Выход на ловлю рыбачьей джонки.
Пока процессия медленно развертывается, рыбаки спускают на воду маленькие пловучие фонарики, и скоро вся бухта похожа на огромный пруд, заросший красными, зелеными и синими светящимися кувшинками.
Пламенная молитва незримому богу воды.
Шествие, обойдя всю флотилию, возвращается к пристани. Огоньки сначала вытягиваются нитью по берегу, потом рассыпаются во все стороны. Голоса замирают, флейта смолкает. Теперь рыбаки могут спокойно отправиться на улов, — боги наполнят их сети.
Огромная черная масса с едва надутыми парусами медленно проплывает мимо нас. Это первая джонка отправилась в открытое море. За ней следуют другие, таинственно-темные, с потушенными огнями.
Покачиваясь на волнах, тихо гаснут один за другим пловучие фонарики… Вот осталось только два… Теперь один… Пф-ф… И этот погас, точно на него кто-то дунул.
Море погрузилось во мрак, изредка прорезываемый беглым огнем маяка. Там и сям мерцают фонари на оставшихся джонках.
Остров Кат-Ба.
Когда я под'езжал к острову Кат-Ба, еще издалека мое внимание привлекла остроконечная вершина над темной массой голых скал, и я решил остаться здесь до утра.
Бесплодные берега этого острова изрыты пещерами, где прежде скрывались пираты. Вокруг бесчисленных рифов пенится море. Кат-Ба в переводе означает «остров песков». Он населен исключительно китайцами-рыбаками. Здесь живут только два француза: таможенный чиновник, в маленькой, выкрашенной охрой крепости, в глубине залива, и радиотелеграфист, в собственном домике, на вершине горы.
Чиновник женат, и жена его спокойно разводит цветы и копается в саду. Тропическая природа перестала ее удивлять, и ежеминутные опасности уже больше ее не пугают.
Например, вчера под горой, за их домом, убили двухсаженную змею, которая только что проглотила трех маленьких ягнят. Их так и нашли целыми в ее внутренностях. Женщина, весело болтая, рассказывала мне это. Что же тут опасного? В саду так много змей, что она нередко убивает их лопатой.
Она привыкла к зверям и часто смеется над их выходками. На прошлой неделе она наблюдала из своего сада за набегом обезьян.
Как только предводитель испустил сигнальный крик, из-за каждой скалы, из-за каждого куста дождем посыпались обезьяны, и все они поскакали, понеслись к деревне. Нашествие было так неожиданно, что несколько китайцев, мирно работавших в своих садиках, растерялись. И было отчего: обезьян собралось штук восемьдесят, все одинаковой породы, с белыми хохолками на лбу; они стремительно наступали, разбившись на небольшие отряды, из которых каждый действовал самостоятельно.
Раньше, чем китайцы успели поднять тревогу или схватиться за оружие, обезьяны овладели садами. В мгновение ока все было переломано и разбито, деревья ободраны, и обезьяны, нагруженные папайями, апельсинами, гроздьями бананов, победоносно возвращались назад, в горы, громко лая, как свора собак.
Населению приходится терпеть не от одних обезьян. Остров кишит разными животными, даже в хижинах нет опасения от них. Но люди приспособились. Крысы истребляют рис, змеи глотают крыс, а китайцы едят змей.
Чайный дом в богатом квартале китайской части города.
Запасаются и предметами для жертвоприношений: палочками сусального золота, фальшивыми монетами, поддельными бумажными деньгами. Хитрый китаец-буржуа надувает даже своих богов.
Останавливаешься, растерянный, оглушенный всем этим шумом. Нужно постоять тихо и сосредоточиться, чтобы глаз мог разобраться в окружающей пестроте: мелькают голые животы, рикши, продавцы супа, ребятишки с вихрами, певички, — все это мчится в бешеной пляске, с оглушительным шумом, в быстрой смене яркого света и внезапной тьмы.
В памяти моей врезалась одна картина: перед пыхтящим паровозом, при криках испуганных зевак, пляшет дракон: он кажется мне олицетворением старого Китая, смеющегося над попранной им западной цивилизацией.
Трест нищих в Китае.
Китайские нищие ведут свое дело в широких размерах; все они принадлежат к одному сообществу, которое по своим разветвлениям, проникающим во все провинции, заслуживает названия «треста нищих».
Этот союз представляет из себя настоящее тайное общество, имеющее особый устав и пароль. Делами общества заведует комитет из пяти лиц, живущих в Пекине, Шанхае и других больших городах; имена их составляет тайну союза.
Все эти лица, по рассказам, бывшие нищие. Но, надо полагать, что ремесло их прибыльно, так как таинственные личности живут по-барски, в роскошных квартирах, где принимают иногда заезжих иностранцев.
Что касается числа членов союза, то о нем мы можем только догадываться, но их должно быть не меньше миллиона, судя по множеству нищих, встречающихся на всем пространстве Китая.
Что поражает иностранца, только что прибывшего в Китай, так это именно множество нищих, толпящихся на улицах больших городов. Однако, еще больше изумления возбуждает в нем огромное число увечных среди этих нищих. Безруких, хромых, калек среди них видимо-невидимо. Они попадаются на каждом шагу.
И все они принадлежат к «тресту». Беда тем, которые сочтут возможным не присоединиться к союзу, а, главное, не вносить в его кассу часть своих сборов. Трест не замедлит их бойкотировать, если только не отомстит более жестоким образом. Особые агенты собирают взносы присоединившихся членов и передают их в главный комитет. Чтобы они не похитили часть собранных денег, комитет наряжает за ними беспрерывный надзор. Неблагородный поступок равносилен смертному приговору.
Эти же агенты, переодетые во всевозможные костюмы — зажиточных горожан, бонз или крестьян — следят за нищими и проверяют все их сборы. Чтобы их могли узнать, они всегда носят на себе какую-нибудь вещицу (обыкновенно маленькую лакированную дощечку, украшенную таинственными знаками), служащую доказательством и признаком их власти.