– Иван Григорьич, скажи ей, – взмолился лейтенант, явно опасавшийся своей боевой подруги.
– Это Кузнецов, – сказал Бакенщик. – Детки в поселке все на своих местах? Груднички, я имею в виду.
– Да нет у нас в поселке грудничков, – уже без ора грустно сказала фамильная милиционерка. – С полгода уже никто не рожал. Садик закрыли, скоро и школу небось закроют – все равно ходить некому.
– Понятно, – нейтрально сказал Бакенщик, чтобы закончить разговор. – А кто, кроме нас, с поезда сошел? – поинтересовался он у лейтенанта.
– А сам не видел? – удивился дежурный. – Витька Нефедов со своей бабой и бригадир леспромхозный – не со своей.
– И все? – усомнился Бакенщик.
– И все, – отчеканил мент. – У меня ж техника!
Он самодовольно показал на довольно большой черно-белый монитор, экран которого был поделен поровну. Левая половина показывала перрон, правая – привокзальную площадь. И там, и там – пусто, не считая Галки со свертком.
– А это чудо твое с записью или только показывает? – спросил Кузнецов.
– Вообще-то с записью, – честно сказал милиционер. – Нас учили, как включать. Но я забыл.
– Понятно, – улыбнулся Бакенщик.
Может, вот такое и есть оно, чудо? Чего не бывает на свете!
– А что твоя в руках держит? – теперь поинтересовался дежурный, впрочем, безо всяких подозрений.
– Куклу везем. В Святове заказывали. Внучка к ним летом приедет.
– Предусмотрительные, – снова ухмыльнулся милиционер. – До лета еще пилить и пилить.
– Да уж, – закончил беседу Бакенщик, попрощался и вышел к явно нервничавшей жене.
В итоге пошли к одному из хозяев лошадей, к старику Зауру. Его дом был совсем покосившимся, но в нем было тепло и удивительно по-летнему пахло травами.
Почему к Зауру? Только значительно позже Бакенщик вспомнил, что про Заура ему говорил отец. Мол, будет нужда, иди к Зауру. Так за эти годы ни разу и не зашел – нужды не было. Да и какая нужда может заставить степенного серьезного человека идти в гости к городскому сумасшедшему?
Заур встретил их без удивления. Как будто через день заглядывали. Совсем старик, раза в два старше Бакенщика.
– Значит, началось, – вот все, что сказал.
Что началось, зачем началось, а также когда и чем кончится, предоставил догадываться самим. Зато угостил травяным чаем и медом. Вот в этом Бакенщик хорошо разбирался – хороший мед был у старика.
– Боимся ребенка заморозить, – прервал затянувшуюся паузу Бакенщик.
– Не бойтесь, – буркнул дед. – Это дитя не замерзнет.
– Какое это? – спросил Бакенщик.
Ответа не дождался. Только чая ему подлили горячего.
– Чем же его кормить? – заволновалась Галина: на дедовой «кухне» ничего детского не наблюдалось.
– Грудью, – односложно ответил Заур.
– Как это? – удивилась она.
– Разденься и корми, – буркнул старик. – На меня не смотри. Я уже не мужик.
Галка очумело посмотрела на мужа. А чем он ей мог помочь?
Она подошла к рукомойнику, ополоснула пальцы, залезла себе под кофту. Выдохнула:
– О-ох!
Через некоторое время младенец удовлетворенно зачмокал у ее груди.
Бакенщик почему-то не удивился. Он вообще теперь мало чему удивлялся. Единственно, может, тому, что младенец оказался девочкой. Интересно, слово «первенец» может относиться к девочке?
Утром Заур запряг маленькую, местной породы, лошадь. Набросал в сани соломы и сена, дал два огромных, небось еще его деда, тулупа.
– Ну, давайте, – своеобразно попрощался он с гостями. Сам лезть в сани дед явно не собирался.
Жена с младенцем уже сидела в санях, но Бакенщик на минуту задержался. Подошел к старику близко. Совсем вплотную.
– Будь ты человеком! Объясни, что происходит?
Как с валуном поговорил замшелым. Никакого эффекта.
– Когда отец умирал, сказал, в случае чего идти к тебе.
Валун ответил:
– Ну, ты и пришел.
– А дальше что?!
– Не знаю. Дальше уже без меня будет. Умру я на той неделе, а первенца у меня нет.
Бакенщик, ошарашенный, стоял перед стариком.
– Лошадь себе оставь. Там на них не ездят, – закончил свою речь Заур.
Бакенщик поднял лицо, посмотрел на Заура. Глаза старика улыбались. Не смеялись, а именно улыбались, довольно и весело.
«Началось», – вспомнил Иван Григорьевич.
… А две длинные, узкие, как индейские пироги, лодки плыли тем временем по измелевшей и подзаросшей Реке. У дома Бакенщика встали, высунув носы на пологий песчаный берег.
Мужики выскочили на сушу, еще немного продернули лодки из воды и крепко принайтовили их нейлоновым шнуром к торчавшей из земли коряжине.
– Все, приплыли, – сказал Бакенщик гостю. – Пошли в дом.
– Пошли, – весело согласился Валентин Сергеевич, держа в одной руке свой рюкзак, а в другой – сумку с подарками.
Галина вышла на порог. Обычно она очень тепло относилась к питерцу, но в этот раз повела себя как-то странно: встала практически на пути мужчин и, кроме радушного приветствия, Валентин Сергеевич от нее ничего не услышал.
– Может, на улице позавтракаем? – предложила хозяйка.
Да, так гостей здесь раньше не встречали.
– Мать, он в курсе про ребенка, – усмехнувшись, сказал Бакенщик.
Галина застыла, не зная, что сказать.
– Да уж, – с обидой сказал питерец. – Полностью в курсе. Даже не знаю кто, мальчик или девочка.
– Девочка, – впервые улыбнулась Галина. – Чудесная девочка.
– Вот черт! – расстроился Валентин Сергеевич. – Я почему-то уверен был в мальчике. Ты же все о первенце мечтал. Вон автомат даже привез, чтоб от врагов отбивался, – и он достал из сумки детское подобие «калашникова». – Сами виноваты. Предупредили бы по-людски – привез бы куклу.
– Да ладно тебе, – обнял его за плечи Бакенщик. – Галина, проводи гостя в избу.
Галина открыла до того прикрытую дверь, но по ее лицу питерец понял, что женщина все равно недовольна его вторжением. Впрочем, ему все равно. Если его помощь не нужна, то и ладно. А если нужна, то наплевать на Галинино нежелание делиться семейными тайнами.
Он вошел в теплый коридор, затем, сняв сапоги, – в большую, с четырьмя окнами на реку и одним на рощу, «залу».
Ребенка нигде не было.
«Так и есть», – подумал питерец. В два с половиной года здоровое дитя должно было бегать самостоятельно.
И тут же с радостью понял, что ошибся – дитя, несомненно, было здоровым. Оно прибежало из светелки с такой скоростью и шумом, что аж страшно стало. Вернее, не прибежало, а прискакало: в голубом платьице в белый горошек, но на боевом коне, состряпанном любящим папашей из нетолстого ивового ствола. В коротеньких тонких косичках – два любовно завязанных мамой белых банта.
О коне стоит сказать отдельно. Конь был без копыт, зато с матерчатой головой, на которой самыми заметными частями были картонные уши и глаза из пуговиц – тоже явно Галинина работа.
– Потише, доченька, – нежно сказала Галина. – Опять коленки сшибешь.
– Я аккуратно, – очень тщательно выговаривая буквы, даже с «р» у нее не было проблем, не согласилась девчонка. И тут же увидела незнакомого человека.
Остановилась, замолчала. И даже стала как будто меньше.
«Дикарка», – подумал питерец. Щеки с румянцем, крепкая, тугая вся – но общаться не с кем, а потому дикарка.
– Здравствуй, девочка! – сказал он, присев на корточки, чтобы уменьшить разницу в росте. – Меня зовут дядя Валя. А тебя как?
Девочка растерянно переводила взгляд с папы на маму и ничего не отвечала.
– Стесняется детеныш? – спросил он у взрослых. – Ничего, на новом месте разойдется, там детей много.
Он был искренне счастлив, что у ребенка его лучших друзей никаких заметных патологий не наблюдается.
– Да нет, не стесняется, – сказал Бакенщик. – Просто ждет указаний.
– От кого? – не понял гость.
– От меня с мамой, – улыбнулся хозяин. – Так, дочка? – он погладил ее по белокурой нежной головке.
– Так, – подтвердила девочка и на всякий случай спряталась за мамину юбку.
В отличие от мужа Галина не улыбалась. Ей было страшно и тревожно, как всякий раз, когда что-то из внешнего мира касалось ее маленькой дочки: будь то приезд (точнее, «приплыв») участкового педиатра – он вполне мог заметить возрастное несоответствие, – либо визит с ребенком в паспортный стол для официальной фиксации ее появления на белый свет.
Там, как и в случае с педиатром, все прошло отлично – Галина с Бакенщиком приехали в поселок через два года после нежданного обретения дочери, девчонку обернули в одеяло, и та вполне сошла за годовалую.
А про странные вопросы Бакенщика никто и не вспомнил. (Хотя он потом еще раз наводил справки про утерянных детей, для очистки совести. И даже не боялся читать ответ, уже точно зная, что этот ребенок – только его и Галины.)
– Ладно, девушки, – неожиданно решился Бакенщик. – От мира не спрячешься. И Валентин не чужой.
– Можно говорить все, что хочу? – очень по-взрослому спросила девчонка.
– Можно, – подтвердил отец.
А мать лишь поджала губы – похоже, ей бояться теперь всю оставшуюся жизнь, уж слишком тяжело далась ей эта замечательная девчурка.
– Ну и слава богу, – разрядил ситуацию гость. – Говори все, что сочтешь нужным. А то твои родители – как секретные сотрудники: даже то, что ты девчонка, и того не сказали. Ты хоть знаешь, что за игрушку я тебе привез?
Валентин протянул девочке автомат. Вряд ли она с ним станет играть в войнушку, но эта штука умела издавать шумы, а при нажатии на курок на срезе ствола появлялась еще и «цветомузыка». Вполне могло развлечь малышку, всю свою жизнь проведшую в тайге.
– Знаю, – сказала кроха. – Автомат Калашникова. Похож на «АК» под старый патрон.
– Какой патрон? – машинально переспросил очумевший питерец.
– 7,62 миллиметра, – уточнила девочка. – Большой. В модели «АКС-74У» – уже 5,45.
Валентин Сергеевич с мольбой посмотрел на друга. Это ведь шутка? Домашняя, так сказать, заготовка?
Друг даже не улыбнулся. Ты, мол, хотел узнать семейные тайны, так чего нервничаешь?
– Детка, ты любишь оружие? – снова обратился он к девчонке.
– Нет, – решительно качнула она головой, аж банты воздух рассекли. – Оружие не люблю. Я мороженое люблю.
– А откуда ж про «АКМ» узнала?
– По телику дядя говорил.
– Когда?
– Не знаю. Я еще маленькая была.
На этом она сочла себя выполнившей все церемониальные обязанности и снова с топотом поскакала на своем коне из комнаты.
– Вот так, Валентин Сергеевич, мы и живем, – улыбнулся Бакенщик.
– Она только про оружие знает? – с надеждой спросил питерец.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Иван Григорьевич. – А то ты не понял! Она про все знает. Все, что услышит. Все, что прочтет.
– Прочтет? – не понял Валентин.
– Она все книжки дома перечитала, даже энциклопедию, – махнул рукой вокруг себя Бакенщик. Большую часть стен занимали самодельные дощатые (и никогда не пустовавшие) книжные полки. – Из-за компьютера не вылазит. Я не успеваю ей диски покупать.
– Охренеть, – только и сказал гость.
Галина весь разговор промолчала.
Вечером они вышли из дома. Закат красиво раскрасил воду слегка раздавшейся на равнинном повороте Реки.
Сели на нагретый за день валун, наслаждаясь видом и чистым лесным воздухом.