— Лагерь разобьём здесь, — махнул рукой Саня, — лично у меня сил нет дальше идти.
С ним никто не спорил. Все разбрелись за хворостом или обустраивать место, скидывая поклажу и мокрую обувь. Солнце садилось за косогор, по равнине пролегли длинные тени. Вокруг растущей груды хвороста раскатывали сплошным ковром одеяла.
Олег Фирсов, забравшийся дальше всех по косогору, вдруг завопил, чтобы все шли туда, к нему. Похватав оружие, все бросились вверх, спотыкаясь и перекликаясь.
— Волга! Волга! — заорал более членораздельно Фирс. — Эй, тут Волга!
За косогором был обрыв. А под обрывом — влево, вправо и вперёд — отражала заходящее солнце речная гладь.
Мы добрались до Волги. Правда добрались.
* * *
Мокрые ноги совали в огонь. Наконец все улеглись вокруг костра. По рукам пошли холодное мясо, щавель и камышовые корни — печёные, но, естественно, холодные тоже.
— Уф, ну и переход, — выдохнул Вадим. — Думал — всё, помру.
— Уже и песен не осталось, — добавил Игорь Северцев и лениво подбросил в пламя хвороста.
— А ты здорово придумал — петь, — одобрила Наташка Мигачёва. — Вовремя.
— Да это не я придумал, — усмехнулся Север.
Если честно — мне всегда нравилось, когда меня хвалят, хотя я умело это скрывал и слыл «очень скромным мальчиком». Но Север промолчал, и я, слегка разочарованно вздохнув, занялся едой.
— Это же ты придумал, — щекотнул мне ухо Танькин шёпот. Она сидела возле меня и смотрела понимающими глазами. Отсвет костра падал на них как-то так, что глаза лучились изумрудным живым светом, и я задохнулся, но тут же бодро отозвался:
— Да ну, ерунда! — подумал и добавил: — Всё равно спасибо… — я помедлил и решился: — Тань… ты очень устала?
Её глаза заискрились, и она, чуть прикусив уголок губы, посмотрела куда-то в сторону:
— Пошли погуляем. Я правильно поняла?
* * *
— Волга, — Танюшка чуть шлёпнула босой ногой по воде, слегка плескавшейся у песчаного берега. Я стоял чуть позади и сбоку, мучась желанием её обнять. Потом вдруг вспомнилось, как почти месяц назад мы вот так же ходили по берегу другой речушки, и Танюшка думала, что порезала ногу.
— Тут хорошо гулять босиком, — сказал я. — Ни банок, ни бутылок…
— Не то, что на Пурсовке, а? — Танюшка плеснула ногой в мою сторону, но я не принял игры.
— Мы так мало говорили… ну, за эти две недели… — я присел на корточки. Танюшка, подумав, опустилась рядом со мной, подобрала несколько галек в песке. Подумала ещё, кинула одну в воду. Я молча протянул руку, она отсыпала три. Я тоже кинул. Сказал: — Вот и Волга. Если честно, никак не соображу, куда нам дальше…
— А это не всё равно? — Танюшка кинула ещё одну гальку. — Мир большой… Олег, я не хочу сейчас про это.
— Извини, — немного смешался я.
— Ничего… Я искупаюсь, а ты подожди тут, ладно? — она, сев на песок, начала стягивать джинсы. Я отвернулся и посмотрел вновь лишь когда Танюшка уже входила в воду, касаясь её ладонями разведённых в стороны рук. — Тёплая, — сказала она, не поворачиваясь, потом гибко подскочила и нырнула. У меня дух захватило — сам-то я плавать не умел и всегда боялся, когда плавала Танька. Но она уже вынырнула подальше, отфыркиваясь и вертя головой. Слышно было, как она смеётся.
Противоположный берег виднелся чёрной полоской, из-за которой выкатывалась луна. Наверху плясали на древесных стволах отблески костра, слышались голоса, смех — похоже, наши отошли от перехода.
Танюшка выбралась наружу и, прыгая на одной ноге, начала натягивать джинсы прямо на мокрое тело. Я молча протянул ей свою куртку, Танюшка благодарно закивала и принялась вытираться ею. А я смотрел…
… - Почитай мне те стихи, — попросила Танюшка, когда мы отошли по берегу почти на километр. — Те, про Жанну…
Я сразу понял, о чём она говорит. Кивнул, помолчал, собираясь с мыслями и, стараясь подстроиться под шаг, начал читать:...
— Барабана тугой удар
Будит утренние туманы —
Это скачет Жанна д'Арк
К осаждённому Орлеану…
Двух бокалов влюблённый звон
Гасит музыка менуэта —
Это празднует Трианон
День Марии-Антуанетты!..
Танюшка покусывала длинную прядь волос и слушала — задумчиво, как она всегда слушала это стихотворение....
— Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели!
Так же колокол звонко бил,
Затихая под барабаны…
В каждом братстве славянских могил
Похоронена
наша
Жанна!
Танюшка всегда хотела быть на неё похожей.
* * *
— Смотри.
Зрение у Игоря Мордвинцева всегда было отличным. И сейчас он заметил суда первым.
Это были именно суда — не лодки, а суда, как в учебниках по истории, где рисуют корабли викингов и славянские ладьи. Два, под красно-золотыми парусами, они держались на стрежне реки. На палубах можно было различить движение, но не больше. Люди не гребли, их нёс лёгкий ветер.
— Ничего себе, — сказал Андрюшка Соколов. — Вот это лучше, чем пёхом.
— Ты грести не пробовал? — заметил Игорь. — Вот и молчи.
Мы стояли на берегу недалеко от места лагеря.
— Может, покричим? — предложил я. Игорь покосился на меня:
— А если причалят? Кто его знает, что за люди.
— Может, и правильно, — подумав, согласился я.
Неясно было, видят нас с кораблей или нет. Во всяком случае, эти путешественники никаких признаков интереса не проявляли. Разглядеть людей на таком расстоянии на фоне береговой зелени с воды вряд ли было возможно. Но у нас как-то поднялось настроение при виде кораблей — ясно, что плывут не негры, и видно, что никого не опасаются…
…На берегу Волги на нас напала не то что апатия — просто лень, как будто это место в самом деле было местом нашего назначения и больше никуда идти не требовалось. Разленились все. Охота в окрестностях была отличной, негров не наблюдалось, хватало грибов и разной съедобной зелени, в которой неплохо умели разбираться мы все, а девчонки — особенно. Сушняка тоже оказалось полным-полно, лагерь уже к концу первых суток обрёл привычно-жилой вид — с навесом, туалетом, аккуратным кострищем… А уж на третьи сутки вообще всем казалось, что мы отсюда никуда и не двинемся…
… - Ладно, — сказал я Игорю и Андрюшке, — давайте, тащите грибы в лагерь, а я пройдусь чуть-чуть.
— Один? — обеспокоился Андрей, берясь за импровизированный мешок из своей куртки. — Не находился, что ли?
— Да я недалеко, просто так, — и я успокаивающе положил руку на кобуру нагана. В таком положении я сам себе нравился — весьма героический вид. Сразу видно, что я — человек очень серьёзный.
* * *
Ходить просто так мне всегда очень нравилось. А тут ещё было много интересного. Не знаю, была ли Волга в этом мире шире, чем в нашем, но что красивее — наверняка. Честное слово. Вчера во время вот такой нашей пешей прогулки — правда, в другую сторону — я обнаружил совершенно неземной красоты, как из фантастической книги, мелкую заводь, где в зеленоватой воде среди бело-розовых цветков кувшинки бродили какие-то большущие существа, похрюкивавшие, точно огромные свиньи. (Кажется, я таких вот видел на картинках в «Палеонтологии», а Олег Фирсов наверняка мог бы назвать их точно) Они выбирали из заводи водоросли и не очень портили общую картину.
Кстати, диких животных я не очень боялся. С чего им на меня нападать? Дубино-головых динозавров тут явно нет, а млекопитающее ещё надо разозлить…
Я отмахал «недалеко» километров десять по ощущению и подумал, что обо мне скоро начнут беспокоиться. Словно бы в подтверждение этого дорогу мне преградила широкая река, впадавшая в Волгу — на противоположном берегу был всё тот же лес. Я какое-то время постоял у воды, пытаясь сообразить, что это может быть. Так и не додумался — повернул, настраиваясь на то, чтобы сегодня вечером поднять разговор о дальнейших действиях.
С этой благой мыслью я успел сделать десяток шагов, не больше…
…Негры шли прямо мне навстречу. Их было около дюжины — стольких я мог насчитать среди деревьев. Они были без масок, щиты — за плечами. Шли, переговариваясь, и их внешний вид, их взвизгивающая, скрежещущая речь — всё это казалось до предела, до последнего неуместным среди русской природы. Как какие-нибудь инопланетяне из «Вокруг Света» или иностранных книжек…
…Нет. На меня вновь накатило ощущение, что я каким-то чудом оказался в «Хранителях». Это было недоброе чудо. Сколько раз я мечтал хоть глазком посмотреть на мир, придуманный английским писателем! И вот — пожалуйста. Только я не Арагорн, не Боромир, не эльфийский воин. Я — четырнадцатилетний пацан с оружием — почти бесполезным, потому что мне очень страшно.
Я присел — быстро, но плавно. Отодрал крышку кобуры, достал наган. Не осмеливаясь его взвести, стиснул в мгновенно вспотевшей руке. Перед глазами неслись обрывки того, что я видел в разорённом поселении. А в голове с бешеной скоростью крутилась мысль, похожая на заевшую дорожку пластинки: «Прогулялся, дурак… прогулялся, дурак…»
Потом её разбавила неоформившаяся, на уровне ощущения, безумная надежда: пройдут мимо, не заметят!!!
Негры не умели ходить по лесу. Хруст и скрежет шагов и голосов окружили меня. Я стиснул зубы, обливаясь потом и сжавшись в заряженный невероятным напряжением комок: ещё шаг, другой — и они начнут удаляться! А я уйду. Обязательно уйду, со мной ничего не может случиться!
Металлический крик удивления над самой моей головой был неожиданным. Но неожиданным оказалось и для самого негра то, что он буквально споткнулся о белого мальчишку, сжавшегося посреди вёха.
Только удивиться он и успел. Скорее со страху и от отчаянья, чем осознанно, я выстрелил ему из нагана прямо между глаз, откатился, уворачиваясь от грузно падающего тела и рванул с низкого старта. Справа оказался ещё один чёрный — он попытался меня схватить, но я даже ускользать не стал, а с расстояния в два шага влепил ему пулю в грудь и перескочил через падающее тело, чудом удержавшись на ногах.
Сзади завыли, заухали; слышно было, как за мной с хрустом ломится погоня. Что-то прогудело над моим плечом, и через секунду, пробегая мимо большого дуба, я увидел дрожащий в его коре метательный нож — хорошо знакомый. Возникший при виде его страх подстегнул меня, как удар кнута.
Я не сразу понял, что шум несётся не только сзади. А когда понял — было, как говорится, фатально поздно. До появившихся впереди негров оставалось метров пять, когда я их заметил…
Я шарахнулся вбок — странно, но мысль-то была вполне трезвой, проскочить между двумя сближающимися линиями облавы. Вернее, она казалась мне трезвой — на самом-то деле это и была настоящая паника. В следующую секунду я понял — не получится, и первый раз в жизни закричал от страха. Негры ответили усиленным хрипом и визгом — до них дошло, что я попался, чуть ли не раньше, чем до меня самого.
Вообще-то я не знаю, почему действовал так, как действовал. Я перебросил револьвер в левую руку, а правой выхватил палаш. Никакой особой смелости во мне не было — просто уж слишком страшно казалось просто так взять и умереть. Ну, как курице под топором, что ли…
С такого расстояния промахнуться я не смог бы даже с левой. Даже с закрытыми глазами.