– О себе предпочитаю рассказывать сам. Я предпочту прогуляться, чем выслушивать ваши душеспасительные беседы, – он намеренно говорил на языке оккупантов, а после, развернувшись, стремительно вышел из землянки.
Некоторое время оставшиеся молчали. Наконец, установившуюся мертвенную тишину, неприятную всем троим, прервал Иван:
– Молодой еще. Напичкан пропагандой по самое не могу. Сразу видно.
– Ты прав, – заметил Бахва. – Он у нас один такой. Остальные имели свои мотивы придти. Наверное, самый весомый – Нодар. Я говорю «наверное», поскольку не знаю, что случилось с семьей Михо и была ли она у него хоть когда. И что с его родственниками. Вроде бы он рассказывал о брате, но что-то конкретное вытянуть из него мне не удалось.
– Интересно, – неожиданно заметил Иван, – как звали его брата?
– Гурам Джанашия, – Иван поднял брови удивленно. – Ты о нем слышал?
– Не знаю, много ли Джанаший в Сухуми, но… вроде один был.
– Ну и?
– В Сухуми я встречался с одним человеком, из ФСБ, который занимался пленными. Он работал под началом майора Джанашия, года два назад, пока тот был не погиб в теракте. Я не утверждаю… – Иван резко замолчал.
Манана с силой стукнула кулаком по спинке кровати. Брат поднялся порывисто и прошелся до двери. Хотел выйти на свежий воздух, но в последний момент передумал. Повернулся разом к пленному, подошел, и стремительно склонившись, вцепился в ворот рубашки, пытаясь его поднять.
– Ты ведь врешь, гад, ты ведь врешь, скажи, что ты врешь!
Наконец, отпустил пленника, и рухнул на соседнюю кровать.
– Я не уверен, что это именно тот Джанашия. Ведь я не знаю его имени, – осторожно сказал Куренной.
– Михо говорил, что род Джанашия в Сухуми один, – медленно выдавила из себя Манана. На пленного она не могла смотреть. Порывисто вздохнула.
– Это как гражданская война, – выдавил Бахва. Иван покачал головой.
– Просто предательство.
– Тебе просто говорить. Ведь ты…
– Я тоже меченый войной. Мой племянник погиб в Чечне, исполняя «воинский долг». Мой троюродный брат сгинул в Волгодонске, вместе с женой и годовалым сыном, если помните, там взорвалась машина с гексагеном. Моя девушка… ее убили какие-то подонки, заминировав пляж Пицунды. Ваши подонки, их потом поймали. Но ведь убивали невинных. Даже не призывников, просто туристов. Вы же постоянно взрываете пляжи от Новороссийска до Гали. Что же вы пытаетесь доказать – что подлостью сильнее?
– А ты сам не такой? – яростно произнес Бахва, подскакивая к нему. – Ты сам чист и невинен, на тебе нет ни капли крови.
– Я солдат, а значит, на мне есть кровь. Но только военных. Я пехотинец, а это значит, я вижу того, кого собираюсь убить.
– И на мне есть кровь, и я тоже убиваю. И тоже в ближнем бою, если случается. Но я никогда…
– Все мы никогда, – медленно произнесла Манана. – Все мы никогда не признаемся в том, что творим. Вам проще… вы яростью можете доказать. А я не могу. Да я убивала невинных. Я снайпер, а этого ни на одной войне не прощают. Дважды я убивала женщин, почти девочек, потому что они увидели то, что им видеть не полагалось. А значит, подписались на смерть. Не сами, я их подписала. Я спасала других, забирая эти жизни. Я никогда этого не забуду, но никогда не раскаюсь в содеянном. Запомни, не раскаюсь, – и помолчав, благо никто ее не прерывал, добавила: – Поэтому снайперов еще так ненавидят. Их трудно достать, и каждый может стать их мишенью. И быть может только потому, что увидел или услышал сверх того, что должен был. Не самого снайпера, нет, но кого-то из его группы. Или ты думаешь, я просто развлекалась, стреляя им в грудь?
Иван молчал. Молчал и Бахва. Манана снова отвернулась от мужчин и уткнулась в подушку. Наконец, она смогла излить накопившиеся переживания последних лет. И теперь, когда душа вроде бы очистилась от скопившейся в ней скверны, Манана неожиданно поняла, насколько та опустела.
Иван вздохнул и снова лег на кровати.
– Все мы, здесь собравшиеся, и не добравшиеся до этих мест, калечены войной. Наверное, потому и оказались тут. Подписались на войну. Вроде бы все ее ненавидим, и все же каждый из нас старательно выполняет свой долг. Вот ведь парадокс. Хотя ничего удивительного в этом нет. Мертвые призвали нас сюда, – оба и Бахва, и Манана одновременно вздрогнули. – Ради мертвых мы обязались убивать живых. Все мы. Кроме Мананы. Ты пришла сюда, чтобы не дать умереть живому.
До его уха донеслось всхлипывание. Уткнувшись в подушку, Манана, наконец, смогла заплакать. Иван поднялся, Бахва резко усадил его на кровать.
– Сядь, капитан. Сядь и помолчи.
В дверь предупреждающе стукнули, затем она распахнулась – в землянку вошел Важа. Оглядев присутствующих, он молча подошел и сел напротив Мананы. Она так и не отняла головы от подушки.
– Собирается буря, – тихо произнес Важа.
34.
От мыслей о Милене никак не получалось избавиться. Едва я покинул ее, как беспричинное беспокойство, овладевшее ей, передалось и мне. Только если она переживала обо мне, я нервничал, впрочем, имея куда больше на то причин, о Милене. Посему изрядно задержался с разбором завалов входящих, насыпанных на стол Сергеем Балясиным. В них не хватало многого по проведенной операции, данные никак не поступали. Добрались только в одиннадцать, когда президент вернулся на работу. Получив их, Денис Андреевич незамедлительно вызвал меня к себе.
Президент был доволен. Впервые за последние дни я увидел Дениса Андреевича в приподнятом настроении, он улыбнулся моему приходу, так что на душе потеплело. Нравится мне его улыбка, что тут поделаешь.
– Артем, операция, при всех недостатках и недоработках, прошла, как мне кажется, успешно. Уничтожено свыше ста семидесяти тысяч мертвецов… Мда, выраженьице получилось. Поскольку вероятность появления новых ходячих покойников не исключается вплоть до завтрашнего утра, у кладбищ, особенно крупных городских, поставлен усиленный караул. Хотя, в последний раз поднимутся единицы, но и они нам ни к чему. Войска отведены в ближайшие села для зачистки от мертвецов и оказания помощи населению.
– Какой помощи? – не понял я. Денис Андреевич смутился.
– Да. В самом деле, какой. Пахомов что-то начудил. Но все равно, можно поздравить старого генерала с первой серьезной победой на новом месте…. – рука, занесенная над телефоном, опустилась. – Что еще не так?
– Число. Наши потери почти две тысячи человек. Вообще, как такое возможно. Полная защита, плюс куча вооружения, плюс разработанная тактика и внезапность выступления. А я читаю, что часть погибших – от пулевых ранений. Да еще и тысяча сто двадцать раненых. Значит, стреляли друг по другу. Это раз. И, кроме того, я полагаю, что количество уничтоженных мертвецов, даже если оно не преувеличено…
– Артем, вы уж не заговаривайтесь. Андриан Николаевич мне врать не станет.
– …то все равно слишком ничтожно. Простите, Денис Андреевич, я только сейчас это сообразил. За четверо суток из земли должны восстать, по самым грубым прикидкам, около пяти-шести миллионов человек. Сами посудите, во-первых, у нас очень низкая продолжительность жизни и высокая смертность. В числе главных причин, слабое здоровье, беспробудное пьянство, особенно в поселках и деревнях, ДТП, отравления некачественными продуктами. Во-вторых, мы лидируем среди количества самоубийц, и это уже молодежь. Ну и просто статистика… за пять лет население России только сократилось на три с половиной миллиона человек, без учета скрытой миграции. Прибавьте к этому числу нелегальных мигрантов, их у нас около десяти миллионов, а может и больше, никто не знает, фактически, рабов, только совсем без прав, которых хоронят неизвестно как и где… пожалуй, шесть миллионов, будет еще мало.
– Пожалуй… – Денис Андреевич разом потерял голос. – Так сколько вы полагаете?
– Семь, скорее, восемь. Нет, все же семь с половиной.
– Торопец, с кем вы торгуетесь? Со смертью? – голос президента зазвенел.
– Простите, но я при вас строю свои догадки касательно числа восставших. Еще если учесть, что каждый из них активен и с первого же числа проявлял свои смертоносные качества – помните, случай в Ижевске? – значит, мы можем предположить, что хотя бы каждый второй из восставших вполне мог укусить хотя бы одного из живых…
– Черт возьми, Торопец! – вскричал Денис Андреевич, поднимаясь. Я немедленно поднялся следом. – Вы уже дошли до десяти или одиннадцати миллионов зомби, шастающих по всей стране. Вы понимаете, что это значит?
– Полагаю, только то, что операция была априори провальной.
– Да черт с ней, с операцией. На нашей территории армия, которой не было даже во времена гитлеровской оккупации. И как ее вычистить, я не имею ни малейшего представления.
– Теперь, это задача не ОМОНа, и даже не внутренних войск, а Генштаба. Придется мобилизовать все и всех. И как можно скорее.
Денис Андреевич резко наклонился ко мне. Я отшатнулся от неожиданности. Он ухватил меня за рукав.
– Вы хотите, чтобы я публично признался в собственной некомпетентности? Хотите, чтобы я поднял всех на уши этим заявлением? Чтобы в стране начался хаос? Вы представляете, что будет, если я заявлю: дорогие братья и сестры, извиняйте, что мы не можем справиться с напастью сами, но вот вам по пистолету и стреляйте в мертвецкие рыла за вашего президента и правительство. Благословляю.
Денис Андреевич резко выпустил мой рукав и сел. Я продолжал стоять, ошарашенный этим неожиданным выплеском. Президент нервно вздохнул несколько раз, он смотрел в окно, разглядывал окна соседнего корпуса.
– Извините, Артем, за этот срыв… – бесцветно произнес он.
– Все в порядке, Денис Андреевич, вам надо было выкричаться.
– Вы правы, – он кивнул, уголок рта дернулся, пытаясь отобразить хотя бы подобие прежней улыбки, с которой он встречал меня десять минут назад.
Он снова вздохнул и продолжил:
– Спасибо, что догадались и сообщили. По крайней мере, теперь мы имеем хоть какое-то представление о противнике. Я позвоню Пахомову и доведу до его сведения….
– Действовать придется днем и прилюдно, – влез я. – Полагаю, сёла в ближайшем Подмосковье мы потеряли, значит, придется вывозить оставшихся жителей и строить редуты вокруг захваченных территорий.
– Не получится. Не хватит ни сил, ни времени.
– Но если этого не предпринять, через несколько дней у нас под контролем останутся только большие города. И то частичным.
– В любом крупном городе достаточно войск, чтобы ликвидировать мертвецов. Тем более, в Москве и Питере.
– Денис Андреевич, тогда придется действовать от противного.
– Что вы имеете в виду?
– Значит, надо строить редуты вокруг городов, создавать блокпосты и заставы. И фильтрационные пункты. Затем очищать города, и только после этого возвращаться в деревни и поселки. А там уже огнем и мечом….
Он покачал головой.
–Значит, сегодня снова соберется расширенный состав Совбеза. И вы будете присутствовать на нем.
– Я?
– Именно вы, Артем. Доложите нам свое мнение касательно численности мертвецов и предложите выход из создавшейся ситуации.