- Красно-оранжевый монстр остался у нас позади. - Там офисы водного начальства, - саркастически пояснил Джик. - Их босс пришвартовал свою яхту рядом с моей.
Дорога, ведущая в пригород, то поднималась, то опускалась, окаймленная одноэтажными домами, чьи красные крыши с воздуха казались большим ковром с квадратным рисунком.
- Есть одна загвоздка, - проговорил Джик. - Три недели назад я женился.
Загвоздка жила на борту его яхты, пришвартованной среди колонии других таких же корабликов у мыса, который Джик называл «Плевок». Название очень скоро нашло свое объяснение: здесь более или менее сносно устроились, хотя бы временно, выплюнутые обществом.
Жена Джика не была красавицей, но и некрасивой ее не назовешь. Овальное личико, неброские русые волосы, так себе фигура, в одежде практичные линии. Ни яркости, ни жизнелюбия, ни чувства стиля Реджины. Я заметил, что стал объектом критического осмотра светло-карих глаз, смотревших с производившей впечатление интеллигентностью.
- Сара, это Тодд, - представил меня Джик, - Тодд, это Сара.
Мы обменялись соответствующими случаю фразами, «хорошо ли прошел полет», «благодарю вас, прекрасно», но, несомненно, она бы предпочла, чтобы я оставался дома.
Тридцатифутовое плавсредство Джика, привезенное из Англии, которое мы, как крест, таскали из студии на склад и со склада в студию, сейчас украшали занавески, подушки и горшки с цветами. Открыв шампанское, Джик налил его в сверкающие бокалы, похожие на тюльпаны, а не в пластмассовые кружки, как бывало.
- Господи! - воскликнул он. - Как здорово - видеть тебя!
Сара вежливо поддержала тост, но не уверен, что согласилась с ним. Я извинился, что ворвался в их медовый месяц.
- Плевать, - возразил Джик, очевидно, вполне искренне. - Слишком много домашнего блаженства вредно для души.
- Это зависит, - нейтральным тоном проговорила Сара, - от того, что человеку нужно - любовь или одиночество.
Прежде Джику было нужно одиночество. Интересно, что он теперь рисовал, но в уютной каюте я не заметил и следа красок.
- Пойду на воздух, - сообщил Джик. - Я могу теперь взобраться на Эверест и кувырком скатиться с вершины.
- Не дальше камбуза, - заметила Сара, - ты не забыл, что купил лангусты?
В дни нашей совместной жизни стряпал всегда Джик, и вроде бы ничего не изменилось. Он, а не Сара быстро и сноровисто приготовил лангусты, намазал их горчицей, посыпал тертым сыром и поставил в гриль. Он же вымыл салат и сделал тосты. Мы ели за столом в каюте под аккомпанемент дождя, барабанившего в иллюминаторы, и шлепки волн, разыгравшихся от свежего ветра. За кофе по настоянию Джика я рассказал, зачем приехал в Австралию.
Они выслушали мой рассказ в сосредоточенном молчании. Потом Джик, чья лексика со студенческих времен не изменилась, мрачно пробормотал «свиньи», а Сара не скрывала страха.
- Не беспокойтесь, - обратился я к ней, - теперь я не собираюсь просить у Джика помощи, ведь он женат.
- Я буду помогать тебе. Буду помогать! - бурно запротестовал он.
- Нет! - покачал я головой.
- С чего конкретно вы планируете начать? - спросила Сара.
- Найти, откуда взялись эти два Маннингса.
- И потом?
- Если бы я знал, что искать, то не было бы необходимости искать.
- Одно из другого не вытекает, - рассеянно пробормотала она.
- Мельбурн! - вдруг воскликнул Джик. - Ты говорил, что одна из картин приехала из Мельбурна. Прекрасно! Все устроится. Конечно, мы тебе поможем. Сейчас же поедем в Мельбурн. Ничего не может быть лучше. Знаешь, что будет в следующий вторник?
- Нет. А что будет? - удивился я.
- Мельбурнский Кубок! - Голос прозвучал триумфально.
Сара мрачно не спускала с меня глаз.
- Как бы мне хотелось, чтобы вы не приезжали, - сказала она.
Глава 6
Эту ночь я спал в перестроенном лодочном сарае. Кроме ниши, в которой стояла кровать, ванной, на вид недавно построенной, и крохотной кухни, все пространство сарая Джик использовал под мастерскую.
В центре стоял огромный старый мольберт, по обе стороны от него два стола с выстроенными в боевом порядке красками и кистями, ножами и банками со скипидаром, льняным маслом, растворителями и моющими жидкостями - обычные принадлежности художника.
Но никакой начатой работы. Все чистое и аккуратно сложенное. Камышовый матрац, лежавший перед мольбертом, как и его двойник в Англии, запачкан масляными пятнами, свидетельство неизменной привычки Джика, меняя краски, бросать плохо вымытые кисти на матрац. Тюбики краски сдавлены в типичной для Джика манере, ему никогда не хватало терпения выжимать краски со дна. Палитра маленькая, ему не нужна большая, он не смешивает краски, а рисует прямо из тюбика, добиваясь цветовых эффектов, накладывая один слой краски на другой. Под правым столом стояла огромная коробка с тряпками, чтобы вытирать не только лишнее с картины, но и ножи, пальцы, ладони, ногти, запястья - все, что вздумается. Я мысленно улыбнулся: студия Джика очень походила на его картины.
Возле одной стены на двуногой деревянной подставке были грудой навалены холсты. Я развернул их один за другим. Темные, сильные, драматические цвета били в глаза. Все то же тревожное видение, будто он рисовал рок, нависший над миром. Разложение и страдание, мрачные, пугающие ландшафты, поникшие цветы, умирающие рыбы. Но что именно изображено на картине, можно только догадываться - все неопределенно, без деталей.
Джик терпеть не мог продавать свои работы и редко продавал их. По-моему, это очень хорошо. Они так подавляли зрителя, что могли бы вызвать депрессию и у жаворонка. Но в них была сила, этого отрицать нельзя. Увидев его картины, человек уже не мог забыть их, и, вероятно, эти воспоминания как-то меняли его отношение к жизни. Джик был большим художником, каким я никогда не стану, и легкую популярность воспринял бы как провал и падение.
Утром я поднялся на борт и нашел в каюте только Сару.
- Джик ушел за молоком и газетами, - сообщила она. - Сейчас я приготовлю вам завтрак.
- Я пришел попрощаться.
- Уже все испорчено. - Она спокойно окинула меня взглядом.
- Не испорчено, если я уеду.
- В Англию?
Я покачал головой.
- Я так и думала. - В глазах мелькнула непонятная улыбка. - Вчера вечером Джик рассказал мне, что из всех, кого он знает, вы единственный человек с такой холодной головой, что способны рассчитать местонахождение корабля после того, как шторм в десять баллов всю ночь швырял вас по волнам, в корпусе уже четыре часа пробоина, а насос отказал. И сделать расчет правильно.
- Но он заштопал пробоину и починил насос, - усмехнулся я. - И когда рассвело, мы отпраздновали начало весны.
- Оба были дураками.
- Сидеть дома в безопасности лучше? - спросил я.
- Мужчины, - она повернулась ко мне спиной, - неразумные создания, они не могут быть счастливы, если не рискуют сломать себе шею.
В некотором смысле Сара права, подумал я. Небольшая здоровая опасность - совсем неплохое чувство, особенно когда она осталась позади. Хорошая нервная встряска избавляет от повторения глупостей и помогает жить дальше.
- Некоторые женщины тоже любят риск, - заметил я.
- Но не я.
- Я не возьму Джика с собой.
- Вы не получите его, - пробормотала она, стоя ко мне спиной.
Ничто не могло выглядеть безопаснее, чем маленькая пригородная галерея, где Мэйзи купила картину. Она была просто закрыта. В окно пустой витрины виднелись голые стены, а под стеклом темнело ненужное объяснение - «Закрыто».
Владельцы маленьких лавочек на противоположной стороне улицы пожали плечами:
- Она была открыта не больше месяца.