Еще будучи в Берлине я получил от одной фирмы, мне известной, предложение услуг по постройке завода для изготовления удушающего газа иприта (горчичный газ). Так как в это время в Берлине был Е. И. Шпитальский, которому Химическим Комитетом было поручено сделать лабораторные исследования для выработки лучшего способа получения иприта, то после переговоров с нашим полпредом Н. Н. Крестин-ским, я устроил секретное заседание в нашем полпредстве (на Унтер ден Линден) с приглашением представителей фирмы и Шпитальского. На этом заседании выяснилось, что эта фирма находится в связи с лицами, знающими способы изготовления иприта, и предлагает составить смету на фабрикацию определенного количества этого опасного вещества. Мы попросили представить смету ко дню, моего от’езда и я обещал отвезти ее под дипломатической печатью в СССР.
По приезде в Москву я осведомил обо всем Военный Отдел ВСНХ и Химический Комитет при ГАУ. Начальник Военного Отдела (в то время им заведывал Богданов) и его помощник В. С. Михайлов (бывший генерал и начальник Артиллерийского Управления в начале воцарения большевиков) сделали доклад в Революционном Военном Совете под председательством Фрунзе о состоянии наших военных заводов и о дальнейшей программе их деятельности. На это заседание получил приглашение и я для краткого сообщения о деятельности вновь организованного Химического Комитета. После этого доклада Военный Отдел ВСНХ был передан под управление члену Президиума ВСНХ, Ивану Никитьевичу Смирнову, который организовал борьбу в Сибири против Колчака. Это был очень симпатичный человек, идейный большевик, скромный, несмотря на свое высокое партийное положение и умеющий разбираться в очень трудных вопросах. Он был женат на Варваре Николаевне Яковлевой, ярой коммунистке, революционная деятельность которой началась в Петрограде, в самом начале прихода к власти большевиков; о дальнейшей ее деятельности я буду говорить ниже. Помощником Смирнова был назначен Биткер, уроженец Риги, сын состоятельных родителей, коммунист по убеждению, тоже деловой человек, хорошо разбирающийся в делах подведомственного ему Военного Отдела, который с этого времени стал называться Военно-Техническим Управлением.
Летом 1923 года узнали, что германское правительство прислало в СССР особую комиссию из экспертов по военному снаряжению, офицеров Генерального Штаба и представителей финансового ведомства для ознакомления с нашими военными заводами и для выработки условий, на которых можно начать совместную работу по изготовлению оружия и удушающих веществ. Для переговоров с ними в СССР была создана тоже особая комиссия, которую возглавлял Розенгольц, в это время назначенный начальником всех воздушных сил. В авиации этот товарищ понимал столько же, сколько каждый из нас знает о причине полета птиц. Этот человек, который впоследствии был Наркомом Внешней Торговли, представлял из себя очень надменный тип человека, много о себе мнящего, но, по моему, мало пригодного к какой-либо административной деятельности.
О приезде немецкой делегации я узнал потому, что в один прекрасный день был вызван в Главный Комитет по Концессиям (Большая Дмитровка) на какое-то заседание. Там были собраны все немецкие делегаты, а мы, работники по военному снаряжению, были приглашены для ознакомления их с нашими работами. Председательствовал, насколько я помню, Биткер, довольно хорошо владевший немецким языком. На этом заседании выяснилось, что по удушающим газам немцами был выдвинут доктор Штольценберг, работавший во время войны в химическом комитете, который возглавлял Haber. Др. Штольценберг имел небольшой завод в Гамбурге, изготовлявший фосген и хлористый алюминий, и, как он говорил, знал производство иприта. Во время войны, при производстве опытов, он потерял один глаз. По внешнему виду это был очень энергичный и ловкий человек, не внушавший особого доверия, и мне как-то не верилось тому, что он говорит; первое впечатление вообще говорило не в его пользу.
Вскоре после этого заседания ко мне на квартиру зашел П. А. Богданов переговорить относительно предполагаемого моего участия в смешанной комиссии, образованной при Военно-Революционном Совете по производству удушающих газов. Он был явно поражен, когда увидал мою комнату; его поразили ее малые размеры.
— Вы удивлены видеть мою келью? — спросил я.
— Да, — ответил он, — действительно Вы живете, точно в келье.
Он сообщил мне некоторые детали о будущей работе этой комиссии и сказал, что Д. С. Гальперин будет также введен в ее состав.
Случилось, что как раз в это время я должен был поехать в Петроград, чтобы перевезти мои вещи в новую квартиру Академии Наук. В самый день перевозки пришла срочная телеграмма от Биткера с просьбой немедленно приехать в Москву. Бросив неразобранными все вещи, я в тот-же день вечером выехал в Москву и утром по приезде узнал, что должен в самом ближайшем времени в составе особой комиссии ехать на Самарский завод (ст. Иващенково, около 40 верст от гор. Самары) для обследования и оценки этого завода, который был построен во время войны 1914 года, но не был пущен в ход и находился на положении консервации. Этот завод должен был готовить хлор и впоследствии фосген; его строила фирма Ушков и Ко., главным директором-распорядителем которой был С. Д. Шеин. Эта фирма, как и все другие, получила от казны в виде аванса 66% стоимости завода и должна была к обусловленному сроку построить и пустить в ход производство хлора. Условия договора с этой фирмой были выработаны и утверждены комиссией И. А. Крылова еще до слияния ее с моей комиссией взрывчатых веществ.
Теперь в эту оценочную комиссию в помощь мне вошли инженер Райнов и химик Ададуров; комиссию возглавлял Косяков, член Коллегии Военно-Технического Управления, а при нем состоял один агент типа «гепеушика», — несомненно, назначенный для порядка из ГПУ. С нами же ехали и два немца: доктор Штольценберг и его помощник, немецкий инженер, который должен был остаться в России в случае, если ему будет дан заказ на постройку завода. Кроме того, я просил, чтобы была назначена еще стенографистка, хорошо знающая немецкий язык; для этой цели была назначена Мария Францевна Белоусова, служащая в канцелярии правителя дел Президиума ВСНХ, впоследствии ставшая женой С. П. Середы. В виду далекого путешествия и невозможности найти подходящее помещение на маленькой станции Иващенково, я выпросил отдельный вагон, вследствие чего мы могли использовать все время путешествия для деловых разговоров и для частных заседаний.
На меня была возложена очень серьезная и ответственная задача: определить стоимость завода, как его зданий, так и оборудования и установить, какие меры надо принять, чтобы пустить его в ход. Эти данные были нужны Военному Управлению, чтобы в договоре с немцами указать, какой капитал вкладывает СССР в это общее дело: чем выше окажется стоимость нашего вложения, тем больше мы будем в праве требовать с немцев. С другой стороны, Штольценберг с своим компаньоном тоже должны были сделать оценку всего оборудования и зданий, — для того, чтобы установить, какую сумму денег он должен получить от немцев за установку новых производств иприта и фосгена, причем потребный для этих производств хлор должен быть получаем с установки, построенной фирмой Ушкова и Ко. Немецкие делегаты, как они говорили, вполне доверяли Штольценбергу в оценке завода. Перед своим отправлением я получил от Розенгольца и Биткера секретные инструкции не преуменьшать стоимость завода, так как нам выгодно показать более высокой его стоимости, все наши вычисления держать в полном секрете и по приезде немедленно представить отчет. Наша работа усложнялась еще тем, что мы должны были раздобыть документальные данные о стоимости всего оборудования, которое частью приобреталось в России, частью же заказывалось заграницей (большей частью в Швеции). После революции архивы канцелярий могли погибнуть или вследствие неряшливости или же умышленно для того, чтобы скрыть финансовые операции, компрометировавшие хозяев.
В течении целой недели нам пришлось работать с утра до вечера. На долю Ададурова пришлась, главным образом, работа в канцеляриях, а Райнов, вместе со мной, — обследовал техническую часть завода. Косяков, — наш председатель, — изображал из себя китайского богдыхана, который вечером принимал наши доклады к сведению, пил изрядное количество водки и рассказывал нам веселые анекдоты, от которых мы помирали со смеха.
Он был из простых рабочих, лет 40-42, большого роста, грубоватый в обращении, но славный парень и не лишенный природного ума; он относился с большим уважением к настоящим спецам и по отзыву моих коллег-инженеров с ним было приятно работать. К сожалению, он не мог жить без водки и вскоре умер от болезни почек и сердца. Он относился ко мне с особым уважением и всегда говорил, что моя работа очень ценится коммунистической партией.
Первый-же осмотр завода привел меня и моих помощников в очень печальное настроение. Общее впечатление было таково, что завод строился на показ, чтобы втереть очки, кому надо, и оправдать полученный аванс. Этот завод, если бы и был закончен, все равно не был бы в состоянии давать какую-либо продукцию. Можно было с уверенностью сказать, что за такую постройку завода, в особенности в военное время, руководители этой компании были бы отданы под суд и понесли бы суровую кару. Мне не пришлось побывать самому на этом заводе во время войны, а так как начальник 2-го отдела Комитета ген. Крылов докладывал мне, что постройка завода идет нормально, то я и не посылал доверенного лица для обследования этого дела. Чтобы не быть голословным, я укажу только на некоторые из замеченными нами упущений, которые могут дать доказательство, почему завод не мог давать какую-либо продукцию. Беглый подсчет количества энергии, которое могла давать силовая станция, показало, что ее недостаточно для обслуживания всех мастерских завода. Здания, — большей частью деревянные, — были выстроены без фундаментов: вместо последнего были положены деревянные лежни. Главная мастерская, где должно было производиться сжижение хлора посредством Баденских насосов, была построена и оборудована ниже всякой критики: постройка была деревянная, из плохого леса и без фундамента, без вентиляции, а силовая передача была так устроена, что если бы ее привели в действие, то она раскачала бы это негодное здание и вся мастерская рухнула бы. Само получение хлора электролитическим путем, выписанное из Швеции, представляло также очень сложную операцию, мало применяемую в промышленности и крайне не экономическую. Я думаю, что и сказанного достаточно, чтобы понять возмущение, которое я с моими помощниками испытали, когда осмотрели этот завод. Но приказания начальства надо было исполнить и сделать все возможное, чтобы оценить это промышленное предприятие насколько возможно дороже. Штольценберг с своим помощником тоже целые дни независимо от нас высчитывали стоимость завода. Большую, роль в оценке предприятия сыграла стоимость громадной площади земли, которая принадлежала заводу.
По приезде в Москву мы подали подробный рапорт в Военно-Техническое Управление, приложив к нему нашу оценку завода и финансовый расчет стоимости предприятия. Сумма была внушительная , — не помню точно, но около шести миллионов. Позднее мы узнали, что оценка сделанная Штольценбергом была значительно ниже нашей, но насколько, я не могу припомнить.