Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
– И последнее, пожалуй, самое главное, – сказал Ставинский, заправски подбирая палочками с тарелки креветки с рисом и китайскими овощами. – Эта операция обойдется вам, помимо всего, еще в сто тысяч долларов. Я не думаю, что это большие деньги, да они мне и не нужны, но я обязан подумать о дочке и будущих детях. Да, представьте себе, я еще собираюсь сделать пару детей – там, в России. И возможно, они когда-нибудь приедут сюда. Так вот, я не хочу, чтоб они тут начинали, как я, – нищими эмигрантами. Если сейчас положить в банк под проценты эти сто тысяч, через пятнадцать – двадцать лет это будет треть миллиона – с такими деньгами уже можно начинать жить в Америке.
5
– Бюджет операции выглядит довольно забавно, – сказал шеф. – Сто тысяч, жена, фальшивые документы, пластическая операция… А почему он переехал в «Шаратон»? Разве нет отеля поскромнее? Все-таки 130 долларов в день?
– Из них сто он платит сам. Он хочет пожить напоследок на широкую ногу, или, как он говорит, по-человечески. Он привез с собой семь тысяч долларов и хочет до отъезда потратить их до цента. Арендовал спортивный «корвет»…
– Пьет?
– Сейчас – нет. В Портланде пил с тоски, порой даже запойно. Но сейчас не пьет.
– Девочки?
– Вчера заказал себе в номер японку и филиппинку, – усмехнулся Мак Кери. – Их такса – сто долларов в час. Утром сказал нам, что это он прощается с Западом – в России, мол, нет ни японок, ни филиппинок.
– Вы их проверили? Он не болтал с ними насчет операции?
– Проверили. Все в порядке.
– Ну что ж… Десять тысяч – частный госпиталь, восемь – туристическая поездка в Россию по классу «люкс»… А почему по классу «люкс»? Разве нельзя скромней?
– Скромней он не хочет, готов из своих доплатить. А самое главное – если брать класс «люкс», советское посольство быстрее оформляет визы, им нужна валюта.
– Слушайте, Мак Кери, как по-вашему, сколько Советы заплатили бы за стратегические планы Пентагона?
Мак Кери пожал плечами:
– Не знаю, я их еще не продавал.
– О'кей, – сказал шеф и расписался на смете, утверждая бюджет операции. – Валяйте! Кого вы прочите ему в жены?
– Керол улетел в Сан-Антонио посмотреть, кто там есть.
– Я думаю, это плохое решение. У русских могут быть фотографии персонала этой школы, вы же знаете, что они тут работают не так, как мы там. Вспомните, что говорил Шевченко – три тысячи советских шпионов только в одном Нью-Йорке. Нет, отзовите Керола, нужно придумать другое решение. Это должна быть женщина, которая еще не переступала порога CIA.
– Но у нас уже нет времени заниматься вербовкой!…
– О'кей, сейчас мы решим эту проблему. – Шеф снял телефонную трубку высокочастотной спецсвязи и сказал: – Мисс, будьте добры, дайте мне оператора Лос-Анджелеса. Спасибо. Оператор? Пожалуйста, соедините меня с юнионом голливудских статистов. Извините, мисс, я не знаю номер… Номер… 672-7744? Благодарю вас, мисс. Алло! Это юнион статистов? Вас беспокоит продюсер Мак Кери из Вашингтона. Я тут начинаю одну картину про русских. Мне нужна женщина лет тридцати пяти, американка, которая хоть немножко знает русский язык. На какой срок контракт? Хм, минимум на месяц… О'кей, мой ассистент позвонит вам через час. Как ваша фамилия? Мисс Рудольф? Очень приятно, спасибо. – Он положил трубку. – Вот и все.
– Но… – удивленно протянул Мак Ксри.
– Все будет в порядке, – усмехнулся шеф. – Я не знаю актрисы, которая бы отказалась от такой роли. Даже Грета Гарбо и Марлен Дитрих работали на разведку. Позвоните ей через час, и у вас будет как минимум пять невест для этого Ставинского.
6
Вирджинии Парт всю жизнь испортила знаменитая немецкая актриса Роми Шнайдер. Правда, Роми Шнайдер и не подозревала об этом, но какое это имеет значение? Дело в том, что Вирджиния была очень похожа на Роми – и глаза, и лицо, и фигура, и даже походка у нее была, как у Роми. И единственное их различие в том, что Вирджиния на восемь лет моложе. Но это был тот редкий случай, когда Вирджиния готова была бы поменяться возрастом со своей конкуренткой, даже быть еще старее – ну, скажем, на пару лет – тогда она опередила бы г-жу Шнайдер и была бы знаменитой актрисой, а г-же Шнайдер пришлось бы всю жизнь слышать: «О, как вы похожи на Вирджинию Парт!» Короче, именно это сходство отрезало Вирджинии путь к главным ролям. Что она только не делала в молодости, чтобы изменить свою внешность! Меняла прически и цвет волос, одевалась под мальчика, разучивала другую походку, но каждый раз, когда агент протаскивал ее фото через ассистентов режиссеров к продюсеру, он натыкался на одно и то же: «А, Роми Шнайдер-вторая? Нет, если брать Шнайдер, то брать саму Шнайдер!» В результате три агента от нее отказались, потом была театральная школа знаменитой Сони Мур в Нью-Йорке, где Вирджиния изучала систему Станиславского у русского режиссера-эмигранта и заодно, проживя с ним полтора года, выучила русский язык, но не помог ни Станиславский, ни роман с еще одним агентом – и Вирджиния Парт к тридцати четырем годам застряла в статистках. Последнее время она уже перестала бороться с судьбой и изматывать себя диетами. Кого интересует, какая талия у статистки, когда она все равно на втором, третьем, а то и на четвертом плане?
«Идите навстречу главным героям, но старайтесь не выделяться!» «Пейте свой кофе и ведите якобы оживленный разговор с подругой, но не размахивайте руками, не отвлекайте на себя внимание с главных актеров!» «Здесь вы стоите спиной и, когда героиня проходит, идете направо!…» Да, главные герои постоянно проходили мимо нее по первому плану, как и вся яркая жизнь Голливуда, а она уже и привыкла держаться в тени, на втором плане – не только на съемке, но и в жизни.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
– Н-да… – вздохнул Бенжер. – Так всегда: хорошая мысля приходит опосля. Нет, останавливать мы ничего не будем. Потому что я еще не знаю, как упаковать «ЭММУ» в эту лодчонку. И дистанционное управление еще когда смонтируют! Короче, от идеи до опытного образца год пройдет, не меньше. Нет, останавливать ничего не будем. Но вот параллельно начать работу над мини-лодками…
Ставинский мысленно вздохнул с облегчением. За год он как-нибудь выберется из СССР и оповестит мир об этих мини-лодках с сейсмическим оружием. Практически это же мины замедленного действия, мины на гусеничном ходу…
– Главное – убедить Опаркова в гениальности этой идеи, – сказал Бенжер. – И это ты должен сделать, старик. В семейной обстановке, когда у маршала будет хорошее настроение. Понимаешь?
«Так вот для чего ты прилетел ко мне из Москвы посреди ночи, – с усмешкой подумал Ставинский. – Чтобы я протолкнул твою идею Опаркову».
Но оказалось, это еще не все.
– У американских хирургов есть гениальный прибор, – продолжал Бенжер. – Больному вводят в пищевод телеглаз, и этот телеглаз ползет по пищеводу в полной, как ты понимаешь, темноте, а врач на экране все видит и еще управляет движением этого телеглаза. Если купить в Америке это оборудование и переделать для дистанционного управления мини-лодкой, а?
«Сукин ты сын, – восхитился Бенжером Ставинский, – сукин ты сын! Эта телеустановка есть сегодня в любом американском госпитале, закупить ее ничего не стоит, никакое ФБР не придерется к поставке в СССР медицинского оборудования. Разве что нужно разрешение Госплана на расход валюты…»
Днем, пообещав Бенжеру выбрать удобный момент, чтобы доложить Старкову о мини-лодках, Ставинский улетел в Баку, к конструкторам оборудования для подводного бурения. И он нарочно подольше задержался в Баку, днем пропадал в КБ, по вечерам его, как высокого московского гостя, возили по загородным, закрытым для простого люда шашлычным, где были прекрасные шашлыки из свежей молодой баранины и осетрины, а по ночам он, как и вся остальная советская элита, слушал в своем гостиничном номере «Голос Америки» и Би-би-Си. С тем только отличием, что всех интересовала в это время Польша, а Ставинский ждал, не промелькнет ли сообщение о Вирджинии – о том, что ее выпустили или обменяли на какого-нибудь советского шпиона в США.
Но история с Вирджинией уже канула в Лету, ее давно заслонили другие сенсации и другие новости – военное положение в Польше, сибирский газопровод в Европу, санкции Рейгана и рождественские хлопоты американцев и европейцев…
4
Между тем в Морском институте в Москве за три дня до Нового, 1982, года закончили, как и обещали Брежневу, ручную сборку двух новых «энергетических решеток». Бакинские инженеры обещали с недели на неделю сдать первый опытный образец нового бурильного станка. Таким образом, капитан Гущин мог в ближайшее время снова двинуться к шведским берегам, чтобы доукомплектовать «шведскую гирлянду», и только накал польских событий и скандал в кремлевских верхах отсрочили эту операцию. Министр обороны Устинов так и сказал маршалу Опаркову, когда тот положил перед ним рапорт Бенжера о готовности операции.
– Ну ее на хрен, эту Швецию! – нервно сказал он. – Дайте сначала с Польшей разобраться. И вообще без Леонида Ильича я такую операцию утвердить не могу, а он сейчас болен…
Вскоре «болезнь» Брежнева получила новую трактовку: сначала в Генштабе и Морском институте поползли глухие слухи о связях брежневской семьи с крупными дельцами левой экономики и о повальных арестах этих дельцов, потом 19 января неожиданно и при весьма загадочных обстоятельствах не то умер, не то застрелился первый заместитель Председателя КГБ Андронова генерал армии Семен Цвигун, а еще через пять дней скончался секретарь ЦК КПСС, главный идеолог Коммунистической партии Михаил Суслов, и волна арестов докатилась даже до семьи самого Брежнева: за какие-то махинации с бриллиантами арестовали любовника его дочки цыганского артиста Бурятца, а саму дочку стали таскать на допросы… Короче, Леониду Ильичу было в те дни явно не до Польши, не до Афганистана и уж тем более не до проекта «ЭММА». Москва была полна слухами о скорой смене правительства, и сразу после похорон Суслова Ставинский даже в Шатуре, в заводской рабочей курилке, услышал такой анекдот.
– Слышь, братцы! – громко, не таясь, говорил приятелям молодой синеглазый наладчик. – Брежнев на похоронах Суслова поднимается на Мавзолей, вынимает из пиджака бумажку и читает: «Товарищи! – Тут парень довольно точно скопировал затрудненную речь Брежнева. – Сегодня… наша партия и весь советский народ понесли большую утрату… Скончался наш дорогой и всеми любимый Леонид Ильич Брежнев!… Ой, что это я читаю? Тьфу, е… твою мать! Опять я пиджак Андронова надел!…»
Между тем отсрочка с завершением установки «шведской гирлянды» злила маршала Опаркова. Кадровый офицер, профессиональный военачальник, он с трудом выносил военную неграмотность своих непосредственных начальников – министра обороны маршала Устинова и председателя Совета Обороны маршала Брежнева. Даже одно то, что эти партийные деятели присвоили себе маршальское звание – точно такое же, какое было у него, Опаркова, – бесило начальника Генерального штаба. Но мало того, что они присвоили себе эти высшие воинские звания, они, ничего не понимая в военной стратегии, будучи не грамотней любого армейского лейтенантика, лезут тем не менее в армейские планы, тасуют военные проекты, откладывают важнейшие операции.