Патологоанатом сомневался относительно точного вре-мени смерти, но в конце концов определил его как вторую половину дня 12 апреля. Бьёрка об-наружил 17 апреля не кто иной, как Курт Свенссон. Произошло это после того, как Бублански, неоднократно пытавшийся связаться с Бьёрком, рассердился и послал Свенссона, чтобы снова привезти его в полицию.
В какой-то момент в течение этих дней крюк на потолке не выдержал тяжести, и тело Бьёрка свалилось на пол. Свенссон увидел его через окно и поднял тревогу. Бублански и остальные, прибывшие на место, поначалу расценили его как место преступления, посчитав, что Бьёрка кто-то задушил. Крюк от люстры техническая группа обнаружила уже несколько позже. Йеркеру Хольмбергу поручили выяснить, как именно умер Бьёрк.
– Ничто не указывает на преступление или на то, что в этот момент там был кто-то еще, кроме Бьёрка, – сказал Хольмберг.
– А люстра…
– На люстре имеются отпечатки пальцев хозяина дома, вешавшего ее два года назад, и са-мого Бьёрка. А значит, снимал он.
– Откуда взялась веревка?
– С флагштока на заднем дворе. Кто-то отмотал примерно метра два. На подоконнике пе-ред дверью на террасу лежала финка. Владелец дома говорит, что нож его и обычно лежит в ящике для инструментов под мойкой. Отпечатки пальцев Бьёрка имеются на ручке, лезвии и на ящике с инструментами.
– Хм, – произнесла Соня Мудиг.
– Что там были за узлы? – спросил Курт Свенссон.
– Обычные бабьи узлы. Сама удавка – просто петля. Возможно, это единственное, что не-сколько удивляет. Бьёрк ходил на яхтах и знал, как вяжутся настоящие узлы. Но кто ж знает, насколько человек, задумавший самоубийство, заботится о форме узлов.
– Наркотики?
– Согласно результатам токсилогической экспертизы, в крови Бьёрка имелись следы сильных обезболивающих таблеток. Это лекарство выдается только по рецепту, и оно как раз такого рода, как выписывали Бьёрку. Имелись еще следы алкоголя, но столь незначительные, что и говорить не о чем. Иными словами, он был более или менее трезв.
– Патологоанатом пишет, что у него есть ссадины.
– Трехсантиметровая ссадина на внешней стороне левого колена. Царапина. Я над этим думал, но оцарапаться он мог как угодно, например, удариться о край стула или что-нибудь в этом роде.
Соня Мудиг подняла фотографию, на которой было запечатлено сильно изменившееся ли-цо Бьёрка. Петля врезалась так глубоко, что под складкой кожи самой веревки видно не было. Лицо выглядело безобразно опухшим.
– Можно заключить, что, прежде чем вырвался крюк, он, по всей видимости, провисел не-сколько часов, вероятно, почти сутки. Вся кровь сконцентрирована отчасти в голове, поскольку удавка не давала ей разливаться по телу, отчасти в нижних частях конечностей. Когда крюк вы-рвался, тело ударилось о край стола грудной клеткой, там глубокая ссадина. Но эта рана появи-лась уже много позже наступления смерти.
– Отвратительный способ умирать, – сказал Курт Свенссон.
– Не знаю. Веревка была такой тонкой, что глубоко врезалась и остановила приток крови. Он, вероятно, потерял сознание в течение нескольких секунд и умер через одну-две минуты.
Бублански с отвращением захлопнул отчет о предварительном расследовании. Залаченко и Бьёрк оба, похоже, умерли в один день, и это ему совершенно не нравилось. Один застрелен су-масшедшим борцом с властями, а другой покончил с собой. Однако никакие рассуждения не могли изменить того факта, что обследование места преступления ни в малейшей степени не подтвердило подозрения, будто кто-то помог Бьёрку отправиться на тот свет.
– Он испытывал большое давление, – сказал Бублански. – Знал, что дело Залаченко вот-вот получит огласку и что он сам рискует попасть в тюрьму за нарушение закона о борьбе с прости-туцией и оказаться в центре внимания СМИ.
Не знаю, чего он боялся больше. Он был нездоров, его долгое время мучили хронические боли… Не знаю. Я был бы признателен, если бы он оста-вил письмо или что-нибудь в этом роде.
– Многие из тех, кто совершает самоубийство, не оставляют никаких прощальных писем.
– Знаю. Ладно. Выбора у нас нет, о Бьёрке придется забыть.
Эрика Бергер не могла заставить себя сразу усесться в кресло Морандера в стеклянной клетке, отодвинув его личные вещи в сторону. Она условилась с Гуннаром Магнуссоном о том, что тот договорится с семьей Морандера и вдова подойдет, когда ей будет удобно, чтобы отобрать принадлежащие ей вещи.
Вместо этого Эрика очистила место за центральным столом, прямо посреди множества ре-дакторов, установила там свой лэптоп и приняла командование на себя. Царил хаос, но через три часа после того, как она столь неожиданно встала у руля «СМП», главная страница газеты была сдана в печать. Гуннар Магнуссон написал четыре столбца о жизни и деятельности Хокана Морандера, в центре страницы поместили портрет покойного, его незаконченную передовицу – слева, а понизу дали серию фотографий. С точки зрения дизайна это было неверно, но недостат-ки скрашивал сильный эмоциональный заряд.
Около шести часов вечера Эрика просматривала рубрики первой страницы и обсуждала тексты с руководителем редакторов. В это время к ней подошел Боргшё и тронул за плечо. Она подняла взгляд.
– Могу я попросить вас на несколько слов?
Они прошли к кофейному автомату в комнате для ланча.
– Я только хочу сказать, что мне очень понравилось, как вы сегодня взяли на себя руко-водство. Думаю, вам удалось нас всех удивить.
– У меня не было особенного выбора. Но все пойдет гладко, только когда я как следует освоюсь.
– Мы это понимаем.
– Мы?
– Я имею в виду и сотрудников, и правление. Особенно правление. Однако после того, что произошло сегодня, я больше чем когда-либо уверен в том, что мы не ошиблись, остановив свой выбор на вас. Вы пришли сюда в последний момент и были вынуждены принимать дела в крайне затруднительной ситуации.
Эрика почти покраснела – такого с ней не бывало лет с четырнадцати.
– Могу я дать вам добрый совет…
– Разумеется.
– Я слышал, что вы тут обменивались мнениями по поводу расстановки заголовков с Ан-дерсом Хольмом, руководителем отдела информации.
– Мы разошлись в том, под каким углом подавать статью, посвященную предложению правительства по налогам. Он вынес определенную позицию прямо в рубрику на месте, отве-денном для новостей. А там мы должны подавать информацию нейтрально. Позиции следует раскрывать на главной странице. И раз уж мы об этом заговорили – я буду время от времени пи-сать передовицы, но я, как вы знаете, не принадлежу к какой-либо политической партии, поэто-му нам надо решить вопрос о том, кто будет руководить редакцией, работающей над главной страницей.
– Пока этим может заняться Магнуссон, – сказал Боргшё.
Эрика Бергер пожала плечами.
– Мне все равно, кого вы выделите. Но это должен быть человек, несущий полную ответ-ственность за взгляды газеты.
– Я понимаю. Но я хочу лишь сказать, что вам, пожалуй, стоит предоставить Хольму неко-торую свободу. Он работает в «СМП» давно и уже пятнадцать лет руководит информационным отделом. Он знает, что делает. Хольм бывает строптив, но он практически незаменим.
– Я знаю. Морандер мне говорил. Однако в подаче новостей ему все-таки придется под-страиваться под остальных. В конце концов, вы наняли меня, чтобы обновлять газету.
Боргшё задумчиво кивнул.
– О'кей. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Когда Анника Джаннини в среду вечером, возвращаясь в Стокгольм, села на Гётеборгском центральном вокзале в поезд Х2000, она чувствовала себя усталой и раздраженной.