– Это чересчур жестоко… – еле слышно вылетело из-под капюшона.
– Приведите сюда обвиняемого! – бесстрастно отдал приказ старший из судей – духовных лиц.
Прошло несколько минут. Где-то послышался резкий скрип двери, раздались гулкие шаги по каменным плитам коридора, дверь в судилище распахнулась, и на пороге вырисовалась высокая стройная фигура молодого человека.
– Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! – сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.
Голова молодого человека гордо откинулась назад. В глазах засверкало бешенство. Он сделал несколько шагов по направлению к своим неведомым судьям и резко спросил:
– Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев.
– Вы слышите? – прошептал настоятель N-ского костела.
– Меня обманным образом – по подложной записке – залучают в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам надо от меня? Что должна означать вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа, извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно выпустить меня на свободу.
– Вы спрашиваете, кто мы. Мы – тайный трибунал, блюдущий высшие интересы св. церкви… – еще более сурово проговорил его эминенция.
– Это… что же такое: нечто вроде Совета десяти великой святой Инквизиции? – насмешливо спросил молодой граф.
Но помимо воли смертельная бледность покрыла его лицо.
– Вы можете богохульствовать: перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.
– Перед… смертью? – вздрогнул Ржевусский. – Вы шутите, св. отец?
– Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно: вы изрекли ужасную хулу на церковь. Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй Бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.
– Что?! – воскликнул молодой человек и пошатнулся.
Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард.
– Мои бакенбарды до времени спрятаны, граф… – усмехнулся Путилин. – Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.
– Вы узнали что-нибудь?
– Да, кое-что и очень невеселое. Ваш сын в смертельной опасности.
Граф побледнел.
– Но где он? Что с ним?..
– В точности я не могу вам этого сказать, да и некогда. Сейчас вы должны предпринять нечто.
– Я?
– Да. Садитесь и пишите письмо.
– Кому? – пролепетал совсем сбитый с толку надменный магнат.
– Вы это сейчас узнаете. Прошу писать, ваше сиятельство, следующее: «Любезнейший padre Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу Вас немедленно посетить меня. Граф С. Ржевусский».
– Як Бога кохам, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-ского костела?
– Вы желаете спасти вашего сына? – резко проговорил Путилин, пристально глядя в глаза графу.
– О! – только и вырвалось у магната.
– В таком случае я вас попрошу беспрекословно следовать моим распоряжениям.
– Но что я буду с ним, делать?
– Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво попросите его остаться в замке и провести с вами всю эту ночь… во всяком случае до того времени, когда я приду к вам.
– А… а если он не согласится, ссылаясь на свои важные нужды?
– Тогда вы употребите насилие над «св. отцом», то есть попросту не выпустите его из замка, хотя бы для этого вам потребовалось вмешательство вашей челяди.
– Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! – воскликнул испуганно граф. – Ведь это – скандал, преступление, разбой. Какое я имею право производить насилие над человеком, да к тому же еще духовным?
– В случае чего – ответственность я приму на себя. Впрочем, если вам не угодно, мне останется покинуть вас.
– Хорошо! – с отчаянием махнул рукой старый граф.
Через час перед замком его остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок – и он вышел из замка обратно.
Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина.
Глава VI. Ночная процессия
Два багровых восковых факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по темным длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены.
Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий худощавый человек, за ним – попарно – шесть лиц.
– Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие… – раздался под мрачными сводами резкий, властный голос.
– Что делать, ваша эминенция. Sis Deus vi It. Так хочет Бог.
– Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?
– Пока еще нет. Misericordias causa… ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления греха не торопились сообщать ему заранее.
И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии.
Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз.
– Осторожнее, ваше эминенция, здесь так скользко… – послышались вкрадчиво-льстивые голоса.
Воздух сразу изменился. Повеяло невероятной сыростью, точно от болота. Пол стал влажным, откуда-то сверху падали крупные капли холодной воды.
Свет факелов и свечей заколыхался вздрагивающими языками, словно под порывом вырвавшегося воздуха. Лязгнули замок и засов железной двери, пахнуло еще большей отвратительной сыростью, и процессия стала осторожно спускаться вниз.
Казалось, точно неведомые существа-призраки, появившись на земле, вновь устремляются в ее таинственные недра.
– Однако с последнего раза сколько воды прибавилось здесь! – прозвучал опять тот же резкий голос.
– Как они смеют?! Как они смеют?! – В бешенстве юный граф бросался к железной двери, что есть силы колотил в нее руками и ногами.
– Пустите меня! Вы, преступники, палачи, слышите ли вы меня?
Ни звука. Ни шороха. Точно в могиле. Тогда он бросался к окну и каждый раз в ужасе отшатывался…
И вспомнились ему угрожающие слова: «Смотрите! Бог иногда мстит вероотступникам…» Но ведь он не отступился от Христа. А какой же есть еще Бог? «Вы приговариваетесь к смерти через поцелуй Бронзовой Девы», – погребальным звоном гудит в его ушах приговор судей-палачей. Болеслав Ржевусский громко, жалобно зарыдал.
Вдруг он вскочил и с каплями холодного пота на лбу стал прислушиваться. Что это? Голоса? Шаги? Да, да, все яснее, ближе… Вот уже у самых дверей его каземата. Он задрожал всем телом, выпрямившись во весь рост.
С протяжным скрипом раскрылась дверь. На пороге со свечами в руках стояло несколько фигур, одетых в рясы-сутаны.
– Так как вам трудно говорить, о. Бенедикт, то позвольте мне вместо вас напутствовать на смерть и поддержать дух преступника… – донеслось точно издалека-издалека до несчастного молодого графа.
Два монаха-иезуита торжественно внесли какое-то белое одеяние.
– Что это… что это значит? Что вам надо? – в ужасе попятился от вошедших Болеслав Ржевусский.
– Сын мой! – начал торжественным голосом старый монах-иезуит. – Вы уже выслушали смертный приговор, произнесенный вам тайным трибуналом святых отцов. Соберитесь с духом, призовите на помощь Господа. Этот приговор будет приведен в исполнение сейчас.
– Что? – дико закричал граф.
– Сейчас вы искупите ваши страшные грехи.
– Вы лжете! Слышите: вы лжете! Я не хочу умирать, вы – палачи, убийцы! Вы не смеете меня умертвить.
– Сын мой, все напрасно: еще ни один наш приговор не оставался без исполнения.
Два монаха приблизились к осужденному.
– Оденьте вот это одеяние, а свое скиньте. Это последний наряд приговоренных.
И они протянули обезумевшему от ужаса молодому человеку белый балахон с широкими разрезными рукавами, веревку и белый остроконечный колпак.
– Прочь! – исступленно заревел граф, отталкивая от себя служителя палачей. – Спасите меня! Спасите меня!
Безумный крик вырвался из камеры и прокатился по коридору.
– Я должен предупредить вас, сын мой, что если вы не облачитесь добровольно, придется прибегнуть к силе. Возьмите же себя в руки: вы умели бесстрашно поносить Святую церковь, умейте же храбро умереть. Я буду читать, а вы повторяйте за мной: Pater noster, qui in coclum…?
– Помогите! – прокатился опять безумный крик ужаса, страха. Но веревка уже была ловко накинута на руки осужденного.
Граф рванулся – руки были связаны. Его повалили на соломенный матрац и насильно стали облачать в страшный предсмертный наряд.