— Да что с тобой? — недовольно проворчал стражник, раздвигая пошире девичьи ноги и высвобождая член из штанов. — То набрасываешься, как потаскуха, то целку строишь. Еще и…
Договорить не успел, ибо я со всей силы проложил его табуреткой по затылку. Что-то мерзко хрустнуло, и мужик обмяк. Малинка судорожно задергалась, силясь выбраться, я ухватил бесчуственного солдата за плечо и свалил на пол.
— Перчик… — девчонка трясущимися руками поправляла одежду, но я успел разглядеть синяки и царапины на безупречной коже ее бедер. — Переоденься в его…
— Нет, мы не пойдем через ворота.
Я протянул ей руку, помогая подняться.
— А как?..
— Сейчас увидишь. Давай затащим его в клетку, чтобы не поднял тревогу раньше времени.
Малинка быстро нагнулась и приложила пальцы к шее стражника под челюстью.
— Тревогу он уже не поднимет. Мертв.
— Тогда нечего время терять, — я выхватил факел из крепления на стене, чтоб темнота хоть чуть-чуть задержала преследователей. К горлу подкатывала тошнота — раньше убивать мне не приходилось.
Девчонка быстро подхватила с пола свой плащ и котомку, и мы побежали по коридору. У клетки задержались, чтобы забрать очередной факел. Потом несколько шагов — и мы у темного бокового прохода. Я осветил его…
— Тупик… — девчонка добавила света, но неутешительная картина и так была прекрасно видна. — Куда ты? Пойдем скорей назад! — дернула меня за рукав, когда я шагнул в проход.
— Нет. Я найду выход. Раз уж сюда притащился, и выбраться смогу.
В несколько шагов очутился у тупиковой стенки, передал Малинке свой факел, закрыл глаза и принялся ощупывать кладку. Со стороны, наверное, смотрелся уморительно, но девчонке было не до смеха. Подозреваю, ублажать солдатню — совсем не то, что спать с белокостными или с таким олухом, как я. А если нас сцапают, ей еще достанется. Не скажу, что эти мысли доставляли мне удовольствие, зато отвлекали от раздумий о том, смогу найти выход или нет. Скудоумная голова в этом не поможет, надо полагаться на айрову кровь… В этот момент пальцы нащупали камень с глубокой щербиной посередине. Остальные булыжники в кладке были более ровными. Я надавил изо всех сил, камень подался, почти бесшумно провалился внутрь, а преграждавшая нам путь стена со стуком отъехала вбок.
Забрал свой факел у заметно взбодрившейся девочки. Бедняжка даже слегка разрумянилась. Не на то смотришь, Перец, не о том думаешь. Нужно вернуть стенку на место.
Это оказалось несложно: внутри рядом с потайной дверью торчал рычаг. Я нажал на него, и проход закрылся. Времени терять не следовало, и мы устремились вперед со всей скоростью, которую позволял узкий, затянутый паутиной ход с не слишком ровным полом.
Шли долго, похоже, не только миновали стену, но и изрядно удалились от замка, что было весьма на руку. Несколько раз останавливались, прислушиваясь, нет ли погони, но в подземелье царила мертвая тишина. Мой факел потух, малинкин догорал, когда пол под ногами начал ощутимо подниматься. Значит, выход близок.
И точно: очень скоро мы уперлись в переплетение то ли корней, то ли веток. Я попробовал пробить преграду плечом, но безуспешно. Тогда мы принялись раздвигать и ломать прутья. Светлее не становилось, хотя воздух, как будто, посвежел. Темнота не слишком огорчала, ведь снаружи могла быть ночь.
— Надеюсь, в замке если и узнали о побеге, не кинулись прямиком к выходу из знакомого всем и каждому потайного хода, — пробурчал я.
— А откуда ты знаешь о нем? И почему тебя держали в темнице? — не удержалась Малинка.
— Потом. Пока спасибо, что не бросила.
— Ну… Ты тоже меня не бросил…
— Угу. Как бы я получил от твоего родича награду, если б сбежал один? — на самом деле о золоте вспомнил только сейчас, а вовсе не тогда, когда вернулся в караулку, заслышав малинкин писк. Но разве такой тертый мужик, как я, признается в слабости? Да еще перед женщиной, которая заставила ревновать впервые в жизни? Которая спасла меня, а я ее уберечь не смог?
— А, да, вознаграждение… — пробормотала Малинка каким-то совсем тусклым голосом. — Я и забыла… Но ты его, конечно же, получишь, не беспокойся.
Я промычал что-то нечленораздельное в знак согласия. Уж о золоте-то я сейчас меньше всего беспокоюсь.
Скоро моя рука, выламывая очередной прут, провалилась в пустоту. Еще немного, мы продрались сквозь растительный заслон, и поняли, что оказались в небольшой пещере. Я подошел к выходу. Снаружи стоял день, и простиралась лесная чаща, покой которой не нарушало присутствие других людей, кроме нас. Позвал Малинку, забрал у нее котомку и двинулся вперед. Девчонка пристроилась чуть позади, но шла бодро. Хорошо: нам нужно побыстрей убраться подальше от пещеры. А еще лучше оказаться за пределами Мглистых земель.
Вряд ли здешний лорд кинется ловить беглеца в чужих владениях. Может, он вообще не поверит, что какой-то бродяга — его родич. А на месте Ильма я бы вовсе не стал говорить хозяину о сбежавшем пленнике, но кто их, слуг белокостного, разберет. Кстати, если я и правда из этого замка родом, получается, и сам не серой кости. Или не совсем серой, как Малинка.
Мы шли без остановок, пока не начало смеркаться. Разговоров не вели. В самом начале девчонка спросила, знаю ли я, куда идти.
— В Светану, — ответил я. — Бывал в Южном приграничье и наверняка смогу выйти к какому-нибудь селению, хоть к тем же Холмищам.
— Ты находишь дорогу так, как говорил Корень?
— Да.
Больше она не донимала меня расспросами.
Зато вечером, когда стемнело, и мы остановились на ночлег у какой-то речушки, Малинка дала волю любопытству. Я вкратце рассказал ей все, не утаил ни слов, раздавшихся в голове при виде вывески «Красного петуха», ни подслушанного разговора управляющего с неизвестным колдуном. Слишком уж это было странно, и мне невмоготу было держать все в себе. Может, девчонка читала в своих книжках что-то о Туманных лордах и сможет объяснить случившееся.
— Получается, ты вовсе не безродный…
Как же, объяснила! Глянула в самую суть! Безродный-не безродный, дело десятое. Мне бы вспомнить то, что так успешно забыл, да узнать побольше про айровы способности.
— Давай-ка спать, — проворчал, укладываясь на загодя собраную охапку елового лапника. Задавать вопросы о том, как Малинка пробралась в замок, и выслушивать ее ответы не хотелось. Здесь все более чем понятно.
Девчонка устроилась рядом и привычно уткнулась мне в шею, заскользила губами по щетине на подбородке. Я дернул плечом, давая понять, что не желаю близости.
— В Граде-у-моря мне не было дела до того, что ты трое суток провел с красоткой, — девчонка резко села.
Ну вот, начинается… Я устал до звона в голове, поужинал жалкой краюхой засохшего хлеба, завтра предстояло целый день идти по лесу без дороги, а она собирается поговорить о верности. Точнее, о неверности.
— И что? — постарался, чтобы голос звучал как можно более безразлично, и садиться рядом не стал, остался лежать.
— Ты злишься, что я ублажила караульного.
— Служивый мертв, обижаться на него глупо, тем паче, я сам отправил его к Хозяину Подземья, — я все-таки сел и взглянул Малинке в лицо, освещенное пламенем костра. Она, к моей досаде, не смутилась, не опустила глаза. При всей ее искусности в обращении с мужиками преодолевать размолвки девчонка явно не умеет. Ну что ж, поучим. — А скажи-ка мне, Линочка, со сколькими ты переспала, чтобы добраться до караульного?
— Я ни с кем не спала, — процедила ледяным тоном, чуть ли не с ненавистью, глядя мне прямо в глаза, сочные губы презрительно кривились.
Три болота, Перец, ну зачем ты ее злишь? Ведь сейчас не удержишься, а ей только того и надо. И я бы плюнул на желание наказать девочку (за что? За спасение твоей жизни?), если б не ее холодная наглая ложь. Ведь на какое-то мгновение даже поверил, а потом в голове зазвучал знакомый голос, хваливший Репья за вывеску: «Женщинам лучше не задавать лишних вопросов. Иные ответят тебе правду, большинство солжет, но ты легко это распознаешь и огорчишься вдвойне.» Треклятая айрова кровь! Я глядел в непроницаемые для любого человека глаза Малинки и видел убитого мной солдата и еще двух, не доставивших ей удовольствия, бывших чем-то вроде ключа, открывающего нужную дверь, доски, перекинутой через канаву… Не знаю, что рассмотрела девочка на моем лице, но вдруг резко отвернулась, натянула на голову свой плащ и молча легла ко мне спиной. Я не нашел ничего лучше, как поступить также.
Утром проснулся и обнаружил, что Малинки рядом нет. Костер погас, стоял густой туман, уже в двух шагах ничего не было видно. Я поднялся на ноги, бормоча проклятия, с трудом распрямляя затекшее тело, разгибая конечности. Плащ и одежда отсырели, меня слегка трясло. Куда же запропастилась девчонка? Орать на весь лес не хочется, да в таком тумане и крик заглохнет… Ох, и болван же ты, Перец! Уж тебе-то найти желаемое не составит труда.
Встал, закинул на плечо котомку и пошел, куда ноги несли. Через несколько шагов услышал плеск, потом в тумане проступили камыши на берегу речки. А еще Малинка, полностью раздетая, стоящая по колено в воде. Девчонка едва ли не остервенело терла грудь и бедра пучком какой-то травы, то и дело обмакивая его в реку. Хорошо, если на мочалку пошел хвощ, а не осока… Я колебался пару мгновений, потом не выдержал.
— Линочка, кончай дурить! Ты всю себя изрежешь!
— Тебе что за дело? — обернулась, сжимая в руке траву.
— И простудишься к тому же. Лето кончилось, вода холодная.
— Я должна вымыться! Ты заставил меня почувствовать себя грязной.
Ох, три болота и одна лужа! Я еще и виноват. Плюнув про себя, принялся разводить костер. Надо хоть как-то согреть девчонку после купания.
Отсыревший за ночь от тумана хворост никак не желал разгораться, а я мысленно поносил свою мглистую родину последними словами. Почему мой папаша-айр не нашел себе пару где-нибудь на юге? Забрался зачем-то в эту унылую сырую дыру и обрюхатил не кого-нибудь, а белокостную, снабдив меня замечательными любящими родственниками. М-да, Перец, может, тебя на родовитых северяночек потянуло из-за дурной наследственности?
Обдумать печальную мысль я не успел, потому как услышал странное клацанье. Поднял голову от костерка, так и не порадовавшего ни единым лепестком пламени, и увидел… свою смерть. Эта неудачная шутка мелькнула в голове, когда я взглянул на присевшую рядом с дымящей кучкой хвороста Малинку. Она была не просто бледная, а какая-то аж синеватая и как будто похудевшая, хотя расстались мы день-два назад. Ребра на боках прорисовывались излишне отчетливо, раньше я такого не замечал. Трясло ее изрядно, а насторожившее меня клацанье издавали зубы.
Я позабыл о костре, взял плащ и накинул на дурочку. Это ж надо себя до такого довести! Еще неизвестно, что там у нее с кожей, может, вся изрезана осокой. Девчонку все равно трясло, пришлось сесть рядом, обнять, прижать к себе и начать растирать сквозь ткань.
— Я же предупреждал — замерзнешь, — не удержался от упрека.
Малинка тут же дернулась прочь из моих рук и попыталась огрызнуться, но челюсти у нее так стучали, что я ничего не разобрал.
— Успокойся, наконец, — одной рукой прижал ее к себе покрепче, другой продолжал разгонять кровь. — Я знаю, что ты сильная, не надо лишний раз напоминать. Нам, мужикам, это не нравится. Мы любим помогать слабеньким глупышкам, а не быть обязанными жизнью твердокаменным мудрым воительницам.
Девочка всхлипнула и прижалась ко мне. Костер, оставшись без внимания, уже и дымить перестал, солнце никак не могло пробиться сквозь туманный покров Мглистых земель, и мне не оставалось ничего другого, как стащить с себя одежду и согреть Малинку единственным возможным (и, надо сказать, весьма действенным) способом.