А Юлия получила главный приз. А главным призом в этом году оказался морской круиз почти на три недели, с заходом в какие-то ужасно известные курортные города, с программой каких-то невероятных развлечений. Бассейн, кинозал, танцы, казино, бар и прочая дурь. Юлия даже расстроилась. Зачем ей этот круиз? Ей машинка нужна. Надо продать путевку и купить хорошую швейную машину. Или вязальную. Дети растут, вся одежка на них как огнем горит, рук не хватает шить новое, времени не хватает, никакого терпения не хватает на эту древнюю развалину, которая сто миллионов лет назад была швейной машинкой… Зачем ей этот дурацкий круиз? Круизом штаны для Петьки не прострочишь.
Но тут совершенно неожиданно и очень активно вмешалась мама Нина. Вообще-то она никогда не оспаривала Юлькины решения. Наоборот, одобряла и поддерживала абсолютно все, что бы Юлька ни думала или ни делала. Но на этот раз чуть не до скандала: езжай — и все. Ты путевку, мол, выиграла, а выставочные вещи и так купят, и деньги будут на машинку, а путевка все равно как дармовая, и когда еще такой случай выпадет, и вообще это — главный приз, и не имеешь права отказываться, потому что это неуважительно и даже неприлично.
— Мама Нина, ты что это так горячишься? — подозрительно спросила Юлия, почти потрясенная взрывом эмоций обычно очень спокойной мамы Нины. — Нет, ты не кричи, ты доказательно объясни, зачем мне мотаться по всяким круизам? И что я в этих круизах не видала, без чего жить нельзя?
— Ладно тебе. — Мама Нина немножко смутилась и быстренько отвернулась, якобы сосредоточившись на мытье банок. — Может, ты все на свете повидала, только когда это было-то, а? Который год в деревне безвылазно сидишь, никого не видишь, ни с кем не встречаешься… Разве я тебе компания? Да и не вечно мне жить. А как ты одна будешь? Вот и подумай. Время-то идет.
— Я тебе помру! — возмутилась Юлия, привычно пропустив мимо ушей все остальное. — Я тебе так помру, что своих не узнаешь! Что это еще за разговоры такие! Мама Нина, ты что, опять сердцем маешься? Ну-ка, бросай свои банки, потом сама вымою… Вот как я от тебя уехать могу, если ты помирать надумала?
— Ничего я не надумала. — Мама Нина повернулась к ней, воинственно задрав подбородок и угрожающе свертывая мокрое полотенце в жгут. — Никаким сердцем я не маюсь! Еще и поздоровее некоторых буду… Хлобыстну разок — живо узнаешь! Ишь ты, спорить с кем надумала! Я сказала — поедешь, и все тут. И не поднимай язык на родную мать, не тебе против моего характера упираться!
— Мамочка Ниночка, — вкрадчиво начала Юлия, осторожно подвигаясь к развоевавшейся старушке. — А вот я сейчас тебя скручу, в постельку уложу, полотенцем привяжу и не отпущу, пока не скажешь, зачем мне так уж необходимо от тебя уехать…
— Брысь отсюда! — Мама Нина для проформы шлепнула Юлию мокрым полотенцем. — Сама, поди, знаешь… Кого ты здесь найдешь? Вот. А тебе уж давно пора бы внуков мне нарожать. Одного мальчика и двух девочек.
— Начало-о-ось, — с подчеркнутым отвращением пробормотала Юлия, повернулась и решительно пошла из кухни.
— А оно и не кончалось никогда! — закричала мама Нина сердито, бросила полотенце и пошла за ней. — Ты меня слушать не хочешь, а потом локти грызть будешь! Не убегай, кому говорю… Хоть раз до конца дослушай, я ведь не каждый день тебе талдычу, я тебе дело говорю, я же о тебе думаю, у меня же душа вся изболелась, что ж ты глупая такая… Юленька, детонька, хорошая моя…
Это была старая тема. Еще тогда, в первые дни после больницы, когда Юлька поселилась у мамы Нины, когда они в бесконечных разговорах, в слезах, в хозяйственной суете или в долгом совместном молчании перебаливали случившееся, мама Нина в особенно тоскливую минуту вдруг сказала:
— Ну, ничего, ничего… Ты, доченька, сердце не рви. Вот внучика мне родишь — и все образуется.
— Внучика?.. — Юлька не поверила своим ушам. — Как это — рожу? Как же это я рожу?! Мама Нина, что ты говоришь такое?..
— Не родишь? — Вид у мамы Нины был потрясенный. — Вот тебе и на… Юленька, детонька, а я-то надеялась… Я-то думала: со свадьбой вон как торопятся, за неделю сладили… Не плачь, моя хорошая, прости меня, дуру старую…
К разговору о внуках мама Нина не возвращалась года два. Эти первые два года после гибели Дмитрия к ним часто ездил Сашка. То есть все братья ездили часто, но Сашка — чуть ли не каждую неделю. Юлька не понимала, как мама Нина может радоваться его приездам, как она может вообще спокойно смотреть на него, такого немыслимо похожего на Димку, напоминающего Димку каждым движением, каждым взглядом, каждой улыбкой, и голосом, и родинкой на левом виске, и даже запахом… Сама Юлька спокойно смотреть на Сашку не могла. В ней уже не было того ревнивого возмущения, которое она испытала, увидев его рядом с Димкой, но Сашка ей все равно почему-то не очень нравился. В каждый его приезд она старалась найти любой предлог, чтобы поменьше с ним встречаться, а это было нелегко — он приезжал на выходные, на работу идти Юльке не было необходимости, и, если она все-таки шла в интернат, это выглядело именно так, как и было на самом деле, — она сбегала от него. А он этого будто не замечал. Будто нарочно ходил за ней как привязанный, напрашивался в помощники — даже детей купал! — подарки какие-то привозил. А ее это раздражало, хоть она и пыталась не показывать виду. И наконец мама Нина не выдержала.
— И что это ты на него волком смотришь, а? — возмутилась она после очередного Сашкиного визита. — И чем это он тебе так не угодил? Может, обидел как-нибудь? Так ты мне скажи — я ему так всыплю…
— Мама Нина. — Юлька собралась с духом, подыскивая слова. Она надеялась, что эта тема не всплывет, но раз так, раз мама Нина сама не понимает, надо как-нибудь необидно объяснить. — Мама Нина! Сашка хороший. Ты его любишь. Как Володю, и Славика, и… Димку, правильно? Они все твои дети. Ты их всех любишь. Всех!.. — Она перевела дыхание, помолчала и все-таки решилась: — А я Димку люблю. Зачем Сашка так часто приезжает? Я каждый раз думаю… мама Нина, прости меня… я думаю: он вот живой, а Димка умер! Я знаю, что так нельзя… Оно само так думается… И как я могу ему в глаза смотреть, если все время об этом думаю?!
Потом они обе долго ревели, чуть не до утра просидев в маленькой комнате мамы Нины, рассматривали старые фотографии в шести увесистых альбомах: вот родня, а это они с мужем, через неделю после свадьбы специально в город фотографироваться ездили, а вот их старый дом, это уже Володя снимал, на память, когда новый строить стали… А вот дети — первый класс, второй класс, седьмой класс… А вот Славик в Чехословакии — какой красивый, правда? Тоже на Димку похож. А вот последние фотографии Сергея Степановича. Год до пенсии не дожил. Да он и на пенсию, наверное, не согласился бы уходить. Такой моторный был, минуты спокойно не прожил! Вот и укатали сивку крутые горки. Врачи потом говорили, что он с инфарктом неделю бегал, а никто ничего и не знал. Может, если бы подлечили сразу — пожил бы еще… Отец хотел, чтобы кто-нибудь из младших совхоз принял. И они оба хотели — и Димка, и Сашка. И готовились оба, и учились вместе, и работали здесь же… И все знали, что кто-нибудь из них отца заменит, — и в администрации знали, и в управлении… Отец говорил, что сам выберет — Димку или Сашку. Да вот не выбрал. Мальчики жребий тянули, кому на утверждение идти. Выпало Димке. Он и пошел, и так уверен был, что директором будет! Ему даже кто-то сказал: нескромно, мол. Новый кто-то сказал, не знал ничего. Ну, остальные все знали, так и получилось, как он хотел… У всех Июлей всегда все получалось, как они хотят. И у отца так было, и у ребят так…
— Что ж Сашка не захотел вернуться после… ну, как Димка погиб? — Юлька сама удивилась своему вопросу. И тому, что может говорить об этом почти спокойно.
— Сашка уже в Москве укоренился, — задумчиво сказала мама Нина. — У него там и работа, и друзья, и перспективы… А здесь что? — Она помолчала, повздыхала и неожиданно добавила: — Вот если бы ты за него замуж пошла — он, может, и вернулся бы.
— Замуж?! — Юлька так изумилась, что сначала даже не обиделась. — Мама Нина, что ты придумала? Или это он тебе что-то сказал? Ничего себе! Я — замуж за Сашку?
— А что? — Мама Нина тут же воинственно задрала подбородок. — Чем он тебе не хорош?
— Да всем он хорош! — Юлька испуганно таращила глаза и кусала губы, стараясь найти слова. — Очень даже он всем хорош! Только я — жена его брата! Ты что, забыла?!
— Детонька… — Мама Нина опустила голову и ссутулилась. — Юленька, не обижайся, чего скажу… Это ты, видать, забыла. Ты — вдова его брата. А женой-то и не была. Постой, не перебивай… Ты Димку любила, я верю. Но жизнь-то идет, правда? Ты подумай о себе, доченька… Тебе замуж надо, детей рожать надо, я внучиков понянькать хочу… За кого ты тут замуж пойдешь? Может, в городе и нашла бы кого-нибудь, да ведь он сюда не поедет, тебя с собой увезет, а как мне без тебя? А Сашка бы здесь остался, я знаю.
— Бред! — крикнула Юлька и вскочила с дивана, рассыпая фотографии с колен. — Бред, бред, бред! Слушать не хочу! Думать не могу! Я не пойду замуж! Тем более — за Сашку!
— Да за Димку-то ты пошла! — тоже закричала мама Нина. — Чем же Сашка хуже? Одно лицо!
— Вот именно! — Юлька вдруг села на ковер посреди пола, уткнулась лицом в колени и громко заплакала.
— Одно лицо… — бормотала мама Нина, поднимаясь с дивана и усаживаясь на ковер рядом с Юлькой. — Одна душа… Один характер… Все одно. Прям как и не умирал.
Юльке показалось, что она вдруг что-то поняла, и она испугалась. Так сильно испугалась, что даже плакать перестала, молча уставилась на маму Нину, не зная, что же теперь говорить и что делать, а душа ее переполнялась страхом и острой жалостью… И вдруг точно так же, как давным-давно сделала мама Нина, теперь совершенно инстинктивно сделала Юлька: осторожно обняла тощие старушечьи плечи, уткнулась лбом в висок мамы Нины и, слегка покачиваясь в медленном, усыпляющем ритме, запела-заплакала полузабытые, полузнакомые, странные, колдовские слова:
— Спи, моя золотенька, серебряны краешки…
— Отстань. — Мама Нина отрезвляюще отпихнула Юльку острым локтем, шмыгнула носом и вытерла подолом лицо. — Не бойся, я не свихнулась. Просто… ну, это ты не поймешь, пока своих не нарожаешь. И нечего на меня глазами лупать. Ладно, давай-ка и вправду спать ложиться. Потом поговорим…
Потом они поговорили. И не однажды. Точнее — говорила мама Нина. В самый неожиданный момент и, как правило, в самом неподходящем месте мама Нина вдруг начинала без подготовки: замужество, дети, дети, замужество… Похоже, это стало навязчивой идеей. Роди ей внучика, и все тут… Или лучше двух. Еще лучше — двух мальчиков и одну девочку. Или двух девочек и одного мальчика. Или всех девочек, но много. Возможны варианты. Юлька сначала по глупости вступала в пререкания. Потом стала сбегать — якобы по делу, чтобы не обижать маму Нину. Потом перестала слушать — просто переключалась на другое при первом упоминании замужества и детей. Маму Нину это нисколько не останавливало. И вот ведь что интересно: у Володи и Славика давным-давно были дети, по двое мальчишек, вылитые Июли, Сашка в конце концов женился, его Людмила выражала полную готовность нарожать Июльчиков по потребности, но мама Нина совершенно демагогически игнорировала то обстоятельство, что «внучиков» у нее и так уже полная обойма, и даже придумала абсолютно неопровержимый в силу абсолютной нелепости аргумент: внуки от сыновей дороже отцу, матери дороже внуки от дочери…