Однако никаких следов машины Йоранссона нет.
– Следовательно, возникает вопрос, скрывается ли Нидерман по-прежнему в Швеции – в таком случае где и у кого – или уже успел перебраться в надежное место за границей. Какие у нас на этот счет мысли?
– У нас нет никаких доказательств того, что он сбежал за границу, но это единственный логичный вариант.
– Где же он в таком случае бросил машину?
Соня Мудиг и Курт Свенссон оба замотали головами. Когда речь шла о выслеживании объявленного в розыск конкретного человека, работа полиции в девяти случаях из десяти особой сложности не представляла. Надо было выстроить логическую цепочку и начинать раскручивать. Кто его приятели? С кем он вместе сидел в тюрьме? Где живет его подружка? С кем он любит ходить выпивать? Где он в последний раз пользовался мобильным телефоном? Где находится его машина? В конце этой цепочки обычно и обнаруживался искомый человек.
Проблема с Рональдом Нидерманом заключалась в том, что у него не было приятелей, от-сутствовала подружка, он не ходил по кабакам и не имел известного полиции мобильного теле-фона.
Значительная часть усилий была, следовательно, направлена на розыски машины Виктора Йоранссона, которой, как предполагалось, Рональд Нидерман воспользовался. Она могла бы указать дальнейшее направление поисков. Первоначально ожидалось, что машина всплывет в течение нескольких суток, скорее всего, на какой-нибудь стоянке в Стокгольме. Однако, не-смотря на общегосударственный розыск, автомобиль блистал своим отсутствием.
– Если Нидерман находится за границей… где же он тогда?
– Он гражданин Германии, и естественно было бы предположить, что он направился именно туда.
– В Германии он объявлен в розыск. Ни с кем из старых приятелей в Гамбурге он, похоже, не связывался.
Курт Свенссон замахал рукой.
– Если он собирался в Германию, зачем ему тогда понадобилось ехать в Стокгольм? Разве не проще было бы доехать до Мальме и перебраться через Эресунд по мосту или на каком-нибудь пароме?
– Разумеется. Маркус Эрландер из Гётеборга в первые дни сконцентрировал поиски имен-но на этом направлении. Полиция Дании информирована о машине Йоранссона, и мы можем с уверенностью сказать, что на паромах Нидерман не переправлялся.
– Но он поехал в Стокгольм и завернул в «Свавельшё МК», где убил кассира и скрылся – можно предположить – с неустановленной суммой денег. Каким должен быть его следующий шаг?
– Ему необходимо выбраться из Швеции, – сказал Бублански. – Логично было бы восполь-зоваться каким-нибудь паромом через Балтийское море. Но Йоранссона с сожительницей убили поздно ночью девятого апреля. Следовательно, Нидерман мог уехать на пароме следующим утром. Сигнал тревоги поступил к нам через шестнадцать часов после их смерти, и только тогда мы начали разыскивать машину.
– Если бы он утром уехал на пароме, автомобиль Йоранссона стоял бы возле какого-нибудь из причалов, – заметила Соня Мудиг.
Курт Свенссон кивнул.
– А может, мы не нашли машины Йоранссона просто потому, что Нидерман покинул стра-ну на севере, через Хапаранду? Конечно, ехать вокруг Ботнического залива далеко, но шестна-дцати часов ему вполне могло хватить, чтобы успеть пересечь границу с Финляндией.
– Да, но потом ему пришлось бы бросить машину где-то в Финляндии, и к настоящему моменту тамошние коллеги ее бы уже обнаружили.
Довольно долго все сидели молча. Под конец Бублански встал и подошел к окну.
– Вопреки логике и здравому смыслу, автомобиль Йоранссона по-прежнему не обнаружен. Может быть, Нидерман нашел какое-то укрытие, где он просто залег на дно, дачу или…
– Дачу – едва ли. В такое время года все владельцы домов выезжают посмотреть, что там творится.
– И едва ли его укрытие как-то связано со «Свавельшё МК».
– И едва ли его укрытие как-то связано со «Свавельшё МК». Они, вероятно, последние, с кем бы ему хотелось столкнуться.
– Тем самым следует исключить весь преступный мир. Какая-нибудь подружка, о которой нам не известно?
Мыслей у них было много, но необходимые для дальнейших действий факты полностью отсутствовали.
Когда Курт Свенссон ушел домой, Соня Мудиг вернулась к кабинету Яна Бублански и по-стучала о дверной косяк. Бублански приглашающе махнул рукой.
– У тебя найдется пара минут?
– Что?
– Саландер.
– О'кей.
– Мне не нравится этот расклад с Экстрёмом и Фасте и новым судебным процессом. Ты ведь читал отчет Бьёрка. Я тоже читала. Ее просто убрали с дороги в девяносто первом году, и Экстрёму это известно. Что, черт возьми, происходит?
Бублански снял очки для чтения и сунул их в нагрудный карман.
– Не знаю.
– У тебя есть какие-нибудь соображения?
– Экстрём утверждает, что отчет Бьёрка и его переписка с Телеборьяном сфальсифициро-ваны.
– Ерунда. Будь это фальсификацией, Бьёрк бы сказал, когда мы его сюда привозили.
– Экстрём утверждает, что Бьёрк отказывался говорить на эту тему, поскольку дело имело гриф секретности. Меня упрекнули в том, что я допрашивал его, опережая события.
– Экстрём начинает мне все меньше нравиться.
– На него давят с нескольких сторон.
– Это не оправдание.
– Мы не обладаем монополией на правду. По словам Экстрёма, он получил доказательства того, что отчет сфальсифицирован – настоящего отчета с таким инвентарным номером не суще-ствует. Он говорит также, что фальшивка сделана очень ловко и содержит смесь правды и вы-мысла.
– Какая часть является правдой, а какая вымыслом?
– Канва истории в какой-то степени правдива. Залаченко действительно является отцом Лисбет Саландер и подонком, избивавшим ее мать. Вечная проблема – мать не хотела заявлять в полицию, и потому это продолжалось несколько лет. Бьёрку поручили расследовать, что про-изошло, когда Лисбет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Он вступил в переписку с Телеборьяном, но вся корреспонденция, в той форме, в какой мы ее видели, фаль-шивка. Телеборьян провел самое обычное психиатрическое обследование Саландер и установил, что она ненормальная, а прокурор решил не давать ее делу дальнейший ход. Ей требовалось ле-чение, и ей его предоставили в больнице Святого Стефана.
– Если это фальшивка… кто в таком случае ее сделал и с какой целью?
Бублански развел руками.
– Ты меня разыгрываешь?
– Насколько я понял, Экстрём намерен снова требовать основательной судмедэкспертизы Саландер.
– Я с этим категорически не согласна.
– Нас это больше не касается. Мы отключены от истории Саландер.
– А Ханс Фасте подключен… Ян, если эти мерзавцы еще раз покусятся на Саландер, я об-ращусь в СМИ…
– Нет, Соня. Не стоит. Во-первых, у нас больше нет доступа к отчету, и, следовательно, твои утверждения окажутся бездоказательными. Ты просто выставишь себя чокнутой, и тогда твоей карьере конец.
– Отчет у меня по-прежнему есть, – тихо сказала Соня Мудиг. – Я сняла копию для Курта Свенссона, но еще не успела ему отдать, когда генеральный прокурор стал отбирать у нас копии.
– Если ты выдашь информацию об отчете, тебя не просто уволят, тебя обвинят в долж-ностном преступлении и в выдаче СМИ засекреченной информации.
Соня Мудиг секунду посидела молча, всматриваясь в своего начальника.
– Соня, ты ничего не будешь предпринимать. Обещай мне.
Она колебалась.
– Нет, Ян, обещать я не могу. Во всей этой истории есть что-то подозрительное.
Бублански кивнул.
– Да.