Г-жа Бонасиё! Подозрение, что это она, пришло ему уже тогда, когда он увидел, что она вынимает платок из кармана; но вероятно ли было предполагать, что г-жа Бонасиё, которая посылала за ла-Портом, чтобы он отвел ее в Лувр, ходила по парижским улицам одна, в половине двенадцатого вечером, рискуя быть снова похищенной.
Поэтому надо было полагать, что дело было важное, а какое бывает важное дело у женщины в 25 лет? Разумеется, любовь.
Но для себя ли, или для кого другого она подвергалась таким опасностям? Этот вопрос задал себе молодой человек, которому ревность грызла уже сердце как настоящему любовнику.
Впрочем было очень простое средство узнать, куда шла г-жа Бонасиё: стоило только пойти за ней. Это средство было так просто, что д’Артаньян воспользовался им инстинктивно.
Но, при виде молодого человека, отделившегося от стены, как статуя от ниши, и при шуме шагов его, г-жа Бонасиё вскрикнула и побежала.
Д’Артаньян побежал за ней. Ему не трудно было догнать женщину, закутанную в плаще, связывавшем ее движения. Несчастная задыхалась не от усталости, а от страху, и когда д’Артаньян, догнав ее, положил ей руку на плечо, она упала на одно колено, крича глухим голосом:
– Убейте меня, если хотите, но вы ничего не узнаете.
Д’Артаньян поднял ее, взяв рукою за талию; но как по тяжести ее он заметил, что она готова была лишиться чувств, то начал успокаивать ее выражениями преданности. Эти выражения ничего не значили для г-жи Бонасиё, потому что можно говорить подобные вещи, имея в то же время самые дурные намерения; но ее успокоил голос. Молодой женщине показался этот голос знакомым: она открыла глаза, взглянула на того, кто причинил ей столько страха, и, узнав д’Артаньяна, вскрикнула от радости.
– А, это вы! сказала она, – слава Богу!
– Да, это я, сказал д’Артаньян, – Бог послал меня, чтобы охранять вас.
– Вы в этом намерении и бежали за мною? спросила с кокетливой улыбкой молодая женщина которой насмешливый характер возвратился, когда страх исчез, и когда она узнала друга в том, которого приняла за врага.
– Нет, сказал д’Артаньян, – признаюсь вам, нет; случай привел меня к вам, я видел, что женщина стучит в окно одного из моих друзей…
– Одного из ваших друзей? прервала г-жа Бонасиё.
– Без сомнения; Арамис лучший друг мой.
– Арамис! Что это такое?
– Что вы спрашиваете? Неужели вы будете уверять меня, что вы не знаете Арамиса?
– В первый раз слышу это имя.
– Так вы в первый раз приходите к этому дому?
– Да.
– И вы не знали, что в нем живет молодой человек?
– Нет.
– Мушкетер?
– Вовсе не знала.
– Так вы не к нему приходили?
– Нисколько. Впрочем, вы видели, я разговаривала с женщиной.
– Это правда: но эта женщина в дружбе с Арамисом.
– Не знаю.
– Потому что она живет у него.
– Это до меня не касается.
– Но кто она?
– О, это не моя тайна.
– Любезная г-жа Бонасиё, вы прекрасны, но в то же время вы самая таинственная женщина…
– Разве я от этого хуже?
– Нет; напротив вы очаровательны.
– Ну, так дайте же мне руку.
– Очень охотно. Потом?
– Потом проводите меня.
– Куда?
– Туда, куда я иду.
– А куда вы идете?
– Увидите, потому что вы проводите меня до дверей.
– Надо будет подождать вас?
– Это будет бесполезно.
– Так вы возвратитесь одна?
– Может быть да, может быть нет.
– Но особа, которая будет провожать вас после, мужчина, или женщина?
– Ничего еще не знаю.
– Я узнаю.
– Каким образом?
– Я подожду, пока вы выйдете.
– В таком случае прощайте!
– Как так?
– Мне вас не нужно.
– Но вы просили…
– Помощи дворянина, а не надзора шпиона.
– Это слово немного жестоко.
– Как же называют тех, которые следят за людьми против воли их.
– Нескромными.
– Это слово слишком мягко.
– Ну, хорошо; я вижу, что надо делать все, что вы прикажете.
– Жаль, что вы об этом не догадались прежде.
– За то я и раскаиваюсь.
– А вы действительно раскаиваетесь?
– Я вас не знаю. Но я знаю, что обещаю делать все что вам будет угодно, если вы позволите мне проводит вас туда, куда вы идете.
– И потом вы меня оставите?
– Да.
– И не будете подсматривать, когда я выйду.
– Нет.
– Честное слово?
– Слово дворянина!
– В таком случае давайте руку и пойдемте.
Д’Артаньян подал руку г-же Бонасиё, которая взяла ее, вместе и смеясь и дрожа, они пошли вместе до конца улицы ла-Гарп. Дойдя туда, молодая, женщина, казалось, была в нерешимости, как это было и в улице Вожирар. Но, по некоторым признакам, она узнала дверь, которую искала, и, подойдя к ней, сказала:
– Вот сюда мне нужно. Очень благодарна вам за компанию вашу, избавившую меня от всех опасностей, которым я могла бы подвергнуться, если бы была одна. Но теперь пора вам сдержать слово: я пришла, куда мне было нужно.
– А вам нечего будет бояться на обратном пути?
– Мне надо будет бояться только воров.
– А разве этого мало?
– Что они у меня возьмут? у меня ничего нет с собой.
– Вы забываете прекрасный платок с вышитым гербом.
– Какой?
– Тот, который я нашел у ваших ног и положил к вам в карман.
– Молчите, пожалуйста, отвечала молодая женщина, – вы меня погубите.
– Вот видите ли, есть еще опасность, потому что одно слово заставляет вас дрожать, и вы сами признаетесь, что если услышат это слово, то вы пропали. – О, сударыня, сказал д’Артаньян, взяв ее за руку и страстно смотря на нее: – будьте великодушнее, вверьтесь мне. Неужели вы не прочли в моих глазах, что сердце мое полно преданности и симпатии к вам.
– Да, отвечала г-жа Бонасиё, – и потому если бы вы спросили меня о моих тайнах, я вам сказала бы их, но тайны других – это другое дело.
– Хорошо, сказал д’Артаньян, – я их открою; так как эти тайны могут иметь влияние на вашу жизнь, то я должен участвовать в них.
– Берегитесь, отвечала молодая женщина, так серьезно, что д’Артаньян невольно вздрогнул. – Не мешайтесь в то, что касается до меня, не старайтесь помогать мне в том что я делаю; я прошу вас об этом во имя участия, которое вы во мне принимаете, во имя заслуги, которую вы мне оказали и которой я не забуду во всю жизнь. Верьте мне. Не обращайте на меня никакого внимания; я больше не существую для вас, каяк будто бы вы меня никогда не видали.
– Должен ли и Арамис также поступать как я? спросил огорченный д’Артаньян.
– Вот уже два или три раза, как вы произнесли это имя, и между тем я вам сказала, что не знаю его.
– Вы не знаете человека, в окно к которому вы стучали? Вы считаете меня уж слишком доверчивым.
– Признайтесь, что вы выдумали эту историю и это лицо для того, чтобы заставить меня что-нибудь сказать.
– Я ничего не выдумал, я говорю одну истину.
– И вы говорите, что в этом доме живет один из ваших друзей?
– Я сказал и повторяю в третий раз, что это тот дом, в котором живет мой друг и что этот друг Арамис.
– Все это объяснится после, пробормотала молодая женщина, а теперь молчите.
– Если бы вы могли видеть в моем сердце, сказал д’Артаньян, – вы прочли бы там столько любопытства, что вы сжалились бы надо мной, и столько любви, что вы сейчас же удовлетворили бы моему любопытству. Нечего бояться тех, кто вас любит.
– Вы очень скоро заговорили о любви, милостивый государь, сказала молодая женщина, погрозив ему пальцем.
– Это потому, что любовь скоро пришла ко мне и в первый раз, а мне нет еще двадцати лет.
Молодая женщина взглянула на него украдкой.
– Послушайте, я попал на след, сказал д’Артаньян. – Назад тому три месяца, я едва не вышел на дуэль с Арамисом за платок, похожий на тот, который вы показывали женщине, бывшей у окна; точно с такими же метками, это я знаю наверное.
– Милостивый государь, сказала молодая женщина, – клянусь вам, вы утомляете меня вашими вопросами.
Но вы, вы так благоразумны, подумайте, что если вас задержат с этим платком и отнимут его у вас, не подвергаетесь ли вы опасности?
– Отчего, разве на нем не мои начальные буквы: К. Б., Констанция Бонасиё.
– Или Камилла де-Буа Траси.
– Молчите, еще раз прошу вас, молчите. Если вас не останавливают опасности, которым я подвергаюсь, подумайте о тех, которым вы можете подвергнуться.
– Я?
– Да, вы. Если вы будете продолжать знакомство со мной, то можете попасть в тюрьму, а может быть, лишитесь жизни.
– В таком случае я вас никогда не оставлю.
– Именем неба умоляю вас, уйдите, сказала молодая женщина, сложа руки; вот бьет полночь; это час, в который меня ожидают.
– Сударыня, отвечал молодой человек, кланяясь, – я не могу ни в чем отказать, когда меня просят таким образом; будьте спокойны, я ухожу.
– Вы не будете следовать за мной и подстерегать меня?
– Я сейчас же иду домой.
– О, я знала, что вы благородный молодой человек, сказала г-жа Бонасиё, протягивая ему руку и хватаясь другою за молоток маленькой двери, едва заметной в стене.
Д’Артаньян взял протянутую ему руку и горячо поцеловал ее.
– Ах, лучше бы было мне никогда не видеть вас, сказал д’Артаньян, с наивной грубостью, которая часто больше нравится женщинам, нежели жеманная вежливость, потому что она высказывает всю глубину мысли и доказывает, что чувство взяло верх над рассудком.
– А я, отвечала г-жа Бонасиё почти ласковым голосом, пожимая руку д’Артаньяна, не выпускавшего ее руки, – я не сказала бы этого: что потеряно сегодня, то может быть найдено после. Кто знает? может быть, когда я буду свободна, то и удовлетворю вашему любопытству.
– И любви моей? спросил д’Артаньян с восторгом.
– О, в этом отношении я не хочу ничего обещать; это будет зависеть от чувств, которые вы мне внушите.
– А теперь…
– Теперь я чувствую к вам только признательность.
– О, вы слишком прекрасны, сказал д’Артаньян печально, – и употребляете во зло мою любовь.
– Нет, я только пользуюсь вашим великодушием. Но, поверьте, что некоторые услуги не забываются.
– О, вы делаете меня счастливейшим из людей! Не забывайте этого вечера, не забудьте этого обещания!
– Будьте спокойны, в свое время и в своем месте я вспомню все. Ну, идите же, идите, умоляю вас. Меня ждали ровно в полночь, и я уже опоздала.
– Разве пятью минутами.
– Да, но в некоторых обстоятельствах пять минут все равно, что пять веков.
– Да, для влюбленных.
– А кто же вам сказал, что я не имею дела с влюбленным.
– А, так это мужчина вас ожидает, Сказал д’Артаньян, – мужчина!
– Ну, вот, опять начинается рассуждение, отвечала г-жа Бонасиё с полуулыбкой, смешанной с некоторым признаком нетерпения.
– Нет, нет, я ухожу; я вам верю и хочу, чтобы преданность моя была полная, хотя бы она походила на глупость. Прощайте, прощайте!
И потом, как будто чувствовал себя не в силах спокойно оставить руку, которую держал, он удалился бегом, между тем как г-жа Бонасиё сделала, как и в ставню, три ровные медленные удара; добежав до угла улицы, д’Артаньян обернулся: дверь отворилась и опять заперлась, хорошенькая лавочница исчезла.
Д’Артаньян продолжал свой путь, он дал слово не подсматривать за г-жей Бонасиё, и если бы ее жизнь зависела от того места, куда она пошла, или от того лица, кто должен был провожать ее, д’Артаньян возвратился бы домой, потому что он это обещал ей. Пять минут спустя он был в улице Могильщиков.