– Мисс, я думаю, вы одеты не по погоде. Мне кажется, вы можете простудиться. Это все-таки не Флорида…
– А что это? – подняла к нему лицо Вирджиния, вновь метнувшись в душе от отчаяния к надежде. Ведь он заговорил с ней, она слышит его голос с типично негритянским, южным, алабамским акцентом. – Что это за город, сэр?
Лицо негра тут же из добродушного стало замкнутым, он только процедил сквозь зубы:
– Перепила, что ли? Давай я провожу тебя в отель… – И крепко взял ее под локоть.
Но Вирджиния вырвала свой локоть и закричала ему в лицо:
– Я не пьяна! Я просто хочу знать, какой это город!…
– Ладно, брось дурочку валять! – сказал негр. – Где ты живешь?
– В Лос-Анджелесе, в Алтадене, Лейк-стрит…
– Понятно, – насмешливо ответил негр. – Мне жаль, мисс, но это другой штат… – И он ушел в гостиницу, явно посчитав Вирджинию пьяной или сумасшедшей.
Чувствуя, что уже замерзает и действительно сходит с ума, Вирджиния перебежала улицу к магазину «7/11», потянула на себя ручку входной двери. Внутри магазина тут же мелодично звякнул колокольчик, оповещая о входящем. От этого привычного звука у Вирджинии снова радостно защемило сердце – дома! Нигде в России она не слышала таких колокольчиков!
В магазине, забитом родными, с детства знакомыми продуктами – «Cereal», «Applejacks», молоко в бумажных пакетах «American Farms Inc.», чай «Lipton», соки «Welch's», банки «Manischewitz», кофе «Sanka» и т.п., – сидел за высокой стойкой мужчина лет сорока и, покусывая дымящуюся трубку, читал «Penthouse». Подняв на Вирджинию глаза, он бросил дежурную фразу:
– Могу я вам помочь, мисс?
Вирджиния затравленно оглянулась. Нет, она не сошла с ума – вот американское пиво «Budweiser», вот хлеб для тостов, вот сигареты «Kent», «Winston» и, наконец, вот на стене телефон – американской системы телефон.
Вирджиния подбежала к телефону, сорвала трубку, нажала «0».
– Оператор, – тут же отозвался женский голос по-английски. – Чем могу помочь?
– Пожалуйста, Калифорнию, Алтадену. Номер 797-0330, – быстро проговорила Вирджиния.
Продавец, вынув изо рта трубку, удивленно уставился на нее.
– Куда вы звоните? – протянул голос в телефонной трубке.
– В Калифорнию, в Алтадену в Лос-Анджелесе. – И Вирджиния повторила номер своей гостиницы в Алтадене. Только бы Марк был дома…
В трубке была длинная пауза, потом тот же голос оператора строго сказал:
– Прекратите хулиганить, положите трубку! – И гудки отбоя.
Вирджиния пораженно повесила трубку и встретилась со взглядом продавца.
– Давно вы в нашем городе, мисс? – спросил он с почти неуловимым британским акцептом, и его рука медленно и будто невзначай поползла вниз, под прилавок.
– Вы хотите вызвать полицию, сэр? – обрадованно сказала Вирджиния. – Я буду вам так благодарна!
– Я уже вызвал, – сказал он и тут же извлек из-под прилавка пистолет, направил его на Вирджинию. – Не двигайся!
За спиной у Вирджинии снова негромко звякнул колокольчик. Она оглянулась. В дверях стоял рослый полицейский. На поясе у него, как и положено, висели связка ключей, деревянная дубинка, наручники, кобура с пистолетом и еще какие-то предметы. Грудь его форменной куртки была украшена полицейским жетоном.
– Вилли, – сказал продавец полицейскому. – Она хочет позвонить в Калифорнию…
– Убери пистолет, – прервал его полицейский. – Она новенькая. Выскочила из отеля, а Мики ее проворонила… – И приказал Вирджинии: – Следуйте за мной, мисс!
У этого полицейского тоже был акцент, но Вирджиния не могла еще понять какой – аризонский, что ли? Она почувствовала себя участницей киносъемки какого-то сюрреалистического фильма. Сейчас будет команда «Стоп!», и погаснут огни этой улицы, и режиссер скажет: «Плохо! Все плохо! Еще один дубль!» Но никто не кричал «Стоп», и полицейский хмуро вел ее через улицу.
– Сэр, где я нахожусь? – спросила она у него.
– Сейчас вы все узнаете, мисс… – Он пропустил ее впереди себя в стеклянные двери отеля, а потом повел мимо враждебно поглядевшей на нее дежурной вглубь по коридору первого этажа и остановился перед дверью № 11, постучал.
– Войдите! – донеслось изнутри по-английски.
Полицейский открыл дверь, и первое, что увидела Вирджиния, – большой портрет Ленина на стене в этом хорошо, со вкусом обставленном кабинете. За письменным столом сидел маленький, толстенький, похожий на добродушного барсучка старичок в форме советского полковника и курил ароматную гаванскую сигару. Едва Вирджиния вошла, как он приподнялся в кресле и на прекрасном, чистейшем, с оксфордским акцентом английском сказал благодушно, почти отечески:
– Прошу вас, мисс Вильямс, присаживайтесь вот сюда, в кресло. Я вижу, вы уже совсем поправились. Это замечательно! Вы прекрасно выглядите! Садитесь, садитесь, дорогая! Как говорят в России, в ногах правды нет. Садитесь, нам нужно о многом поговорить. Хотите чаю? Кофе? Или какую-нибудь выпивку?
Сочетание портрета Ленина с изысканным английским и сигары с советским мундиром было под стать всему идиотизму этого сна.
– Кто вы? – спросила Вирджиния полковника, до боли сжимая руками подлокотники кресла.
– Меня зовут Стэнли. – Старик откинулся в кресле и с улыбкой наблюдал за недоумевающим лицом Вирджинии. – Вообще-то меня зовут Станислав Васильевич, но здесь… – Он сделал акцент на слове «здесь». – Здесь все зовут меня Стэнли.
– Что значит – «здесь»? – спросила Вирджиния. – Где мы?
Глаза старика весело засветились, он оживился, снова придвинулся к своему письменному столу, налег на него своим круглым животиком.
– А как вы думаете – где мы? Ну-ка попробуйте угадать!
Вирджиния посмотрела за окно, на светящуюся рекламу казино и зала игральных автоматов, которые почему-то не исчезали, как это положено в снах, потом – на портрет Ленина в этом кабинете. И сказала:
– Я не знаю…
– Не знаете?! – удивился и, похоже, даже обиделся старик. – Разве все, что вы здесь видели, вам не знакомо?
– Америка?… – с вновь воскресшей надеждой произнесла Вирджиния.
– Правильно! – обрадовался старик, и Вирджиния почувствовала, что она, как на экзамене, получила самый высокий балл за свой ответ. – А то вы меня совсем расстроили. Я уж решил, что мы зря старались, когда строили все это. Или не учли чего-то. Конечно, это Америка! Самая натуральная Америка! – И вдруг быстро спросил: – А как по-вашему, дорогая, какой это штат?
Вирджиния беспомощно пожала плечами. Старик вздохнул:
– М-да… Трудно сказать, правда? Потому что все говорят с разными акцентами, верно? Но вот тут вы мне поможете, дорогая. Вы будете ставить им правильное американское произношение. Да не смотрите на меня, как на привидение! – Он явно наслаждался совершенно потерянным лицом Вирджинии. – Этот город – искусственная мини-Америка – очень недалеко от Москвы. Грубо говоря, это – дача, если хотите, филиал нашей разведшколы. Здесь наши студенты посменно проходят месячную практику натуральной американской жизни. Знаете, чтобы не попасть там впросак на какой-нибудь ерунде. Как я однажды в Чикаго еще в 1939 году просто публично оконфузился, не знал, с какой стороны войти в вертящиеся двери и, конечно, стал толкать их в другую сторону…
Вирджиния медленно возвращалась от сна наяву к реальности, из Америки в Россию. Опустив плечи, она вполуха слушала благодушный и бодрый голос:
– У нас в городе есть все: банк, бар, казино, супермаркет, отель и даже наркотики – ну, в ограниченном количестве, правда. Но зато есть свой полицейский! И вы для нас – просто находка! Помимо американского акцента вы будете разыгрывать со студентами ситуации из обыденной американской жизни. – И, заметив короткое протестующее движение Вирджинии, поднял ладонь. – У вас есть педагогический дар, это мы проверили. Вон вы как несовершеннолетних преступниц увлекли английским языком! А здесь будете работать еще лучше! Вы же понимаете, что если вас сюда уже привезли…
– То домой я никогда не попаду… – хмуро договорила Вирджиния.
Полковник пожал плечами, а потом, перегнувшись через стол, сказал доверительно, как дочке:
– Послушай, Вирджиния. Из лагеря ты бы тоже домой не попала. Ты бы там просто не выдержала! Я шесть лет отсидел при Сталине и вышел еле живой, а ведь я – русский, я – сибиряк! А здесь ты будешь жить, как у Христа за пазухой, поверь мне!…
2
В жизни Галины Юрышевой наступила странная полоса. Мужа она не видела неделями. 13 декабря он улетел с Бенжером и группой инженеров выбирать завод для серийного производства каких-то «энергетических решеток». Уже одно то, что перед отлетом он мимоходом сказал ей об этих «энергетических решетках», свидетельствовало о намечающемся потеплении в их отношениях. Раньше он никогда не посвящал ее в свои дела, в подробности своей секретной работы, и, думала в то утро Галина, эта отчужденность тоже была если не причиной, то одной из причин ее измен мужу. Но теперь все будет иначе. Конечно, ему нужно дать время, и, конечно, она должна окружить его заботой, быть терпимой – к его странностям, к тому, что он не обратил внимания на новую машину и не спрашивает о старой и за завтраком выпил сладкий чай, хотя терпеть не мог сладкий чай раньше. И смешно шепелявит из-за выбитых зубов, а потому стал еще молчаливей. Но в конце концов, это она виновата в том, что с ним случилось, и это из-за нее он стал пить и даже выбросился из поезда. Но теперь все будет иначе. Они будут вмеcте, они снова будут мужем и женой в полном смысле этого слова, обязательно будут! Интересно, были у него женщины – пусть он только вернет ее в свою постель! Все, чему научили ее молодые любовники, она покажет ему, и он не пожалеет о том, что сошелся с ней снова. Она будет ему не только женой, она будет ему такой любовницей, каких у него никогда не было!
И, засыпая по ночам в своей одинокой постели, Галина с потягивающим все тело удовольствием мечтала о той первой ночи, когда она вернет мужа в супружескую постель. Она заметила, что прежняя уверенность в себе и своей привлекательности вернулась к ней. Снова стала пружинистой походка, снова зыбкая, волнующая мужчин поволока появилась в глазах. И опять потянулись к ней молоденькие студенты, и даже какой-то молодой закройщик из ателье для генералитета Советской Армии, где она заказывала генеральский мундир для мужа, этот закройщик названивает теперь чуть не каждый день, говорит, что в ателье получили потрясающее английское сукно (не хочет ли она заказать для мужа еще одну шинель?), и совершенно роскошный твид, и прекрасную итальянскую шерсть (она может заказать костюмы и себе, и мужу), и, наконец: «а как насчет китайского шелка, Галина Николаевна? Есть удивительный шелк для вечернего платья…» Конечно, двадцатипятилетний закройщик – стильный, худощавый брюнет с живыми веселыми глазами – строит амурные планы на ее счет. Но плевать ей на его планы, хватит, отгулялась девочка, говорила себе Галина, сына потеряла на этом и мужа довела до сотрясения мозга. А вот заказать мужу новый костюм и заодно костюм для отца, который из-за этих польских дел вообще сейчас ночами не спит, черт-те что там творится в Гданьске и в Силезии, вот-вот придется в Польшу войска вводить, – заказать им по костюму, а себе вечернее платье – против такого соблазна Галя, конечно, не устояла. А когда приехала в ателье, у нее просто глаза разбежались – таких тканей, какие разложил перед ней этот молодой разбитной закройщик, не найдешь ни в одном магазине. Она заказала по два костюма для мужа и для отца, а себе – три вечерних платья из китайского шелка и тонкой итальянской шерсти и еще юбку из вишневого велюра. Да, вот что значит быть генеральшей – сразу переходишь в другой разряд спецснабжения, и, оказывается, совсем не потому, что молодой закройщик набивается в ухажеры (он, наоборот, вовсе не набивается, держится скромно), а просто потому, что теперь тебе все это – положено. Не по блату, не за спиной отца-маршала, а по праву жены генерала. Пока была «полковницей» – не полагалось, а как только стала «генеральшей» – пожалуйста.