– Что?
– Я знаю, в чем твоя трагедия.
– Что ты имеешь в виду?
– Ладно, – ответил я. – Забудь.
– Я хочу знать.
– Я не хочу оскорблять твои чувства.
– Но я хочу знать, о чем это ты, к чертовой матери.
– Ладно, если нальешь еще, скажу.
– Хорошо. – Лидия взяла пустой стакан и налила половину виски и половину воды. Я снова все выпил.
– Ну? – спросила она.
– Черт, да ты сама знаешь.
– Что знаю?
– У тебя большая пизда.
– Что?
– Это не редкость. У тебя двое детей.
Лидия сидела, молча ковыряя глину. Затем отложила инструмент.
Отошла в угол кухни рядом с черным ходом. Я смотрел, как она наклоняется и стаскивает сапоги. Потом стянула джинсы и трусики. Пизда ее была там, смотрела прямо на меня.
– Ладно, подонок, – сказала она. – Сейчас я тебе покажу, что ты ошибся.
Я снял ботинки, штаны и трусы, встал на колени на линолеум, а потом опустился на нее, вытянувшись. Начал целовать. Отвердел я быстро и почувствовал, как проникаю внутрь.
Я начал толчки… один, два, три…
В переднюю дверь постучали. Детский стук – крохотные кулачки, яростные, настойчивые. Лидия быстро спихнула меня.
– Это Лиза!Она не ходила сегодня в школу! Она была у…
– Лидия вскочила и принялась натягивать одежду. – Одевайся! – приказала она мне.
Я оделся, как мог, быстро. Лидия подошла к двери – там стояла ее пятилетняя дочь:
– МАМА! МАМА! Я порезала пальчик!
Я забрел в переднюю комнату. Лидия посадила Лизу себе на колени.
– Уууу, дай Мамочкепосмотреть. Уууу, дай Мамочкепоцеловать тебе пальчик. Мамочкасейчас его вылечит!
– МАМА, больно!
Я взглянул на порез. Тот был почти невидим.
– Слушай, – сказал я, наконец, Лидии, – увидимся завтра.
– Мне жаль, – ответила она.
– Я знаю.
Лиза подняла на меня глаза, слезы всё капали и капали.
– Лиза не даст никомуМамочку в обиду, – сказала Лидия.
Я открыл дверь, закрыл дверь и пошел к своему «меркурию-комете» 1962 года.
4
В то время я редактировал небольшой журнальчик, «Слабительный Подход».У меня имелось два соредактора, и мы считали, что печатаем лучших поэтов своего времени. А также кое-кого из иных.
Одним из редакторов был недоразвитый студент-недоучка Кеннет Маллох 6-с-лишним футов росту (черный), которого содержала частично его мать, а частично – сестра.
Другим был Сэмми Левинсон (еврей), 27 лет, живший с родителями, которые его и кормили.
Листы уже отпечатали. Теперь предстояло сброшюровать их и скрепить с обложками.
– Ты вот что сделаешь, – сказал Сэмми. – Ты устроишь брошюровочную пьянку. Будешь подавать напитки и немного трёпа, а онипускай работают.
– Ненавижу пьянки, – сказал я.
– Приглашать буду я, – сказал Сэмми.
– Хорошо, – согласился я и пригласил Лидию.
В вечер пьянки Сэмми приехал с уже сброшюрованным журналом. Он был парнем нервного склада, у него подергивалась голова, и он не мог дождаться, чтоб увидеть собственные стихи напечатанными. Он сброшюровал «Слабительный Подход»сам, а потом присобачил обложки. Кеннета Маллоха нигде не нашли: вероятно, он либо сидел в тюрьме, либо его уже комиссовали.
Собрался народ.
Собрался народ. Я знал очень немногих. Я пошел к домохозяйке на задний двор. Та открыла мне дверь.
– У меня большая гулянка, миссис О'Киф. Я хочу, чтобы вы с мужем тоже пришли. Много пива, претцелей и чипсов.
– Ох, Господи, нет!
– В чем дело?
– Я видела, что за люди туда заходят! Такие бороды, и все эти волосья, и всё это тряпье дранозадое! Браслеты, бусы… да они похожи на банду коммунистов! Как ты только таких людей терпишь?
– Я тоже этих людей терпеть не могу, миссис О'Киф. Мы просто пьем пиво и разговариваем. Это ничего не значит.
– За ними глаз да глаз нужен. Они из тех, что трубы воруют.
Она закрыла дверь.
Лидия приехала поздно. Вошла в двери, как актриса. Первым делом я заметил на ней большую ковбойскую шляпу с лавандовым перышком, приколотым сбоку. Не сказав мне ни слова, она немедленно подсела к молодому продавцу из книжного магазина и завязала с ним интенсивную беседу. Я начал пить по-тяжелой, и из моего разговора испарились энергия и юмор. Продавец был парень ничего, пытался стать писателем. Его звали Рэнди Эванс, но он слишком глубоко влез в Кафку, чтобы добиться хоть какой-то литературной ясности. Мы считали, что лучше его в «Слабительном Подходе»печатать, чем обижать – к тому же, журнал можно было распространять через его магазин.
Я допил пиво и немного побродил вокруг. Вышел на заднее крыльцо, сел на приступок в переулке и стал смотреть, как большой черный кот пытается проникнуть в мусорный бак. Я подошел к нему. Но стоило мне приблизиться, как он спрыгнул с бака. Остановился в 3-4 футах, наблюдая за мной. Я снял с мусорного бака крышку. Вонь поднялась ужасающая. Я срыгнул в бак, уронив крышку на мостовую. Кошак подпрыгнул и встал всеми четырьмя лапами на край бака. Помедлил, а потом, яркий под полумесяцем, нырнул внутрь с головой.
Лидия все еще разговаривала с Рэнди, и я заметил, как под столом одна ее нога касается рэндиной. Я открыл себе еще одно пиво.
Сэмми смешил толпу. У меня это получалось немного лучше, когда хотелось рассмешить народ, но в тот вечер я был не в настроении. 15 или 16 мужиков и всего две тетки – Лидия и Эйприл. Эйприл была жирной и сидела на диете. Она растянулась на полу. Примерно через полчаса она поднялась и свалила с Карлом, перегоревшим наспидованным маньяком. Поэтому осталось человек 15—16 мужиков и Лидия. На кухне я нашел пинту скотча, вытащил ее с собой на заднее крыльцо и то и дело прикладывался.
По ходу ночи мужики начали постепенно отваливать. Ушел даже Рэнди Эванс. Остались, наконец, только Сэмми, Лидия и я. Лидия разговаривала с Сэмми. Сэмми говорил что-то смешное. Я заставил себя рассмеяться. Затем он сказал, что ему надо идти.
– Не уходи, пожалуйста, Сэмми, – попросила Лидия.
– Пускай идет парень, – отозвался я.
– Ага, мне пора, – сказал Сэмми.
После его ухода Лидия наехала:
– Вовсе не нужно было его выгонять. Сэмми смешной, Сэмми по-настоящему смешной. Ты его обидел.
– Но я хочу поговорить с тобой наедине, Лидия.
– Мне нравятся твои друзья. У меня не получается так встречать столько разных людей, как у тебя. Мне нравятся люди!
– Мне – нет.
– Я знаю, что тебе – нет. Но мне нравятся. Люди приходят увидеть тебя. Может, если б они не приходили тебя увидеть, они бы больше тебе нравились.
– Нет, чем меньше я их вижу, тем больше они мне нравятся.
– Ты обидел Сэмми.
– Хрен там, он пошел домой, к своей мамочке.
– Ты ревнуешь, в тебе нет уверенности. Ты думаешь, я хочу лечь в постель с каждым мужчиной, с которым разговариваю.
– Нет, не думаю. Слушай, как насчет немного выпить?
Я встал и смешал ей один.