– А насчет его мотивов?
– Мотивов?
– Шеф, знали ли вы или кто-либо из ваших следователей, что мать детектива Босха была убита в Голливуде примерно тридцать лет назад, причем убийца так и не был арестован? И что до этого она неоднократно арестовывалась за праздношатание?
Босх почувствовал, что ему становится жарко, словно на него направлены все прожектора и обращены все взгляды присутствующих. Наверно, так оно и было. Но он смотрел только на Ирвинга, на лице которого появилось беспомощное выражение, а на носу проступили капилляры. Когда Ирвинг ничего не ответил, Чандлер повторила свой вопрос:
– Вы знали об этом, шеф? Об этом написано в личном деле детектива Босха. Когда он поступал на службу в полицию, то должен был сообщить, являлся ли когда-либо жертвой преступления. Он написал, что потерял мать.
– Нет, я этого не знал, – наконец сказал Ирвинг.
– Мне кажется, что термин «праздношатание» в пятидесятые годы служил эвфемизмом для слова «проституция». Тогда в Лос-Анджелесе старались не замечать проблем с преступностью – вроде расцветшей пышным цветом проституции на Голливудском бульваре. Я права?
– Я этого не припоминаю.
Попросив разрешения подойти к свидетелю, Чандлер передала ему тонкую пачку бумаг и дала целую минуту на то, чтобы с ними ознакомиться. Читая, Ирвинг хмурил брови; глаз его Босх не видел, хотя было заметно, как свидетель стиснул зубы.
– Что это, шеф Ирвинг? – спросила Чандлер.
– Это то, что мы называем проверочным отчетом о расследовании дела об убийстве. Он датирован 3 ноября 1962 года.
– Что такое проверочный отчет?
– Каждое нераскрытое дело ежегодно проверяется – до тех пор, пока мы не устанавливаем, что прогноз его успешного раскрытия безнадежный.
– Как зовут жертву и каковы обстоятельства ее смерти?
– Марджори Филлипс Лоуи. 31 октября 1961 года она была изнасилована и задушена. Ее тело было найдено в переулке за Голливудским бульваром, между Вистой и Говером.
– И каково заключение следствия, шеф Ирвинг?
– Там говорится, что в настоящий момент, то есть через год после совершения преступления, какие-либо работоспособные версии отсутствуют, и прогноз раскрытия дела безнадежный.
– Спасибо. Теперь еще одно – имеется ли там графа, в которой указываются ближайшие родственники?
– Да, в качестве ближайшего родственника там указан Иероним Босх. Далее в скобках написано «Гарри». Галочкой помечена графа «сын».
Давая присяжным время на то, чтобы эта информация отложилась у них в памяти, Чандлер сделала какую-то пометку. Было так тихо, что Босх мог слышать, как ее ручка царапает бумагу.
– А теперь, – сказала она, – скажите, шеф Ирвинг: зная о том, что произошло с матерью детектива Босха, вы провели бы более тщательное расследование инцидента со стрельбой?
– Я не могу ничего сказать, – после долгого молчания ответил тот.
– Он застрелил человека, подозреваемого в совершении практически такого же преступления, как то, жертвой которого стала его мать, – преступления, оставшегося нераскрытым. И вы говорите, что это не может иметь отношения к вашему расследованию?
– Я, да… Теперь я не знаю.
Босху хотелось пригнуть голову еще ниже – до самого стола. Он заметил, что даже Белк прервал свои записи и просто следит за допросом свидетеля. Босх попытался преодолеть свой гнев и сосредоточиться на мысли о том, как Чандлер добыла эту информацию. Личное дело она, вероятно, получила по запросу. Однако деталей преступления и данных о его матери там быть не могло. Скорее всего она получила проверочный отчет из архива на основании Закона о свободе информации.
Он понял, что пропустил несколько заданных Ирвингу вопросов, и снова принялся смотреть и слушать. Жаль, что у него нет такого адвоката, как Мани Чандлер.
– Побывали ли на месте происшествия вы лично или кто-либо из детективов ОВР?
– Нет, нас там не было.
– Значит, ваша информация о том, что произошло, исходит только от группы по применению оружия, которая, в свою очередь, получила ее от стрелявшего, то есть от детектива Босха?
– В основном да.
– Лично вы незнакомы с собранными там доказательственными материалами – париком под подушкой, косметикой под раковиной в ванной?
– Верно. Меня там не было.
– И вы верите, что все было именно так, как я сейчас изложила?
– Да, верю.
– Почему?
– Потому что все это изложено в рапортах – рапортах, написанных несколькими нашими сотрудниками.
– Но ведь все они основываются на информации, исходящей от детектива Босха, не так ли?
– В определенной степени. Следователи там буквально толпились, и Босх не говорил им, что писать.
– А до того как они, по вашим словам, начали там толпиться, сколько времени Босх пробыл там один?
– Я не знаю.
– Есть ли подобная информация в каком-либо известном вам отчете?
– Точно не могу сказать.
– Правда ли, что вы хотели уволить Босха и передать материалы об этом инциденте окружному прокурору на предмет возбуждения уголовного дела?
– Нет, неправда. В окружной прокуратуре изучали этот вопрос и посчитали, что все в порядке. Это обычная практика. Они тоже считают, что все укладывается в рамки общих установок.
«Ну что ж, одно очко в мою пользу, – подумал Босх. – Это ее первая ошибка с Ирвингом».
– А что случилось с женщиной, которая сообщила Босху эту информацию? Ее звали Маккуин. Кажется, она была проституткой.
– Она умерла год спустя. От гепатита.
– В момент ее смерти проводилось ли какое-либо расследование по поводу применения оружия детективом Босхом?
– Мне об этом неизвестно, тем более что в тот момент я не курировал ОВР.
– А как насчет тех двух детективов ОВР, которые расследовали инцидент? По-моему, их звали Льюис и Кларк. Разве они не продолжали расследование после того, как официально было признано, что данный случай укладывается в рамки общих установок?
Ирвинг ответил не сразу. Вероятно, он боялся еще какой-нибудь ловушки.
– Если они и проводили такое расследование, это делалось без моего ведома или одобрения.
– А где сейчас эти детективы?
– Их также нет в живых. Оба погибли при исполнении служебных обязанностей года два назад.
– В качестве руководителя ОВР практиковали ли вы проведение негласных расследований в отношении проблемных сотрудников, чье увольнение вы наметили? Не входил ли в число таких сотрудников детектив Босх?
– На оба вопроса я отвечу – нет. Безусловно, нет.
– А что случилось с детективом Босхом за нарушение правил применения оружия против безоружного Нормана Черча?
– Он был отстранен от службы на один срок, а затем переведен в голливудское отделение.
– Говоря более простым языком, он был отстранен от службы на месяц и переведен из элитного подразделения по ограблениям и убийствам в голливудское отделение, я правильно говорю?
– Можно сказать и так.
Чандлер перевернула страницу в своем блокноте.
– Скажите, а если бы косметики в ванной не было и не нашлось бы никаких доказательств того, что Норман Черч – не просто одинокий мужчина, который привел к себе проститутку, – остался бы тогда Гарри Босх на службе? Был бы он наказан за убийство этого человека?
– Я не понимаю вашего вопроса.
– Я спрашиваю, сэр, – что, именно улики, связывающие мистера Черча с убийствами и якобы найденные в его квартире, спасли детектива Босха? Может быть, они спасли его не только от увольнения, но и от уголовного преследования?
Белк кинулся возражать.
– Ваша честь, она предлагает ему, – сказал он, подойдя к кафедре, – вновь заняться догадками. Он не может сказать, что случилось бы при некоем абстрактном стечении обстоятельств.
Соединив пальцы, судья Кейес откинулся в кресле и принялся обдумывать ситуацию. Затем резко наклонился вперед, к микрофону.
– Миз Чандлер закладывает основу для утверждения, что найденные в квартире вещественные доказательства были сфабрикованы. Не могу сказать, сделала ли она это корректно, но раз такова ее задача, я думаю, что на этот вопрос можно ответить. Я разрешаю его задать.
– Я не могу ответить, – после некоторого размышления сказал Ирвинг. – Я не знаю, что могло бы произойти.
Глава одиннадцатая
Когда Ирвинг закончил свои показания, был объявлен десятиминутный перерыв, во время которого Босх смог выкурить целых две сигареты. Когда настала его очередь, Белк задал всего несколько вопросов, пытаясь починить рухнувший дом без гвоздей, одним молотком. Нанесенный ущерб уже был слишком велик.
До этого Чандлер умело сеяла семена сомнения в отношении как Черча, так и Босха. Алиби на одиннадцатое убийство создало вероятность полной невиновности Черча. Теперь же она приписала Босху и мотив – месть за убийство, совершенное более тридцати лет назад. К концу процесса семена прорастут и дадут пышные цветы.
Босх думал о том, что Чандлер сказала о его матери. Может, она права? Босх никогда всерьез не думал об этом. Мысль о мести всегда оставалась где-то в дальнем уголке его сознания вместе со смутными воспоминаниями о матери, но он никогда ее не анализировал. Почему в тот вечер он пошел туда один? Почему не вызвал на подмогу кого-нибудь из группы – например, того же Мора?
Босх всегда говорил и себе, и другим, что просто сомневался в правдивости рассказанного шлюхой. Но теперь он начинал ставить под сомнение даже собственный рассказ.
Погруженный в свои мысли, Босх не замечал вышедшей наружу Чандлер до тех пор, пока не увидел огонек ее сигареты. Повернувшись, он пристально посмотрел на нее.
– Я долго не задержусь, – сказала она. – Выкурю полсигаретки.
– Мне все равно.
Он уже почти докурил вторую сигарету.
– Кто следующий?
– Локке.
Психолог из Университета Южной Калифорнии. Босх кивнул, сразу отметив, что она отходит от своей практики чередования плохих парней с хорошими – или же считает Локке хорошим парнем?
– Что ж, вы прекрасно справляетесь с делом, – сказал Босх. – Хотя, наверно, мне нет необходимости вам об этом говорить.
– Никакой.
– Вы можете выиграть в суде – вероятно, вы даже выиграете, но насчет меня вы все-таки ошибаетесь.
– Да ну? Вы это точно знаете?
– Да, знаю. Точно знаю.
– Мне пора идти.
Она загасила окурок – сигарета была выкурена меньше чем наполовину. Томми Фарауэю будет чем поживиться.
Доктор Джон Локке был седобородым лысым мужчиной в очках. До полного образа классического университетского профессора, изучающего вопросы сексуального поведения, не хватало только трубки. Отвечая на вопросы, он показал, что, прочитав об убийствах в газетах, предложил спецгруппе свои услуги и помог штатному психиатру управления полиции составить первые психологические портреты преступника.
– Расскажите присяжным о вашей квалификации, – предложила Чандлер.
– Ну, я заведую лабораторией психогормональных исследований УЮК. Я также являюсь ее основателем. Я провел широкомасштабные исследования по проблемам сексуального поведения, парафилии и психосексуальной динамике.
– Что такое парафилия, доктор? Если можно, объясните так, чтобы мы все могли это понять.
– Ну, выражаясь языком неспециалиста, парафилию широкая публика обычно называет половыми извращениями. Иначе говоря, это сексуальное поведение, которое, как правило, общество признает неприемлемым.