336. Неужели не довольно того, что в некоем месте свершились чудеса и что Провидение осенило целый народ?
337. Упрекнуть Митона в том, что он и пальцем не пошевелит, когда к нему приблизится Господь.
338. Эти люди бессердечны; с ними никто не станет водить дружбу.
339. Бесчувственность, пренебрегающая всем, что важно для людей, бесчувственность, доведенная до предела и пренебрегающая тем, что людям всего важнее.
340. Чувствительность человека к пустякам и бесчувственность к самому важному — это ли не признак чудовищной извращенности!
341. Представьте себе, что перед вами скопище людей в оковах, и все они приговорены к смерти, и каждый день кого-нибудь из них убивают на глазах у остальных, и все понимают — им уготована такая же участь, и глядят друг на друга, полные скорби и без проблеска надежды. Вот вам картина условий человеческого существования.
342. Человек, запертый в тюремной камере и еще не знающий, вынесен ли ему приговор, человек, у которого в запасе один-единственный час, чтобы, узнав, добиться его отмены — часа на это как раз хватит, — неужели же помянутый человек пойдет против собственного естества и, махнув рукой на выяснение, к чему же его все-таки приговорили, засядет за игру в пикет? Точно так же противно естеству, когда человек и т. д. — это знак неумолимо карающей десницы Господней.
Таким образом, доказательства бытия Божия не только в неутомимом рвении тех, кто ищет Господа, но и в ослеплении тех, кто искать не желает.
343. Fascinatio nugacitatis. — Чтобы страсть не погубила нас, будем вести себя так, словно нам отпущена всего неделя жизни.
344. Если должно пожертвовать неделей жизни, значит, следует пожертвовать и всей жизнью.
345. Родовые титулы всегда передаются по наследству. Придет ли наследнику в голову сказать: “А уж не подложные ли они?” — и не проверить, так оно или не так?
346. Тюремная камера. — На мой взгляд, лучше не слишком углубляться в утверждения Коперника, но что касается этого вопроса!.. Вся наша жизнь зависит от решения — смертна человеческая душа или бессмертна.
347. Бесспорно, что человеческая нравственность целиком зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет. Меж тем философы, рассуждая о нравственности, просто его отметают: они ведут долгие споры лишь о том, чем занять отпущенные нам минуты.
Платон, чтобы расположить к христианскому вероучению.
348. Мало чего стоят философы, обходящие вопрос о бессмертии души. Мало чего стоит та их дилемма, которую излагает Монтень.
349. От преисподней или царства небесного нас отделяет только наша жизнь, а что на свете более хрупко, чем она!
350. Течение времени. — Как это страшно — чувствовать, что течение времени уносит все, чем мы обладаем!
351. До чего смехотворны наши попытки обрести опору в себе подобных!
Такие же горестно ничтожные, такие же бессильные, они не могут нам помочь; в смертный свой час человек всегда одинок. Значит, и жить ему надобно так, словно он один на свете; но станет ли он тогда возводить себе роскошные палаты и пр.? Нет, он сразу же начнет искать истину, а не пожелает — что ж, тем самым докажет, что людское мнение для него дороже поисков истины.
352. Возражение неверующих в Бога: “Но мы не видим ни проблеска света!”
353. Порядок с помощью обмена мнениями. — “Что мне делать? Кругом непроглядная тьма. Во что верить? В полное свое ничтожество? В свое богоподобие?”
“Все меняется, все следует одно за другим”. — “Вы ошибаетесь, существует...”
354. Безбожникам следует утверждать лишь то, что совершенно очевидно: но так ли уж очевидна материальность души?
355. Какая из составляющих нас частей способна ощущать удовольствие? Кисть руки? Или вся рука? Вся наша плоть? Или кровь? Из дальнейшего станет ясно, что удовольствие мы способны воспринимать лишь некоей своей нематериальной частью.
356. Нематериальность души. — Философы, победившие свои страсти: на свете не существует материи, способной на такое свершение!
357. Безбожники. — Какие у них основания утверждать, будто воскреснуть из мертвых невозможно? Что более сложно — возникнуть или воскреснуть, обрести бытие тому, кого никогда не было, или тому, кто уже был? Разве не сложнее родиться, нежели возродиться? Рождение привычно, поэтому кажется чем-то совсем простым, возрождение непривычно, поэтому кажется совершенно невозможным, — обыденное суждение черни.
Почему девственница не может произвести на свет гребенка? Разве курице-несушке всегда нужен петух? Отличаются ли по внешнему виду яйца оплодотворенные от неоплодотворенных? И где сказано, что без петуха у курицы не может образоваться зародыш?
358. Какие резоны могут они привести в доказательство невозможности воскресения из мертвых и непорочного зачатия? Сложнее ли воссоздать человека или животное, нежели создать заново? И если какой-то вид животных им вовсе не известен, как они могут утверждать, что эти животные не способны без спаривания производить на свет себе подобных?
359. Как мне отвратительно это тупейшее неверие в Евхаристию и т. д.! Если в Евангелии заключена истина, если Иисус Христос — Бог, о каких трудностях может идти речь?
360. Безбожие свидетельствует о силе ума, но в ограниченных пределах.
361. У безбожников должен быть очень мощный разум, ибо они кичатся, будто всегда следуют велению разума. Давайте-ка послушаем, что они вещают. “Разве же, — вещают они, — бессловесные твари умирают и живут иначе, нежели люди, а турки иначе, нежели христиане? У них, точно так же, как у нас, свои обряды, пророки, ученые мужи, святые, священнослужители и т.д.”. Но разве это противоречит Священному Писанию? Разве все это там уже не сказано?
Если вы не стремитесь познать истину, с вас и спроса нет. Но если вы всем сердцем жаждете ее постичь, одного желания мало, следует вникнуть в подробности. Его достаточно, чтобы разобраться в каком-нибудь философском вопросе, но ведь тут речь идет о самом главном! Меж тем люди поразмышляют часок-другой, а затем предаются развлечениям и тому подобному. Давайте спросим у самой этой христианской веры, в чем причина непроницаемой для нас тьмы, — быть может, мы и получим ответ.
362. “Как же так? Да ведь вы сами утверждали, что небо и птицы — достаточное доказательство бытия Божия!” — Нет, не утверждал. — “И ваше вероучение этого не утверждает?” — Нет. Хотя в подобном утверждении — глубокая истина, но только для тех немногих, чьи души Господь озарил светом веры, а для большинства оно этой истины не содержит.
363. Unusquisque sibi deum fingit. Отвращение.
364. Людей можно разделить лишь на три категории: к первой относятся те, что обрели Бога и служат Ему; ко второй — те, что, не обретя, ищут Его; к третьей — те, что существуют, не обретя и не утруждая себя поисками. Первые разумны и счастливы, третьи безумны и несчастны, те, что посередине, — несчастны и разумны.
Часть вторая. Человек, обретший Бога
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
365. Письмо, цель которого — направить людей на поиски Бога.
А потом побудить их обратиться к философам, пирроникам и догматикам, — ибо они подстегивают мысль тогo, кто обращается к ним.
366. Предуведомление ко второй части. — Поговорить о тех, кто уже трактовал этот предает.
Меня потрясает бестрепетность, с какой эти люди берутся говорить о Боге. Обращаясь к безбожникам, они с места в карьер начинают доказывать существование Божества, приводя в качестве доводов творения природы. Я принял бы это как должное, когда бы их рассуждения были обращены к верующим, ибо очевидно, что для людей, преисполненных живой, идущей из сердечных глубин веры, все сущее сотворено Господом, перед Которым они преклоняют колени. Но тем, в ком хотят разжечь этот угасший светоч, тем лишенным веры и благодати людям, которые собственными своими светильниками пытаются озарить хоть какие-то черты в природе, ведущие к познанию Бога, и видят лишь непроглядную тьму, — говорить подобным людям, что стоит им поглядеть вокруг, и в любой малости они узрят неприкровенный лик Господа; доказывать им столь насущно важную истину круговращением Луны и планет; считать, что других доводов больше и не требуется, — так говорить и так доказывать — значит давать маловерам основание укрепиться в мысли, что доводы христианского вероучения весьма шатки, более того, породить презрение к нему — к этому выводу я пришел по подсказке не только разума, но и опыта.
Совсем не о таких доказательствах говорит нам Священное Писание, а Писание более сведуще, нежели мы, во всем, что исходит от Бога. Напротив того, оно гласит, что Бог сокрыт от нас, что после того, как первородный грех опорочил естество людей, Господь оставил их прозябать в слепоте; вернуть им зрение дано лишь Иисусу Христу, только через Иисуса Христа могут они приобщиться Богу: Nemo novit Patrem, nisi Filius, et cui voluerit Filius revelare.
Вот что разумеет Священное Писание, столько раз повторяя нам, что ищущие Бога обрящут Его. Но искать придется отнюдь не при ярком свете, и для тех, что будут искать Бога, как дневного света в полдень или воды в море, Он останется сокрытым; иными словами, природа не дает нам доказательств бытия Божия. Недаром в другом месте Евангелия сказано: “Vere, tu es Deus absconditus”.
367. Екклесиаст свидетельствует, что безбожник обречен на неведение и всегда несчастен. Ибо тот, кто хочет и не может, поистине несчастен. Любой человек хочет счастья, хочет уверенности в том, что ему открыта хотя бы крупица истины, но безбожник не способен ни на постижение истины, ни на отказ от жажды ее постичь. Он даже сомневаться не может.
368. Человек, утратив свойства, истинно ему соприродные, любое свойство считает себе соприродным, равно как, утратив истинное благо, готов видеть в чем попало истинное свое благо.
369. Низменность человека — вплоть до покорства животным, вплоть до их обожествления.
370. Вторая часть. О том, что человеку неверующему не дано познать ни истинного блага, ни справедливости. — Все люди стремятся к счастью — из этого правила нет исключений: способы у всех разные, но цель одна. Гонятся за ним и те, что добровольно идут на войну, и те, что сидят по домам, — каждый ищет по-своему: только к достижению счастья и направлено всякое усилие человеческой воли. Такова побудительная причина любого поступка любого человека — даже того, кто решил повеситься.
Но при том, что люди испокон веков неустанно добиваются счастья, ни одному человеку не удалось достичь этого, если им не руководила вера в Бога. Все жалуются на свой удел — владыки и подданные, вельможи и простолюдины, старые и молодые, сильные и немощные, ученые и невежды, здоровые и болящие, чем бы эти люди ни занимались, где бы, когда бы и сколько бы лет ни жили на свете.
Столь длительные, упорные и всегда напрасные старания должны были бы убедить нас в тщетности наших потуг собственными усилиями обрести счастье, но пример нам не наука. Даже в самых сходных случаях непременно сыщется пусть маленькое, но отличие, и оно-то внушает нам надежду, что уж на сей раз мы стараемся не зря. И вот, постоянно недовольные настоящим, обманутые в ожиданиях, мы идем от несчастья к несчастью и приходим к смерти — вековечному венцу любой жизни.
Но разве это алкание и это бессилие не вопиют о том, что некогда человеку было дано истинное счастье, а теперь на память об этом ему оставлена пустая скорлупа, которую он пытается заполнить всем, до чего способен дотянуться, и, не находя радости в уже добытом, ищет новой добычи, и все без проку, ибо бесконечную пустоту может заполнить лишь нечто бесконечное и неизменное, то есть Господь Бог.