Пробки по дороге в аэропорт обеспечивают мне массу времени на предвкушение грядущей пытки — знакомства с Эбелхаммером. Вчера вечером, обговаривая со мной эту встречу, Род Тэск заметил:
— Джек, похоже, горит желанием познакомиться с тобой, Кейт.
— Должно быть, переживает по поводу снижения Гринспаном ставки на полпроцента, — на ходу нашлась я. Не скажешь ведь шефу, что послала клиенту письмо с обещанием всяческих безобразий и недели в постели, не говоря уж о поцелуях.
Что это у меня с головой? Чешусь не переставая. Перед сном вымыла волосы новым шампунем; должно быть, аллергия. Или подцепила с сиденья «Пегаса» какую-нибудь низшую форму жизни: этот допотопный экипаж может быть рассадником всякой бесхребетной болотной нечисти.
Хотя… музыка здесь определенно из мира высокоорганизованных существ. Громкоголосье труб и рваный лязг ударных напомнили мне «Рапсодию в стиле блюз».
— Это Гершвин?
— Равель.
Таксист — любитель Равеля?
Мы проезжаем пылесосную фабрику, когда мажор сменяется медленной частью. Ничего более грустного не могу припомнить. Через несколько минут едва слышным дыханием вступает флейта, и я, закрыв глаза, вижу парящую над океаном чайку.
Офис «Сэлинджер Фаундейшн» в Нью-Йорке. 15.00 по Восточному побережью
Офис Эбелхаммера, великого и ужасного, расположен в двух шагах от Уолл-стрит-центра. Появляюсь там с дурной от перелета головой, в сопровождении своего заместителя Гая, который, в отличие от меня, выглядит как огурчик.
Для первой аудиенции у Эбелхаммера я выбрала в меру обескураживающий наряд: цвет древесного угля, строгие линии, длина ниже колена; туфли а-ля сицилианская вдова; взгляд Марии фон Трапп — до того, как она покромсала гардины в спальне.
Моя решимость придерживаться в беседе точки замерзания как-то враз улетучивается при виде Джека Эбелхаммера. Вместо ожидаемого седовласого патриция порог кабинета переступает рослый атлет примерно моего возраста, с грацией тигра и знаменитой улыбкой Джорджа Клуни, той самой тягучей улыбкой, что зажигает глаза прежде, чем достигнет уголков рта. Черт. Черт.
— Ну наконец! Кейт Редди, — произносит великий и ужасный. — Искренне рад облечь в живую форму все те цифры, что вы мне шлете.
Ха. А что? Разве не я снабжаю «Сэлинджер» всей фондовой информацией последние шесть месяцев?
Все идет тип-топ, пока не подает голос одна из младших консультантов Джека. Двойник агента Скалли, рыжая мымра хмуро подталкивает очки в проволочной оправе к переносице:
— Хотелось бы узнать, почему вы делаете такие ставки на Японию, если ваши же прогнозы по отдаче столь пессимистичны?
— Отличный вопрос. Полагаю, Гай с ним справится.
Любезно перебросив обузу на плечи заместителя, сажусь в ближайшее кресло. Посмотрим, как наш змееныш выползет из этой ловушки. Пока он изворачивается, незаметно проверяю мобильник. ...
Сообщение для Кейт Редди от Полы Поттс. Эм услали им школы, у ней ВОШИ. личить всю симью и вас! Удачи. Пола.
Глазам не верю. Это что ж выходит? Выходит, я импортировала через Атлантику паразитов, как колорадского жука? Извинившись, мчусь в туалет и в гнилостно-зеленоватом свете пытаюсь углядеть вшей. Как они выглядят? У самых корней кишат гниды, хотя больше похоже на перхоть. Трясу головой, лихорадочно выдирая волосы расческой.
Отказаться от давно запланированного ужина с клиентом? Немыслимо. Профилактика чумы в качестве предлога, боюсь, не годится.
Ресторан морепродуктов «Броуди». 19.30
Копируя королеву Марию, за ужином сижу будто палку проглотила и как можно дальше от стола. Перед моим мысленным взором снуют деловитые серые твари, нацелившиеся в Эбелхаммеров суп из моллюсков.
— Можно подвезти тебя до гостиницы, Кейт? — спрашивает Джек.
— М-м… Спасибо. Только по дороге заскочим в аптеку — нужно кое-что купить.
Он выжидающе вскидывает брови.
— Шампунь. Хочу голову вымыть.
— Прямо сейчас?
— Точно. Смыть с себя, так сказать, Лондон. Молодец! С фантазией, но не слишком.
Основания не заводить роман с Эбелхаммером:
1. Последний раз брила ноги перед Хэллоуином.
2. Вши не пощадят даже шикарный гарвардский «ежик».
3. Шашни с клиентом— непрофессионально.
4. Муж есть.
Я с очередностью не напортачила, нет?
4
День рождения
Пятница, 06.02
Сегодня у моего сына первый день рождения, а я торчу в небе над Хитроу. Посадка сильно задерживается: плохая видимость, посадочные полосы перегружены. Вот уже пятьдесят три минуты, как мы пытаемся приземлиться, и процесс начинает действовать мне на нервы. Чувствую, как ноги — для удобства без туфель — по собственной воле дергаются, будто в их силах помочь самолету удержаться в воздухе. Страшно представить, сколько таких же здоровенных штуковин свистит сейчас мимо нас в тумане.
Динамики оживают голосом пилота. Оптимистичный типчик, явно из тех, что с первой минуты «тыкают» тебе и бодренько хлопают по плечу: «Зови меня просто Пит». Сердце ухает в желудок. Ну не желаю я, чтобы пилот звался Питом. В минуты вроде этой мне требуется крутой парень по имени Роджер Картер, подполковник авиации, участник воздушных боев в небе над Лондоном, закадычный приятель Реймонда Бакстера из «Завтрашнего мира». Супермен, одним словом. Чтоб одной рукой нас посадил, если припрет. Понимаете, мне нужнобыть живой. У меня дети.
Пилот сообщает, что в связи с нехваткой топлива нас посадят в Стэнстеде. Причин для беспокойства нет. Само собой, ни малейших. У Бена сегодня день рождения! Я должна приземлиться целехонькой, чтобы забрать из кондитерской заказанный торт «Телепузики». И еще чтобы успеть нарядить своего сына для его первого праздника в вишневые вельветовые брючки и кремовую рубашечку, прежде чем Пола напялит на него «Бурю в пустыне» — безобразие цвета хаки, к которому она неровно дышит. Моя смерть в ближайшее время даже не обсуждается. Во-первых, Ричард нипочем не коснется с Эмили темы месячных; это он поручит матери, а Барбара после кратенькой лекции о «личной гигиене» подсунет Эм прокладку — и успокоится. Секс в изложении свекрови будет проходить под термином «эта сфера». «В этой сфере между мной и Доналдом секретов нет».(Среди прочих сфер обслуживания «эта сфера», полагаю, занимает место между химчисткой и доставкой продуктов на дом.) Нет, нет и еще раз нет. Я должна жить. Я — мать. Прежде о смерти как-то не думалось, но с рождением детей я повсюду вижу старуху с косой и прыгаю все выше и выше, чтобы не подставиться под ее беспощадный серп.
— У вас все в порядке, мадам? — В скудном свете — более темного салона я не видела — лицо стюардессы маячит передо мной почтовым ящиком с овалом пунцовой помады вокруг белоснежной улыбки.
Ответ адресую зубам:
— Видите ли, сегодня моему сыну исполняется годик, и мне мечталось попасть домой к завтраку.
— Мы делаем все возможное, уверяю вас. Воды не желаете?
— С виски. Благодарю.
Аэропорт Стэнстед. 08.58
Дозаправленный самолет прочно застрял на взлетной полосе. Понтий Пилот сообщает, что его вины в задержке нет, нам необходимо вернуться в Хитроу. Фантастика. Пока набираем высоту, две мини-бутылочки из-под виски съезжают с моего подноса, метя на колени соседки напротив. Та наделяет меня томной улыбкой, поправляет бледно-салатовую кашемировую шаль, щелкает замком дорожной сумки от Гуччи. Достает флакончик, наносит по капельке лавандового масла на каждое запястье и мочки ушей, после чего задумчиво прикладывается к бутылке с минералкой «Эвиан». Наконец откидывает элегантную, без намека на вшей, голову на дымчато-серую кашемировую подушку. Эх, наклониться бы, похлопать по руке и попробовать сторговаться — не продаст ли свою жизнь?
Убедившись, что богиня заснула, втихую заглядываю в собственную сумку. Содержимое: запасные плавки Эмили (для бассейна); «скорая помощь»: два пакетика «калпола»; грязная мерная ложечка с липким ободком; частый гребень для вычесывания паразитов, приобретенный по необходимости в Нью-Йорке; одинокий всклокоченный «тампакс»; преотвратного вида бурый Покемон, завалявшийся от похода в Макдоналдс; оранжевый фломастер без колпачка; книжка-раскраска «Щенок Перси»; пачка бумажных платков, насквозь прокрашенная фломастером; пакет «Хрустиков» с тошнотворным запашком (абсолютно несъедобны, но осталось всего три); пробник туалетной воды «Коко Шанель» со сломанной пшикалкой;
«Маленькая хозяюшка», которую Эмили сунула мне в дорогу.
Между кошельком и пачкой давно высохших гигиенических салфеток обнаруживается визитка Джека Эбелхаммера с домашним телефоном и корявой строчкой на обороте: «В любое время!»
Смотрю на его почерк с ощущением жара и колотья в паху: давно забытым ощущением юности, когда секс был ребусом настолько, насколько и наслаждением. За ужином мы с Джеком говорили обо всем на свете — о музыке и фильмах, Томе Хэнксе (второй Джимми Стюарт?), поэзии Эмили Дикинсон, «Аполлоне-13», наркотиках, джазмене Арте Тэйтуме, о загадке шарма Алана Гринспана, об акциях, которые я намерена приобрести для «Сэлинджер». Только о детях речь как-то не зашла. Почему ты даже не заикнулась о своих детях, Кейт?
14.07
Из Хитроу несусь прямиком в офис — явить свой лик начальству. Нагромождением книг и журналов создаю видимость интенсивной деятельности, после чего набираю со своего мобильника свой же стационарный рабочий номер и жду, пока от трезвона все вокруг не взбесятся. Потом снимаю трубку, веду сама с собой недолгую, но оживленную беседу на тему свеженьких и крайне лакомых акций. Информирую Гая, что дело не терпит отлагательства — нужно кое-что проверить по горячим следам. Ловлю такси, прошу довезти до Хайбери-Корнер и подождать у кондитерской, пока я заскочу за «Телепузиками». Телепузик По слегка чванлив, а телепузик Ля-Ля скорее горчичная, чем желтая, но в общем и целом торт неплох. Через десять минут сворачиваем на нашу улицу, и я вижу привязанный к двери синий шарик. Бен, ковыляя по коридору, поднимает глаза, узнает меня, издает восторженный вопль и заливается слезами. Падаю на колени, подхватываю, тискаю в объятиях.
Год назад, пяти минут от роду, мой мальчик был совсем голеньким. Сегодня стараниями Полы он облачен в костюм с эмблемой «Арсенала» спереди и нашивкой «Адамс» на спине. Я страшно расстроена, но вида не подаю. Напротив, как только Пола появляется из кухни, тихо-мирно вручаю Бену пакет сока. Ждать недолго — Бен вмиг переворачивает коробку, благополучно заливая всю грудь густо-фиолетовым черносмородиновым соком.
— Ой-ой-ой! — восклицаю я громко. — Такой нарядный футбольный костюмчик — и весь в соке. Давай-ка переоденемся.
Есть!
16.00
Рождение Бена празднуют в основном няни — приятельницы Полы со своими подопечными, большинство которых я никогда не видела. Вот она, неизвестная мне часть его жизни. Когда эти девушки окликают Бена и он улыбается в ответ, у меня в груди давит от… чего? Сказала бы — от угрызений совести, да только с какой стати?
В гостиной стайка неработающих мамочек живо обсуждают плюсы и минусы районного детского сада. Они словно и не замечают своих чад, с завидной легкостью управляя ребенком, как умело сработанным воздушным змеем. Ну а я и мне подобные родительницы второго сорта не спускаем глаз со своих горластых отпрысков.
Мы настолько разные, мамы неработающие и «совместительницы», что зачастую не понимаем друг друга. Мне кажется, что первые поглядывают на вторых с завистью и страхом, считая, что совмещение сошло нам с рук; в наших ответных взглядах читаются зависть и страх, потому что мыто точно знаем, что не сошло. И тем и другим, чтобы оставаться на плаву, нужно уговорить себя, что альтернатива гораздо хуже. Бизнес-леди думает: «Я состоялась как личность, значит, и мать из меня лучше». Временами даже сама в это верит. А мама-домохозяйка убеждена, что приносит большую пользу детям; по крайней мере, есть чем душу успокоить, когда чадо опрокидывает чашку сока на ее последнюю чистую футболку.
И все-таки отдохновение я нахожу — на кухне, среди жалких остатков своей первой группы «Мать и дитя». Неужели мы уже пять лет вместе? Верится с трудом. Джудит, пухленькая брюнетка у микроволновки, прежде занималась патентами. После родов пару лет поработала, но в один прекрасный день обнаружила на заднем сиденье семейного «пежо» собачью шерсть. Невелика беда, конечно, но собаки-то в семье не было. Джудит честно пыталась убедить себя, что проблема выеденного яйца не стоит, пока однажды грызущее чувство тревоги не сдернуло ее с рабочего места. От порога своего дома она проследила няньку до квартиры на Холлоуэй-роуд, затем толкнула незапертую дверь и обнаружила своего Джошуа в углу у камина под надзором громадной овчарки, а няньку Тару — в соседней комнате, под ухажером, отмеченным татуировкой на голой заднице.