– Очень рад, – отозвался Гена ледяным голосом.
– А уж как я рад! Сами-то откуда? Как звать?
– А зачем это вам? – еще холоднее поинтересовался Аристов.
– Как зачем! Для продолжения знакомства…
– Продолжения не будет.
– Да-а? – опешил Коляныч.
– Да.
Золотая улыбка командира спасателей начала тускнеть и погасла. Он ушел, бормоча что-то про дерьмократов, разворовавших Россию и теперь вот греющих брюхо на заморских курортах. Позже, у китайчатого портье, болтавшего, кажется, на всех языках, мы выяснили, что пятнадцать спасателей, помогавших американцам тушить лесные пожары, заселились в отель еще утром и уже успели в близлежащем магазинчике купить спиртного больше, чем было продано там за все годы, прошедшие после окончания войны Севера с Югом.
Во время ужина в полинезийском ресторане Гена был суров, как во время воздушной атаки.
– Больше в отеле не загораем. Ходим на соседний пляж.
– Правильно, – поддержал я. – Я тоже за безалкогольный отдых. Какая воздушная акробатика с похмелья!
– Ну зачем вы так! – с милой наивностью возразила Катя. – Отличные ребята. Правда, Оленька?
– Ты им уже рассказала, какие прокладки защищают тебя с утра до вечера?
– Павел! – оскорбилась Оленька. – Опять?
– Простите нам эту семейную сцену! – повинился я.
– Значит так,– лицо Аристова закаменело, как если бы он вышел противнику в хвост и нажал гашетку. – Если они будут еще надоедать, я позвоню министру МЧС – мы в одном подъезде живем. Он быстро им боевую тревогу сыграет… На Алтае тоже леса горят!
– А они, глупенькие, даже и не догадаются, кто им это устроил. Вот класс! – Катька от удовольствия захлопала в ладоши.
– Не дай Бог, если догадаются! Здоровее этих ребят разве что омоновские мордовороты… – тихо заметил я и ласково поглядел на Катерину.
Она вздрогнула, побледнела и заткнулась на весь оставшийся вечер.
16. ГОДОВЩИНА
Гена милостиво согласился оценить меня как летчика. Мы с ним прокувыркались в воздухе больше часа. Наша «Сесна» ревела на выходе из пике, зависала с заглушенным мотором в «колоколе», юлой вертелась в каскаде «бочек». От перегрузок темнело в глазах, пот не только пропитал рубашку и летный костюм, но даже тяжелыми каплями метался по кабине. За хороший полет пилот худеет на несколько килограммов. Наш полет был не просто хорошим, а еще и затяжным. Потерпев немного мои ученические выкрутасы, Гена решил вспомнить молодость – он один из немногих летчиков, которые могут долго держать перегрузки. На вводе в петлю и на виражах я терял сознание и приходил в себя лишь через несколько секунд. Такие полеты – какой-то особенный мужской мазохизм. Но как приятно после них сознавать, что ты все преодолел и смог вернуться на землю!
Бедолага Экзюпери говаривал: «Человек в воздухе лучше человека на земле!» От летчиков просто веет мужественной чистотой и могучей романтикой. Летчики – это сердце нации. А тех охламонов в Кремле и окрестностях, которые относятся к этому сердцу как к аппендиксу, я бы просто расстреливал в Александровском саду из мелкокалиберной винтовки – чтобы дольше мучились. Летчики-испытатели – это спрессованный в одном элитном коллективе генофонд нации. Их собирают, точнее собирали, штучно по всей нашей необъятной державе. Пестовали, как скрипачей. Жаль, что добрая половина из них встречает свое сорокалетие на геройском кладбище в Жуковском под памятниками с пропеллерами.
Я ведь тоже после школы хотел поступать в летное училище! Не прошел медкомиссию… «Ладно, – сказал я судьбе,– объедем по кривой!» И поступил в авиационно-технологический. Но тут все как раз посыпалось – и пламенный мотор советской авиации заклинило… «А вот и хрен тебе мелко порубленный! – сказал я все той же судьбе. – Врешь – не возьмешь!» И пошел в авиационный бизнес, который не менее опасен, чем испытательный полет. Но это не риск жучилы, готового просадить в Лас-Вегасе в рулетку бабки, нажитые на крови отстреленных партнеров и соплях обобранных советских лохов. Это другое! Когда я получил свой первый кредит на развитие малой авиации, умные люди мне говорили: «Павлик, ты добрался до своей сосиски. Утащи ее в какое-нибудь тихое место и грызи впотай. Еще и внукам хватит!» Но я выбрал небо. Понимаешь ты, писателишко, небо! Я строю свою Вавилонскую башню и не виноват в том, что в наше время кирпичи кладут не на цемент, не на раствор, а на дерьмо и кровь. На кровь и дерьмо! Я это время не выбирал – оно прыгнуло мне на загривок. Нет, не прыгнуло… Век-шакал… Он, мерзко воя, бродит вокруг и сужает круги. И теперь или я его, или он меня. Понимаешь? Вот и таскаю с собой повсюду Толика с пистолетом. Надо пережить, перехитрить… Когда-нибудь кровь с дерьмом затвердеют – и тогда уже мою башню не своротишь. И тогда козлы-потомки будут еще долго разгадывать секрет неколебимости этого вечного раствора!
– Хороший монолог? – Павел Николаевич допил донское игристое и посмотрел на часы.
Поезд уже въезжал в новый день, и утренний свет, словно вода с лимонным соком, смешивался, с желтым светом ночников.
– Неплохой, – уклончиво ответил я.
– Обязательно вставь в повесть!
– Не стоит…
– Почему это?
– Неправдоподобно. «Новый русский» не может произнести такой монолог. По определению…
– Но я ведь произнес! – опешил он.
– Не надо путать литературу с жизнью. В прозе главное – логика характера… А тут нате вам – Экзюпери… Думаю, не стоит вставлять.
– А ты не думай. Музыку, знаешь, кто заказывает?
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Поначалу мои партнеры снисходительно относились к переводчику, вообразив, будто я голубой, которому вдобавок еще нравятся пропитые и прокуренные отставные военные. Однажды один добродушный женственный армянин, переехавший из России в Штаты лет пятнадцать назад еще мальчиком, долго наблюдал за тем, как мой переводчик хлещет виски, будто пиво, а потом вздохнул и заметил:
– Знаете, Павел, когда личная жизнь начинает плохо влиять на бизнес, это очень худо!
– Что?
– У меня тоже есть друг. Он таксист. Я его очень люблю, но никогда не сделаю своим личным шофером!
По возвращении домой я выгнал переводчика. Он теперь обозреватель-международник на радио. Когда в машине я включаю приемник и натыкаюсь на знакомый хриплый голос, у меня иногда возникает ощущение, что его могучий многолетний перегар способен настигать слушателей даже по радиоволнам.
Оставшись без переводчика, я посоветовался со своим заместителем Серегой Таратутой и дал объявление в газете:
«Владельцу авиационной фирмы требуется привлекательная помощница до 30 лет, умеющая работать на компьютере, без комплексов, со знанием этикета и двух иностранных языков (английский обязательно). Высокая зарплата и постоянные выезды за рубеж гарантируются».
Боже ты мой, что тут началось! Больше сотни дам и девиц жаждали стать моими помощницами. Откровенно говоря, я обалдел от такой массовки, и пришлось даже снять на несколько дней для смотрин польский культурный центр. В Варшаве тогда вообразили, что на культурные связи с оккупантами тратиться не стоит, и сотрудники центра крутились как могли. Все на продажу…
Разочарования начались сразу же. Из чаровниц, явившихся на конкурс, мало кто владел компьютером, разбирался в этикете и знал два языка, но зато все – и соплюшки, и вполне зрелые тети – явились одетыми по форме: мини-юбка по самые «не балуй», блузка, подчеркивающая наличие требуемого для такой работы бюста, и ажурные чулочки-завлекалочки. Кто только не приперся: и прожженные путаны, вытесненные из профессии юными конкурентками, и замученные нищенской зарплатой преподавательницы английского, и потрепанные гидши развалившегося Интуриста. Была даже одна восьмиклассница, уверявшая, что подучить язык – ей раз плюнуть, а все остальное она уже умеет на «пятерку». Но я чту уголовный кодекс.
Серега Таратута еще в комсомольские времена насобачился на организации конкурсов советской красоты и устроил все очень грамотно. Группа соискательниц поднималась на освещенную сцену, а мы с ним, как жюри в КВНе, сидели в глубине зала за специальным столиком с микрофоном.
– Вы знаете, как отбирают стюардесс в бразильских авиакомпаниях? – спрашивал Серега в микрофон.
– Как?
– А вот так. Нужно положить руки на затылок, а локти свести вместе. После этого нужно медленно подойти к стене…
– Зачем?
– Затем… Если ваши локти коснутся стены раньше, чем ваш бюст, стюардессой в Бразилии вам не быть!
– Но мы же не в Бразилии!
– Вот именно! Что такое Бразилия? Страна третьего мира. А Россия – великая держава. К тому же «Аэрофонд» предполагает открыть филиал в Буэнос-Айресе! – вдохновенно врал Таратута.
После такого заявления несколько недостаточно бюстастых соискательниц, понурясь, сами сошли со сцены и оскорбленно удалились. Оставшиеся стали заполнять специальные анкеты. Это была хитрость. Самых страшненьких мы отправляли домой, объясняя, что не удовлетворены их анкетными данными. Нельзя же девушке прямо сказать, что с такими, к примеру, зубами и прыщами надо бежать к протезисту и дерматологу, а не на конкурс секретарш.
Потом Серега, окончивший в свое время спецшколу, а также иняз, разговаривал с девушками по-английски. Двух-трех вопросов и ответов было достаточно, чтобы убедиться: выучить язык за месяц, тем более при помощи Илоны Давыдовой, невозможно. Потом соискательницы набирали текст делового письма на компьютере. Делавшие ошибку в слове «презентация» тут же отправлялись домой, хотя для некоторых, подходящих под стандарты бразильских авиакомпаний, мы делали временное исключение. Наконец, оставшиеся девушки варили и подавали нам кофе.
К концу дня определялись финалистки. Им-то и предлагалось проследовать в сауну для демонстрации того, как они умеют организовывать мужской досуг. Иные, бледнея от возмущения, отказывались сразу же. Нет, я уважаю женщин, полагающих, будто путь к сердцу шефа лежит исключительно через мозг и желудок, но в моем офисе таким особам делать нечего. Большинство заранее знало, что их ждет, и соглашалось. Секретарша не только интимный соратник шефа, она должна быть готова в любую минуту превратиться в сексуальный подарок нужному человеку. А среди нужных людей встречаются такие ублюдки…
Для проверки всеотзывчивости девушек я пригласил кое-кого из своих друзей и партнеров. Первым, разумеется, примчался Гена Аристов – Герой России, летчик-космонавт, железный и бесстрашный мужик, боящийся в жизни только одного – своей жены Галины Дорофеевны. Появившись, он сразу же попросил Толика проверить – нет ли за ним хвоста.
– …И рогов, – остроумно добавил я.
– Смешно сказал, – грустно кивнул Гена и посмотрел на часы. – В семь я должен быть дома. Ну, давай показывай, где тут твой траходром?
В результате многократного тестирования и последующего бурного обсуждения за четыре дня удалось отобрать шесть девушек. Кто-то из них прилично владел английским, но не более, кто-то знал основы этикета, кто-то окончил компьютерные курсы, но все шестеро хорошо заваривали кофе, касались стены грудью раньше, чем локтями, а главное – относились к своему телу как к общественному достоянию, проявляя при этом сноровку, выдумку и дисциплинированность. Двоих я сам взял секретаршами на телефон, остальных разобрали друзья и деловые партнеры. Гена тоже сначала хотел взять себе референтом одну маленькую черненькую девчушку с Украины, но потом все-таки решил не рисковать, ибо Галина Дорофеевна была хохлушкой и имела на измену природный нюх. Кто же знал, что вскоре осторожный Аристов втрескается до полной потери бдительности в длинноногую Оленьку – студентку академии современного искусства имени Казимира Малевича. Но та, ради которой все и было затеяно, не появилась.