Что он, выпускник обычной советской средней школы знает о Великой Войне? Да практически ничего, чтобы могло хоть как-то помочь в складывающейся ситуации. Брестская крепость, но она, значительно северней, ее бессмертный гарнизон только начинает свою кровавую и героическую эпопею. До Московской и тем более Сталинградской битвы еще далеко. Что остается? Киевская катастрофа? Трагедия, закончившаяся полным разгромом Юго-Западного фронта, пока еще не произошла, но произойдет обязательно, и предотвратить ее он вряд ли сможет. Тем более, что Андрей имеет весьма приблизительное понятие о ее причинах, вроде как Жуков предлагал отвести войска за Днепр и сдать Киев, а Сталин отказался, вот и все послезнание, ни дат, ни подробностей, и куда с этой "ценной" информацией бежать? К дивизионному особисту? Плохая идея.
Да и в конце концов они сами сейчас в "котле" и смогут ли из него выбраться неизвестно. А значит, что остается? Правильно, выбросить все из головы и выполнять поставленные задачи, благо, что задач этих самых на сегодняшний день хватает, даже с избытком. Бойцам сводной роты редко удается отдохнуть, вот и сейчас два взвода выполняют задачи по охране дивизионных тылов и дорог, на которых нет-нет, да и постреливают. В тылу окруженной дивизии околачиваются немецкие парашютисты из "Бранденбурга" да и местные бандеровцы с приходом фашистов заметно оживились. Так и норовят устроить какую-нибудь пакость. Вот на этот случай и сидит на КП, их дежурный взвод. Народу во взводе немного, если точнее - двадцать семь человек, в основном пограничники, есть правда три милиционера выделяющиеся на общем защитном фоне своими синими гимнастерками. Кстати, его собственную форму, заботливо постиранную и заштопанную председателевой супругой, Андрею вернули. Это уже хорошо, а то пришлось бы щеголять в майке и серых, фрицевских штанах. С оружием, повезло меньше. Трофейные МП и парабеллум, бессовестно зажилила злопамятная "махра", вот и остался при нем только верный "дегтярь".
Вон бежит, командующий всем их разношерстым винегретом лейтенант Малышенков из погранкомендатуры, не иначе стряслось чего-то. Карасев поспешно принялся собирать оружие. Опять какая-то нездоровая суета в расположении, того и гляди, построение объявят, чреватое последующим выездом на очередное происшествие.
Предчувствие его не обмануло, через десять минут закинув пулемет в кузов видавшей виды "полуторки" и перевалившись через дощатый борт, он занял свое место на скамье между Галиулиным и Олексичем, и в компании еще десятка бойцов. Плечистый крепыш - водитель в выцветшей добела гимнастерке дважды крутанул "кривым" и грузовичок, заурчав двигателем, рванул следом за таким же набитым бойцами собратом.
Старательно укрываясь в тени деревьев и избегая открытых местах, громыхая и скрипя на ухабах деревянными кузовами и кабинами, машины крались по лесному проселку минут пятнадцать-двадцать. За это время немного успел прояснить ситуацию. Оказывается в двух километрах северней Милятина, в полосе дислокации 193-го отдельного разведбата, неизвестные расстреляли делегатов связи.
Буквально изрешеченный пулями мотоцикл и тела старшего лейтенанта - связиста и красноармейца-мотоциклиста обнаружили достаточно быстро в кустах, чуть в стороне от дороги.
- К машинам. Старшина, ко мне - выскочивший из кабины головной машины лейтенант расстелил на крыле автомашины топокарту и подозвал к себе Ковальчука - вот, смотрите, я с основной группой прочешу вот этот лесок, вы возьмете несколько бойцов, проверите вот этот хутор. Сколько людей вам надо?
- Своих возьму, товарищ лейтенант, ребята проверенные, думаю, троих достаточно будет.
- Хорошо - кивнул Малышенков - и еще. Федосеев.
- Здесь - на зов подбежал один из милиционеров, мужик лет сорока с коротким "ежиком" русых волос и загорелой до кирпичного цвета, продубленной солнцем и ветром морщинистой физиономией.
- Поступаете в распоряжение товарища Ковальчука - и, повернувшись к старшине, лейтенант пояснил - участковый здешний, все окрестности и их обитателей как свои пять пальцев знает.
- Понял, пошли сержант. Олексич, Карасев, Галиулин за мной бегом марш - козырнул Ковальчук и легкой трусцой припустил в указанном направлении.
Тележная колея, немного попетляв по лесу, вывела бойцов к полутора метровому ивовому плетню, огораживающему небольшой хуторок, уютно разместившийся на краю обширного луга.
- Ну, что скажешь, Федосеев? - пристроившись за огромным выворотнем пограничники внимательно разглядывали картинку сельского пейзажа. Освещенные ярким солнечным светом, крытые соломенными крышами беленые мазанки, колодезный "журавль", пустую телегу во дворе под открытым навесом.
- Петра Лысюка хутор - негромко пояснил милиционер - хозяин справный, живет тише воды, ниже травы, с властью старается не ссорится. Два сына у него, старшего Игната в прошлом году в армию забрали, младший Василь дома должен быть. Пару раз заезжал к нему, вроде ничего подозрительного не замечал.
- Собаки есть на хуторе?
- В прошлый раз была пара кобелей, а сейчас чего-то не слыхать. Странно.
- Вот и я думаю, странно. Так - старшина окинул взглядом свое немногочисленное воинство - Карасев остаешься здесь, в случае чего прикроешь нас огнем. Олексич, дуй на ту сторону, за окнами приглядишь. Федосеев, Галиулин за мной.
Оставшись один, Андрей поудобней пристроил пулемет за корягой, поводил стволом, проверяя сектор обстрела и прикусив сорванную травинку стал наблюдать как трое его товарищей короткими перебежками приближаются к строениям. Вот старшина, ловко перемахнув через плетень, прижался спиной к стене мазанки, быстро осмотрелся и махнул рукой. Во двор проскочил Тимур, укрывшись за телегой, взял под контроль входную дверь. Затем настала очередь бывшего участкового. Он, пригнувшись, быстро пересек открытое пространство и подбежал к невысокому крылечку. Внимательно осмотревшись по сторонам, по сигналу Ковальчука осторожно постучал в окно. Через некоторое время дверь отворилась и оставив бойца во дворе старшина и милиционер скрылись в полутьме хаты. Минут пять, ничего не происходило, со своей позиции Карасев мог видеть только напряженную фигуру укрывшегося за тележным колесом приятеля.
Хлопнула дверь, на двор выскочила растрепанная, простоволосая девчушка лет тринадцати и опрометью метнулась в приоткрытые ворота большого сарая. За ней следом, осторожно прокрался Галиулин. Прошло буквально минуты две-три. Первой из широко распахнувшихся ворот пулей вылетела ревущая белугой, так, что было хорошо слышно даже Андрею пацанка. Следом на сцене появился новый персонаж: высокий белобрысый, коротко стриженый молодой мужик, лет двадцати пяти, в белой нательной рубахе и серых брюках заправленных в сапоги. Он шествовал, задрав вверх обе руки, и боязливо оглядываясь на Тимура, указывающего незнакомцу направление движения легкими тычками винтовочного ствола в болезненно вздрагивающую, ссутуленную спину. Торжественно проследовав через двор, процессия скрылась в хате. Сигнала оставить позицию не поступало, и для Карасева вновь потянулись томительные минуты ожидания. Наконец на крыльце появился Федосеев и замахал руками. Справедливо расценив телодвижения милиционера, как приглашение присоединится к обществу, Андрей выбрался из своего укрытия и в свою очередь, взмахом руки подав сигнал Богдану, взвалил на плечо пулемет и зашагал к хутору.
Внутри, жилище Лысюка, роскошью не поражало. Хотя, чистота, порядок, пестрые домотканые коврики, белые, кружевные салфетки и громоздкая швейная машинка с ножным приводом весьма красноречиво говорили о наличие в доме некоторого достатка и заботливых женских рук.
Три обладательницы этих самых рук в возрасте от тринадцати до пятидесяти лет включительно присутствовали здесь - же, сидя на лавке у стены оглашали воздух жалобными стенаниями. В этом женском хоре, нестройно голосящем на певучей украинской мове, понять что-либо было довольно проблематично. Лишь внимательно прислушавшись, Карасев все-таки смог разобрать некоторые слова старшей из хуторянок, умоляющей пана большого начальника пощадить "неразумну дытыну".
Сам "пан большой начальник", он же старшина Ковальчук устроился на табурете у дощатого стола и молча, сурово взирал на понуро уткнувшегося в пол седоусого, длинного и костистого мужика лет пятидесяти. Рядом с хуторянином, робко переминался с ноги на ногу задержанный в сарае незнакомец, весьма печального образа. Насколько стало понятно из дальнейшей беседы он и был тем самым "неразумным детиной" которого следовало пощадить.
- Ганна, уймись - рявкнул на подвывающую тетку Федосеев и повернулся к задержанным - как же так, Игнат? Товарищи твои Родину защищают, жизни свои кладут, а ты здесь у бабы под юбкой спрятался? Ты понимаешь, что тебе по закону военного времени за дезертирство полагается? Где твоя часть?
- Не знаю - бросив на сержанта угрюмый взгляд, пробасил дезертир - як нимцы бомбыты почалы, то усих побили, и командира и комиссара, усих. А я у лис утек, мене помираты ни як не можно. Яка ж то война, колы воны бомбами усих поубывали?
- Оружие в доме есть? - прервал суровое молчание старшина.
- Нимае ничого - закрутил головой седоусый.
- Где твоя винтовка боец?
- Потерял - Лысюк младший пожал плечами и опустил голову - як вид нимцив тикал.
- Бросил, значит. Тебе советская власть оружие доверила, а ты его бросил - кивнул головой Ковальчук и задумчиво как бы про себя добавил - А может, и не бросил. Может, это ты из нее сегодня мотоциклистов на дороге расстрелял? Твоих рук дело, гнида?
- Не-е-е - отчаянно замотал головой Игнат, сообразивший, что кроме дезертирства ему "шьют" дело гораздо серьезней - не я то.
- Свят, свят, свят - испуганно закрестилась почтенная мать семейства - та что же такое вы пан говорите, та як же можно таку напраслину... .
- Так то, верно хлопцы стреляли - до сиих пор молча сидевшая на скамье молодуха, даже прекратила всхлипывать - ну, яки вечор заходыли.
- Не понял - насторожился старшина - а ну, выкладывай кто такие?
- Булы у нас вечор яки-то хлопцы - бросив на невестку недовольный взгляд, неохотно поведал Лысюк - воны прийшлы, кобелей постреляли, порося, горилку забрали и у лис пишлы...
- Ну, договаривай - повысил голос участковый, опытным ухом уловивший в словах крестьянина какую-то недосказанность.
- Воны Васыля с собой у лис забрали, ружье наставили и казалы, що пийдемо хлопче зараз з нами москалей, жидив и комиссаров бить - оттесняя на задний план супруга и сына, поспешно затараторила хозяйка, и осеклась, только сейчас сообразив, что сболтнула лишнее.
- Немцы! - начинающий давать некоторые результаты допрос внезапно прервал раздавшийся с улицы отчаянный крик Олексича и автоматные очереди.
Со звоном посыпалось оконное стекло, страшно закричали женщины. Стоявший ближе всех к выходу Галиулин, первым бросился на улицу. Словно наткнувшись на какое-то препятствие, он остановился, выронил винтовку и мягко сполз спиной по стене мазанки. Выскочившему следом Карасеву, достаточно было одного взгляда на широко раскрытые, остановившиеся глаза друга и тонкую струйку крови, медленно ползущую из уголка перекошенного рта. Кубарем скатившись с крыльца, он занял позицию за колодезным срубом и открыл огонь. Сгорбленная фигура, в пятнистом маскировочном балахоне, метнувшаяся было к воротам, поймав его короткую очередь, растянулась в пыли. Слева, из окна хаты, вторя ППД Олексича, затрещал автомат старшины, резко щелкал карабин милиционера. Еще один парашютист, не закончив перебежку, неуклюже ткнулся лицом в землю. Автоматная очередь, взбивая фонтанчики пыли прошла совсем рядом с плечом Андрея, от бревен колодезного сруба брызнула щепа. Практически над ухом хлопнул одиночный винтовочный выстрел. Высунувшийся было из-за плетня фриц, завалился обратно за ограду. Приготовленная к броску граната выпала из руки, грохнул взрыв. Из распахнутых ворот сарая выскочил задержанный дезертир, деловито передернул затвор трехлинейки, вскинул ее к плечу, снова выстрелил куда-то в невидимого для Андрея противника. Грохнул еще один взрыв, разбитое окно мазанки, словно жерло маленького вулкана, выбросила из себя сноп огня и пыли. Игнат обернулся к дому, и вздрогнув, рухнул навзничь, алые, неряшливые кляксы расплылись по его белой нательной рубахе.