабль. Теперь он твой. Это моя команда. А остальные из класса пернатых, – продолжает Зэл, хлопает в ладоши и кричит: – Ростре!
Птицы падают с неба, приземляясь на палубу с верёвками в когтях. Я вдруг понимаю, что многие из них те самые, что прилетали ко мне во двор. Они несут спутанные клубки верёвок, маленькие, большие, тонкие как паутинки, тяжёлые как цепи, привязанные к мачтам и палубе. Ещё три совы. Ястребы. Вороны. Птицы, которых я прежде не видела, крошечные, покрытые перьями, словно конфетными обёртками, ярко-красными, синими, зелёными, розовыми и серебристыми. Будто раскрошенная пиньята.