Затем, прямо из собора, ни к кому не заезжая, приехала к нам,
рассказала нам все, горько плакала и, в полном раскаянии, обнимала и умоляла
Дуню простить ее. В то же утро, нисколько не мешкая, прямо от нас, отправилась
по всем домам в городе и везде, в самых лестных для Дунечки выражениях, проливая
слезы, восстановила ее невинность и благородство ее чувств и поведения. Мало
того, всем показывала и читала вслух собственноручное письмо Дунечкино к
господину Свидригайлову и даже давала снимать с него копии (что, мне кажется,
уже и лишнее). Таким образом ей пришлось несколько дней сряду объезжать всех в
городе, так как иные стали обижаться, что другим оказано было предпочтение, и
таким образом завелись очереди, так что в каждом доме уже ждали заранее и все
знали, что в такой-то день Марфа Петровна будет там-то читать это письмо, и на
каждое чтение опять-таки собирались даже и те, которые письмо уже несколько раз
прослушали и у себя в домах, и у других знакомых, по очереди. Мое мнение, что
многое, очень многое, тут было лишнее; но Марфа Петровна уже такого характера.
По крайней мере она вполне восстановила честь Дунечки, и вся гнусность этого
дела легла неизгладимым позором на ее мужа, как на главного виновника, так что
мне его даже и жаль; слишком уже строго поступили с этим сумасбродом. Дуню
тотчас же стали приглашать давать уроки в некоторых домах, но она отказалась.
Вообще же все стали к ней вдруг относиться с особенным уважением. Все это
способствовало главным образом и тому неожиданному случаю, через который теперь
меняется, можно сказать, вся судьба наша. Узнай, милый Родя, что к Дуне
посватался жених и что она успела уже дать свое согласие, о чем и спешу
уведомить тебя поскорее. И хотя дело это сделалось и без твоего совета, но ты,
вероятно, не будешь ни на меня, ни на сестру в претензии, так как сам увидишь,
из дела же, что ждать и откладывать до получения твоего ответа было бы нам
невозможно. Да и сам ты не мог бы заочно обсудить всего в точности. Случилось же
так. Он уже надворный советник, Петр Петрович Лужин, и дальний родственник Марфы
Петровны, которая многому в этом способствовала. Начал с того, что через нее
изъявил желание с нами познакомиться, был как следует принят, пил кофе, а на
другой же день прислал письмо, в котором весьма вежливо изъяснил свое
предложение и просил скорого и решительного ответа. Человек он деловой и
занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой.
Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как все это произошло слишком
скоро и неожиданно. Соображали и раздумывали мы вместе весь тот день. Человек он
благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал.
Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может
нравиться женщинам, да и вообще человек он весьма солидный и приличный, немного
только угрюмый и как бы высокомерный. Но это, может быть, только так кажется с
первого взгляда. Да и предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в
Петербурге, что произойдет в очень скором времени, то не суди слишком быстро и
пылко, как это свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нем не
покажется. Говорю это на случай, хотя уверена, что он произведет на тебя
впечатление приятное. Да и кроме того, чтоб обознать какого бы то ни было
человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в
ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить. А
Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В
первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом
разделяет, как он сам выразился, "убеждения новейших поколений наших" и враг
всех предрассудков.
А
Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В
первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом
разделяет, как он сам выразился, "убеждения новейших поколений наших" и враг
всех предрассудков. Многое и еще говорил, потому что несколько как бы тщеславен
и очень любит, чтоб его слушали, но ведь это почти не порок. Я, разумеется, мало
поняла, но Дуня объяснила мне, что он человек хотя и небольшого образования, но
умный и, кажется, добрый. Ты знаешь характер сестры твоей, Родя. Это девушка
твердая, благоразумная, терпеливая и великодушная, хотя и с пылким сердцем, что
я хорошо в ней изучила. Конечно, ни с ее, ни с его стороны особенной любви тут
нет, но Дуня, кроме того что девушка умная, - в то же время существо
благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который
в свою очередь стал бы заботиться о ее счастии, а в последнем мы не имеем,
покамест, больших причин сомневаться, хотя и скоренько, признаться, сделалось
дело. К тому же он человек очень расчетливый и, конечно, сам увидит, что его
собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дунечка будет за ним
счастливее. А что там какие-нибудь неровности в характере, какие-нибудь старые
привычки и даже некоторое несогласие в мыслях (чего и в самых счастливых
супружествах обойти нельзя), то на этот счет Дунечка сама мне сказала, что она
на себя надеется; что беспокоиться тут нечего и что она многое может перенести,
под условием если дальнейшие отношения будут честные и справедливые. Он,
например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить
именно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так. Например, при
втором визите, уже получив согласие, в разговоре он выразился, что уж и прежде,
не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременно
такую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, что
муж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считает
мужа за своего благодетеля. Прибавляю, что он выразился несколько мягче и
ласковее, чем я написала, потому что я забыла настоящее выражение, а помню одну
только мысль, и, кроме того, сказал он это отнюдь не преднамеренно, а, очевидно,
проговорившись, в пылу разговора, так что даже старался потом поправиться и
смягчить; но мне все-таки показалось это немного как бы резко, и я сообщила об
этом Дуне. Но Дуня даже с досадой отвечала мне, что "слова еще не дело", и это,
конечно справедливо. Пред тем, как решиться, Дунечка не спала всю ночь и,
полагая, что я уже сплю, встала с постели и всю ночь ходила взад и вперед по
комнате; наконец стала на колени и долго и горячо молилась пред образом, а
наутро объявила мне, что она решилась.
Я уже упомянула, что Петр Петрович отправляется теперь в Петербург. У него там
большие дела, и он хочет открыть в Петербурге публичную адвокатскую контору. Он
давно уже занимается хождением по разным искам и тяжбам и на днях только что
выиграл одну значительную тяжбу. В Петербург же ему и потому необходимо, что там
у него одно значительное дело в сенате. Таким образом, милый Родя, он и тебе
может быть весьма полезен, даже во всем, и мы с Дуней уже положили, что ты, даже
с теперешнего же дня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру и считать
участь свою уже ясно определившеюся. О если б это осуществилось! Это была бы
такая выгода, что надо считать ее не иначе, как прямою к нам милостию
вседержителя. Дуня только и мечтает об этом. Мы уже рискнули сказать несколько
слов на этот счет Петру Петровичу. Он выразился осторожно и сказал, что,
конечно, так как ему без секретаря обойтись нельзя, то, разумеется, лучше
платить жалованье родственнику, чем чужому, если только тот окажется способным к
должности (еще бы ты-то не оказался способен!), но тут же выразил сомнение, что
университетские занятия твои не оставят тебе времени для занятий в его конторе.