— Они стареют и умирают?
— Об этом мастеру Праги ничего не известно, — вампир вдруг повернул голову, словно услышав какой-то звук в саду, хотя до Эшера, помимо разговоров в наполненной людьми комнате, доносился только вой ветра.
«А ведь он нервничает, — заинтересованно подумал Эшер. — Нет. Он напуган».
— Из слов мастера Праги следует, — продолжил Исидро как ни в чем не бывало, — что Иные сохраняют некое подобие сознания, но утрачивают личность, которая и делает меня Симоном, а вас — Джеймсом. Они скорее похожи на стайных животных или рыб в косяке. Как и вампиры, они гибнут под лучами солнца, хотя в их случае полное уничтожение занимает намного больше времени, и так же не переносят прикосновений серебра, чеснока и боярышника. Подобно вампирам, они сохраняют органы размножения, хотя и не могут более ими пользоваться. Разве ваш еврей, тот старый ученый, с которым вы прибыли в Китай, этого не знает?
— По большей части нет, — Эшер отметил, что вампиру известно, в чьей компании он путешествует. — Основным предметом изучения профессора Карлебаха были вампиры.
Исидро снова на одно мгновение сжал губы, видимо, вспомнив все то, что мастер Праги поведал ему об ученом Соломоне Карлебахе.
— Он не знает, есть ли у них мастера и птенцы, как у вампиров, и могут ли они общаться между собой. Никто ни разу не слышал, чтобы они говорили.
— Эшер, старик!
Эшер повернулся на раскатистые звуки приветствия, протягивая Хобарту руку.
— Эддингтон сказал, что ты здесь меня ищешь. Очередные темные делишки, а?
Эшер прижал палец к губам, хотя жест этот был шутливым лишь наполовину. Старший переводчик британского посольства ухмыльнулся и затряс протянутую руку так, словно это был рычаг насоса. Эшер не стал представлять Исидро, с полным на то основанием предположив, что Хобарт даже не подозревает о присутствии вампира, чей изящный силуэт скрывался в сумраке между шторами и окном.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь за меня поручился, — сказал Эшер. — Сказал бы всем, кто начнет расспрашивать — а я почти уверен, что в немецком посольстве мною заинтересуются, — что знает меня еще с Оксфорда, господи ты боже мой, и я оттуда за двадцать пять лет ни разу носу не высовывал.
— Ха! Так я и знал! — Хобарт снова обнажил в усмешке желтые зубы, вторя блеску светло-голубых глаз. — Все эти вылазки в Шаньдун в девяносто восьмом, немецкий акцент, побитая молью борода…
— Я не шучу, Хобарт, — спокойно ответил Эшер. — Если ты смог меня тогда узнать, вполне возможно, что кто-нибудь узнает меня и на этот раз. Поэтому для меня жизненно важно, чтобы у любопытствующих пропало желание расспрашивать, или же чтобы они как можно быстрее сбились с правильного пути.
— Можешь положиться на меня, старик.
Здоровяк отсалютовал ему, затем посерьезнел и бросил косой взгляд на немецких военных, собравшихся у противоположной стены салона. Они беседовали с одним из помощников Юань Шикая, лощеным мужчиной, чем-то похожим на хорька; на его руку опиралась красивая китаянка лет пятидесяти. Понизив голос, Хобарт добавил:
— Гансы сейчас с Юанем — друзья не разлей вода. Готов поклясться, это они стоят за всеми теми займами, что он получил в европейских банках. Этот тип — Хуан Дафэн, у Юаня он ведет дела с городскими криминальными «шишками». А женщина — ни за что не догадаешься — управляет половиной пекинских борделей… Бьюсь об заклад, сэру Эллину это и в голову не приходит, — Хобарт кивнул в сторону гостиной, где их хозяин и его остролицая жена о чем-то говорили с одетым в белый фрак дворецким-китайцем, и скорчил гримасу. — С такой-то женой, которая вечно сует нос куда не просят, сэр Эллин вряд ли знает, что такое певичка.
Он был одним из самых старых служащих в Китае и прожил в Пекине двадцать лет, за которые успело смениться несколько министров, атташе и дипломатов.
— Если понадобится помощь, я или Ричард… ты знаешь, что мой сын тоже здесь? Служит секретарем — мне нужен был человек, на которого я мог бы положиться… к тому же мальчика надо было увезти подальше от его лондонских знакомых, если быть совсем честным. Так вот, если тебе понадобится помощь…
Эшер вскинул руки:
— Мое дело маленькое. На этот раз я и в самом деле приехал сюда только за глагольными формами и легендами, в особенности за легендами о крысолюдах — шу-жэнь , или шу-гуай . А также чтобы встретиться с доктором Кристиной Бауэр.
— О, господи, с ней! — Хобарт снова скривился. — Эта твоя миссионерка работает на кайзера, если тебя интересует мое мнение. За последний год полковник фон Мерен ездил к ней в Минлян раз десять, не меньше, и даже не пытайся меня убедить, что причиной тому были ополченцы, которых там как блох на собаке. Минлян — это та деревушка, где у твоей Бауэр церковь и так называемая больница. В окрестных горах и пещерах можно нанять целый взвод, и никто в Пекине не будет об этом знать. Я отправлю с тобой Ричарда…
Поверх гула толпы до них донесся пронзительный голос леди Эддингтон:
— Он знал, что сегодня будет объявлена помолвка! Это оскорбление!
Красноватое морщинистое лицо Хобарта потемнело, брови сошлись над переносицей. Он проворчал:
— Я сказал мальчику, что лучше бы ему здесь появиться. Не знаю, чего еще она от меня хочет. Чтобы я отправился за ним в китайские кварталы? Не удивлюсь, если девица — или ее мамаша — все сочинили, — он грубо хохотнул. — Но до чего же неловкая ситуация. Насколько я знаю, Рикки и в самом деле сделал Холли Эддингтон предложение — мальчик слишком много пьет. В Кембридже мне едва удалось вытащить его из неприятностей, когда одна домовладелица — настоящая гарпия — попыталась его закогтить для своей вроде как дочки…
Он поджал губы, встопорщив побитые сединой усы.
— У тебя ведь нет сына, Эшер? Я слышал, тебе в конце концов удалось заполучить наследницу старого Уиллоби. Вот уж не думал, что у тебя получится.
— Мисс Уиллоби в самом деле оказала мне честь, приняв мое предложение, — Эшеру удалось сохранить спокойствие, но в памяти тут же всплыло несколько причин, по которым в Оксфорде он недолюбливал Гранта Хобарта.
— Ты привез ее сюда? После старика Уиллоби должно было остаться что-то около двух миллионов.
— Да, миссис Эшер сопровождает меня в поездке, — если сломать этому ослу нос, полковник фон Мерен наверняка обратит внимание на участников потасовки. — Мы прибыли сегодня днем и остановились в «Гранд-Отеле». У нас есть дочь, Миранда. Она родилась в начале этого года.
Одного ее имени хватило, чтобы улучшить ему настроение.
Хобарт ткнул локтем ему в ребра:
— Ах ты старый пес… Подожди, пока девочка вырастет. Если шекели Уиллоби записаны на нее, от охотников за приданым отбоя не будет, обложат ее по всем правилам, что те готтентоты. Оксфордские девицы гонялись за Рикки, как стая адских гончих, и все из-за состояния его матери. А здешние мужчины в десять раз хуже, стоит им только узнать о богатой наследнице. Да ты знаешь, как оно бывает: если мужчина пошел по дипломатической части, ему надо жениться на деньгах, хоть на паре сотен…
Его прервал женский крик. «В саду», — подумал Эшер, распахивая ближайшее окно. Исидро исчез, и он даже не знал, когда именно. Ночной ветер хлестнул по лицу; в глубине темного сада промелькнуло белое размытое пятно.
Еще один вопль, полный ужаса.
Эшер в два прыжка выскочил из окна и пересек кирпичную террасу. За его спиной светились окна гостиной, чуть дальше виднелась распахнутая дверь, и этого освещения хватало, чтобы рассмотреть голые деревья и замерзшую поилку для птиц, а за ними — ворота в дальнем конце садовой стены. Мимо пробежали двое одетых в белое слуг-китайцев с фонарями в руках, за ними устремился кое-кто из гостей. Впереди, на посыпанной гравием дорожке, Эшер увидел молодую темноволосую женщину — он уже встречал ее в гостиной и запомнил плотно облегающее фигуру светлое платье. В нескольких футах от нее лежала вторая женщина в белом.
Исидро…
Потрясение, гнев и ужас сжимали горло, не давая вздохнуть.
Он бы никогда…
Эшер опустился на колени. Тел было два.
Женщина — это ее крики они слышали — всхлипнула:
— Холли! Dio mio , Холли!
На дорожке и в самом деле лежала Холли Эддингтон. Эшер узнал платье — белый тюль, вырез украшен розовыми бутонами, приличествует девушке лет семнадцати, но никак не женщине, чей возраст (насколько он смог рассмотреть ее во время разговора с матерью) приближался к двадцати пяти. Лицо, перекошенное от удушья и застрявших в груди криков, узнать было почти невозможно. Шею мисс Эддингтон обвивал мужской галстук в красно-синюю полоску, которым ее и задушили.
Мужчина, распростершийся лицом вниз в нескольких шагах от тела, пьяно всхрапнул. Холод и ветер не могли перебить исходившего от него запаха алкоголя. Одет он был в хорошо скроенный твидовый пиджак и такие же брюки: где бы он ни пропадал, отправился он в то место уже после полудня. В свете фонаря его растрепанные волосы отливали темной бронзой. Мужчина зашевелился, пытаясь приподняться на руках, и Эшер увидел, что он молод — едва ли старше двадцати. В распахнутом вороте рубахи белела голая шея.
Сэр Эллин Эддингтон протолкался сквозь толпу.
— Холли! О господи! — казалось, слова рвутся из самой глубины его сердца.
— НЕТ!!!
Его жена оттолкнула Эшера и упала на колени рядом с одетой в белое девушкой.
— Врач, есть здесь врач? Господи…
Поспешивший к ней хирург из немецкого госпиталя опустился на корточки рядом с Холли Эддингтон, которая — Эшер понял это с одного взгляда — уже была мертва.
Юноша рядом с ней сумел встать на четвереньки, несколько раз по-совиному моргнул, разглядывая собравшихся перед ним людей, и принялся блевать, полностью отдавшись этому занятию.
Эддингтон вскрикнул «Ублюдок! Ублюдок», словно это было самое страшное из известных ему оскорблений, и бросился на молодого человека. Эшер и японский атташе Мицуками схватили его за руки прежде, чем он успел добраться до своей жертвы. Торговый инспектор вырывался, как опутанный веревками тигр.
— Свинья! Чертов убийца! Грязное чудовище!
Грант Хобарт протиснулся мимо них и упал на колени рядом с пьяным юнцом.
— Ричард! — то был крик человека, утратившего последнюю надежду на спасение.
2
— Некто, уже запятнавший себя убийствами, оказывается среди приглашенных на торжество, где убивают молодую девушку, — низкий голос ребе Соломона Карлебаха так и сочился густым сарказмом. — Невероятно! Как полагаете, если ли здесь какая-то связь?
— Может быть, — Эшер отказался заглотить наживку.
Он бросил взгляд на дверной проем, отделявший комнату в его гостиничном номере от короткого коридора, ведущего к спальням слуг и детской, где вдовая миссис Пиллей (двадцати двух лет от роду, милейший характер и непоколебимая убежденность в том, что Китай станет намного более приятным местом, стоит только Англии подчинить его и принудительно обратить в методизм) дремала рядом с крошкой Мирандой. Затем он подошел к стоящему напротив креслу, взял Лидию за руки и поцеловал ее.
— С другой стороны, я тоже запятнал себя убийствами, и об этом также известно в определенных кругах… которые, надеюсь, не включают никого из тех, с кем нам предстоит встретиться в Пекине… известно, что я убивал совершенно незнакомых мне людей, в то время как наши государства не находились в состоянии войны.