— Как это не пойдешь?
— Ненавижу писанину, хочу оперативную работу! — настаивал он. — Не пойду, и все!
— Упрямый какой! Хорошо, пойдешь в разведчики-нелегалы. С завтрашнего дня начинается подготовка.
Подготовка была очень короткой. Пришел учиться 1 августа 1959 года, а уже 2 октября 1962 года выехал на боевую работу. Немецкий у него к тому времени был безупречный, датский выучил в институте и во время практики. Правда, шлифовал немецкий на подготовке в ГДР и подхватил в Лейпциге саксонский диалект.
Однажды в Западной Германии разговорился в кафе с сотрудником криминальной полиции. И тот спросил:
— Вы ведь не отсюда, не из Брауншвейга?
— Нет, — ответил Алексей. — Я — австриец.
Но сотрудник криминальной полиции усомнился:
— Голову бы дал на отсечение, что вы — саксонец.
— Мама моя — саксонка, а отец — австриец, — уточнил Алексей и покинул кафе при первой подвернувшейся возможности.
После Лейпцига направили в Данию. Каждый разведчик-нелегал должен был иметь профессию для прикрытия, обычно это были профессии «слесарь по ремонту автомашин», «мастер по починке холодильников» или «мастер по ремонту телевизоров». Алексею выбрали профессию технического чертежника, крайне удобную для сбора технической информации.
С одной стороны, работа была «чистая», без лежания под автомобилем и копания во внутренностях холодильника, но Алексей еще в школе ненавидел черчение. Увы, работа нелегала после того, как дал согласие, не предполагала возражений, и в конце октября 1962 года он пришел в Технический институт Копенгагена, где готовили чертежников.
Нужно было учиться три года, и Алексей записался на прием к ректору.
— Господин ректор, — попросил он. — В вашем институте чертежников учат три года, но я хотел бы получить профессию за три месяца.
Ректор удивленно посмотрел на него из-под очков:
— Как вы себе это представляете, молодой человек?
— Дело в том, что я умею чертить и много лет работаю техническим чертежником, мне просто нужен диплом, чтобы получить хорошее место.
Ректор отдал секретарше распоряжение пригласить какого-то преподавателя. Вместе они решили пойти навстречу, но с условием, что Алексей заплатит за все три года обучения, а если сможет сдать все экзамены за три месяца, то сразу получит диплом.
Пришлось ходить в институт каждый день по нескольку раз и ночами делать ненавистные чертежи. Через три месяца датский диплом технического чертежника был в кармане.
Предстояло совершить обкатку по нескольким странам с липовым немецким паспортом и выбрать государство, в котором Козлов якобы жил долгие годы и где мог, по легенде, заработать достаточно денег.
Тут-то он и стал Отто Шмидтом. А кем еще он мог стать? Тем более что Шмидт и Смит — самые распространенные европейские фамилии.
Глава двадцать седьмая
АЛЖИР. КРЕСТИНЫ
Сначала в качестве Отто Шмидта Алексей полетел в Неаполь, оттуда поплыл на теплоходе в Ливан. В пути познакомился с братом и сестрой, учившимися в Венской музыкальной академии. Они плохо говорили по-немецки, но в совершенстве знали английский.
Сестра до музыкальной академии получила степень бакалавра в американском университет в Бейруте. Приплыв в Ливан, Алексей снял у их тети комнату и нанял сестру в качестве учительницы английского на шесть месяцев.
В Бейруте тогда слабо представляли себе, как выглядит европейская жизнь. На сообщение Алексея о том, что он немец, откровенно обрадовались. А на сообщение о том, что он учился в Дании, спросили: «Что такое Дания? Где она находится?»
Подучив английский, Козлов отправился в Алжир. И приехал туда именно в день, когда президент Алжирской Республики Ахмед Бен Белла, выбранный на безальтернативных выборах, принимал присягу после ухода французских колонизаторов, а в стране начинались перемены.
Например, как истинный мусульманин, Бен Белла запретил продавать алжирцам спиртные напитки, и все, естественно, начали гнать самогон. Кроме того, на первые два года своего правления он оставил в стране дислоцировавшиеся там части французской армии, в том числе Иностранный легион.
Это формирование состояло в основном из немцев, и немногочисленные офицеры-французы вынуждены были выучить немецкий язык. Легион чуть ли не целиком формировался из уголовников. Если какой-нибудь немецкий убийца или вор бежал во Францию, его хватали в темных улочках Марселя и тут же везли на вербовочный пункт Иностранного легиона.
Ему в красках объясняли, что тюрьмы Франции значительно хуже тюрем Германии, и предлагали подписать контракт на семь лет военной службы в Алжире. Так что один вид Иностранного легиона наводил ужас на местных жителей.
Алексею пришлось изучать французский, ведь тогда в Алжире на французском говорили даже арабы, забывшие родной язык. Родным французский был у самого Бен Беллы, и арабский он выучил, сидя в тюрьме.
До этого в Египте в 1954 году, когда Насер предложил выступить перед египетской аудиторией, Бен Белла публично расплакался потому, что не говорил на языке, на котором бы его поняли братья-арабы. После этого он запрещал своей маленькой дочери, которая родилась и провела первые семь лет жизни в тюрьме, говорить на французском.
Французы отняли у алжирского населения не только родной язык. Они истребляли коренных жителей всеми мыслимыми способами. И если в начале колонизации в стране проживало четыре миллиона, то к правлению Бен Беллы вместе с колонизаторами насчитывалось всего два миллиона.
Но и этого французам показалось мало. Ядерный испытательный полигон, устроенный Шарлем де Голлем возле города Регган, стал мертвой зоной и продолжал уносить жизни алжирцев. Ведь Ахмед Бен Белла не просто так сказал в свое время: «Ужасы в районе Константина в мае 1945 года вынудили меня выбрать единственный путь: Алжир для алжирцев».
Де Голль, конечно же, считал геноцид алжирцев шефской работой просвещенной Европы и даже в 1962 году объявил: «Франция и Алжир будут идти в ногу, как братья, по пути к цивилизации».
Ахмед Бен Белла не хотел идти в ногу с де Голлем и освобождал страну от жестокости колонизаторов с не меньшей жестокостью, чем ее завоевывали французы. Все представители влиятельного прозападного слоя, не успевшие убежать, были ликвидированы.
Бен Белла стал президентом свободной, но полностью разрушенной страны. В ней было уничтожено сельское хозяйство, не существовало отвечающей времени промышленности, коррупция пронизывала общество по горизонтали и по вертикали.
По-человечески Алексея очень трогала личная жизнь Бен Беллы, о которой рассказывали друзья-швейцарцы. «Отец алжирской нации» долго отказывался от брака, считая себя женатым на освободительной борьбе.
Навещая его в тюрьме, мать умоляла жениться, пока она жива. Но будущий президент высмеивал ее словами: «Как я могу жениться в заключении?»
Мать умерла через четыре месяца после его ареста, но Аллах услышал ее молитвы. И вскоре навещать Бен Беллу в тюрьме начала красавица, журналистка ультралевых взглядов, пораженная силой его характера. После трех визитов он сделал ей предложение.
Захра согласилась и поселилась в его камере, уходя каждые два месяца навещать семью родителей. Дочь Ахмеда и Захры — Махдия — родилась в этой же камере и провела в тюрьме первые семь лет в окружении охранников и надзирателей.
Захра была марксисткой-троцкисткой и со временем жестко критиковала государственную политику мужа. А впоследствии стала видной деятельницей партии «Фронт Социалистических сил», созданной в 1963 году в качестве оппозиции однопартийной системе Бен Беллы. Вот такая арабская сказка-быль.
Устроиться в Алжире на работу с датским дипломом было не трудно. Алексея взяли техническим чертежником в архитектурное ателье, инженерный состав которого составляли одни швейцарцы. Они одинаково хорошо говорили и по-французски, и по-немецки.
В тайном «политическом совете» суфиста Бен Беллы было полно троцкистов-швейцарцев. А швейцарцы из архитектурного бюро, в котором трудился Козлов, тесно общались с ними и с удовольствием пересказывали происходящее на заседаниях под руководством «отца алжирской нации».
Так что в Центр от Алексея шли шифровки о совершенно секретной жизни политической элиты Алжира. И конечно же, Ахмед Бен Белла, как и Гамаль Абдель Насер, не подозревали, что «Золотыми Звездами» Героев Советского Союза обязаны незаметному техническому чертежнику — немцу Отто Шмидту. Так же как и тому, что Хрущев принял в их обществе участие в пуске Асуанской плотины, построенной на советские средства с помощью советских специалистов.
Связи с СССР, не без тайного участия Отто Шмидта, зашли у Ахмеда Бен Беллы так далеко, что в его кабинете висел портрет высокопоставленного большевика-мусульманина башкира Султан-Галиева. А к его столетию «отец алжирской нации» прислал в Татарстан телеграмму со словами: «Султан-Галиев — человек, которому многим обязан мир в XX веке».
Алексей прожил в одиночестве месяцев восемь, а потом в Алжир приехала Татьяна с соответствующей легендой. Поженились они в Москве перед самой командировкой, но поездку Татьяны задержала подготовка к технической работе: тайнописи, шифрованию, приему радиограмм.
У Алексея было много знакомых пожилых французов. Кто-то из них уехал, кто-то умер, и адресов, по которым жена якобы могла в свое время жить, оказалось в изобилии. Приехала Татьяна как немка, а французский выучила уже в Алжире.
Через два года после получения независимости алжирцы стали уничтожать документацию на всех иностранцев, живших в колониальные времена. Это дало возможность рассказывать в других государствах о прожитых двадцати годах в Алжире — проверить это было невозможно.
Вскоре после приезда Татьяна забеременела, ей стало тяжело в жарком и влажном климате. Алексей написал об этом в Центр и получил задание ехать в Германию через соседние страны.
Сначала отправились в Тунис, затем в Голландию, потом во Францию. Оставив жену во Франции, Алексей выехал в Штутгарт, неподалеку от французской границы. Было неизвестно, чем закончится въезд в Германию с фальшивым немецким паспортом.
Работы чертежника в Штутгарте в разгар августа не было. Кураторами Алексея на подготовке были бывшие военные, контрразведчики, люди с уникальным опытом, но таких мелочей, как особенности трудоустройства в августе, они не знали.
Тогда Козлов как раз и пошел чернорабочим в прачечную и привез жену. Они без труда получили внутренние удостоверения личности и официально поженились.
Потом перебрались в Мюнхен, Алексей снова устроился на уже знакомую работу в химчистку. Вскоре родился сын, а через одиннадцать месяцев — дочь. После рождения детей Алексей и Татьяна получили вместо прежних внутренних удостоверений настоящие западногерманские паспорта и с великим сожалением спалили липовые паспорта в печке.
Липовые паспорта, сделанные в КГБ, были красивые и аккуратные. А когда выдавали настоящие паспорта, оказалось, что на них криво приклеены фотокарточки — выдававший их полицейский был, как назло, пьян. И прошиты паспорта были неправильно, так что на КПП их всегда рассматривали более подозрительно, чем липовые.