И тут на него обрушилось нечто темное. Что это было, Ларионов не понял; откуда взялось – не заметил. Просто бесформенная черная тень скользнула по коридору – и счастливого Везунчика не стало.
Ларионов вжался в стену.
Черная тень обрела форму, нависла над телом Цукатова, рванула его пастью.
Это был странный мут, чем-то похожий на гигантское насекомое.
Ларионов боялся шевельнуться, глядя на то, как жуткая тварь утоляет голод. Не выдержав зрелища, он отвел взгляд и заметил автомат Сергея. Оружие, видимо, отлетело от мощного удара и застряло в сплетении кабелей, идущих под потолком. Потянись – и достанешь.
Капитан Ларионов стал медленно поднимать руку. Коснувшись автомата перчаткой, замер, глядя на мута. Тот, кажется, не замечал ничего вокруг, продолжал рвать мёртвого матроса на куски, жадно их заглатывал.
Ларионов дернул автомат за ремень, подхватил покореженное оружие.
Не будь он в защитном костюме, он справился бы с перезарядкой за пару секунд – в два щелчка. Но одежда здорово мешала, и он чуть не выронил магазин, но все же поймал его, вставил на место. Передернув затвор, прицелился, затаил дыхание…
У него был шанс, и он им правильно воспользовался – выпустил две короткие точные очереди: четыре пули – в уродливую голову, еще четыре – в грудь. Он был уверен, что свалит мутанта.
Но, похоже, фортуна отвернулась от него окончательно.
Мут лишь дернулся, выпрямился, раздался в стороны, заполнив все пространство от стены до стены, от пола до потолка, и зашипел, открыв окровавленную пасть.
Ларионов видел, как затягиваются раны на теле необычного мутанта. Он понял, что пулями эту тварь не взять. И выпустил из рук автомат, смирившись с тем, что сейчас умрет. Ему даже подумалось, что такая смерть лучше, чем мучительная гибель от вируса или от огненного радиоактивного вихря.
Мут вдруг перестал шипеть и словно потерял интерес к стоящему перед ним человеку. Он задергался, уменьшился в размерах, закрутил головой. Кое-как развернувшись, замер, шумно втягивая ноздрями воздух.
А потом заворчал, будто пёс, почуявший врага…
87
Углубляться в лабиринт ходов Иван не решился. Да и, наверное, это уже не имело смысла – все Чистые здесь, похоже, либо мутировали, либо погибли. Однако Иван твердо решил устроить в подводном корабле пару-тройку взрывов. Он уже не надеялся потопить огромное судно, но рассчитывал привести в негодность многочисленные системы и механизмы – крейсер не должен был вернуться туда, откуда приплыл.
А еще он помнил о Ламии…
Иван брел по коридорам, заглядывал в каюты и технические помещения, искал место, где взрыв причинит максимум ущерба. Он догадывался, что где-то здесь должен быть главный пост, командирская комната, откуда ведется управление кораблем – вот она ему и была нужна.
Приступы слабости время от времени накатывали на Ивана, и тогда он останавливался, приваливался к стене, выбрав место, где было побольше труб и проводов, просовывал пальцы в кольца двух гранат, висящих на груди. Кровь капала на пол, собиралась в густую лужицу. Иван надеялся, что правильно угадает момент, не оставляющий ему выбора. Но слабость отступала, головокружение прекращалось, и он высвобождал пальцы и делал новый шаг вперед.
Тяжелый, ставший неподъемным ящик Иван бросил недалеко от входа. Он решил, что ему хватит и дюжины гранат. Взял с собой он и полюбившийся карабин, и привычный тесак. Ему практически бесшумно удалось продырявить головы трем мутам. Еще от двух мутов он просто отгородился круглой железной дверью, решив не тратить на них патроны.
Вскоре он нашел ведущий вниз тоннель и решил по нему спуститься, разумно предположив, что самые важные системы подводного корабля должны прятаться в его центре.
Спуск дался ему нелегко. Он понял, что вряд ли сумеет подняться назад, но не слишком из-за этого расстроился. Ему незачем было возвращаться. Разве только на небо и море взглянуть в последний раз.
Он вывалился в какой-то длинный коридор, освещаемый тусклыми лампочками. Ему показалось, что они стали медленно гаснуть, но потом он понял, что это его сознание меркнет.
Он заставил себя встать, проверил, в порядке ли оружие. Привалился к каким-то трубам, выкрашенным желтой краской, сунул пальцы в кольца гранат. Медленно поднял голову.
И увидел Ламию.
88
Настоящий враг стоял перед ней.
Тот самый, что пришел в её дом, убил детей и сбежал. От него так знакомо пахло кровью…
Ламия оскалилась, опустилась на четвереньки и рванулась вперед, сбивая со стен вентили, выдирая трубы.
Враг взмахнул руками.
Что-то маленькое и круглое выкатилось Ламии навстречу. Она наступила на эти штуковины, похожие на еловые шишки, почувствовала их – одну под лапой, другую под брюхом. И тут что-то горячее и большое ударило её снизу, подбросило, перевернуло, впечатало в потолок.
89
Сдвоенный взрыв оглушил капитана Ларионова, но сознания он не потерял, только в голове у него помутилось и перед глазами потемнело. Ничего не слыша, почти ничего не соображая, он кинулся вперед, выставив перед собой руки. Ноги подламывались, не держали, он хватался за стены, поднимал себя, протаскивал дальше. То ли пыль, то ли дым, то ли пар, то ли всё это вместе кружило в воздухе – свет фонарей тонул в этом чаде.
Он перелез через дергающегося мута, ожидая, что сейчас когтистая лапа или острые зубы оборвут его жизнь. Но удача, похоже, опять была на его стороне – он свалился с туши мутанта на пол, упал на четвереньки, пополз дальше, потом сумел подняться и сделать пару шагов, но запнулся о своего спасителя.
– Ты в порядке? – запыхтел Ларионов, расталкивая неизвестного. Капитан всё еще плохо соображал и почти ничего не видел из-за сбившейся маски, из-за пыли и дыма, из-за контузии. – Вставай, друг! Как ты?
Спаситель был жив. Он шевельнулся и закашлялся. Ларионов тут же схватил его за ремень карабина, потащил за собой, хотя сам еще с трудом держался на ногах. Кое-как преодолев пять метров, он присел рядом с новым товарищем.
– Ты его убил! Прикончил этого мута! Слышишь?! Поднимайся, черт тебя подери! Давай выбираться отсюда!
То, что спасший его человек был зараженным, Ларионов понял почти сразу. Но рассмотреть его он смог только сейчас. Капитан обратил внимание на необычную верхнюю одежду, под которой был виден серый камуфляж, используемый, наверное, половиной личного состава на барже.
– Ты где так вырядился? – спросил он, начиная подозревать, что этот боец и не боец вовсе. – Как тебя звать? Откуда ты! Отвечай!
Ларионов схватил «винторез», попытался его отобрать, но незнакомец вдруг неожиданно резко и сильно отстранился, перехватил оружие.
– Ты кто? – тихо спросил Ларионов, глядя в направленное на него дуло.
– Я охотник, – сказал «боец», отодвигаясь на метр.
– Дикарь? – осторожно уточнил капитан. Он начал подбирать в уме слова попроще да попонятней, чтобы попытаться договориться с местным заром – а вдруг получится сторговаться, вдруг выйдет объяснить, что им сейчас делить нечего, им надо держаться вместе, если они хотят выжить.
– Это вы дикари, – сказал, будто выплюнул, зар. И зачем-то достал из кармана гранату.
– Эй-эй! – встревожился Ларионов. – Не дури!
За спиной что-то с грохотом рухнуло. Капитан не стал оборачиваться. Выставил руки перед собой, заговорил торопливо и сбивчиво:
– Если мы тебя обидели, извини. Давай забудем плохое. Надо выбираться отсюда. Я знаю дорогу. Я тебе помогу выйти. Ты же заблудился, да?
– Я должен её убить, – сказал охотник и вынул еще одну гранату. Забинтованная рука плохо его слушалась, но он, похоже, научился с ней управляться.
– Кого? Того мута? Ты убил его! Я же видел! Я прополз через него, он дохлый!
– Она жива. Это Ламия.
– Ламия? О чем ты говоришь?
Ларионов не выдержал, обернулся, чтобы посмотреть, за чем так пристально следит охотник. И обомлел: тварь, которую он посчитал мёртвой, поднималась. Иссеченное осколками брюхо затянулось белесой волокнистой массой, похожей на густую паутину. Поврежденный глаз стремительно регенерировал.
– Её нельзя убить, – прошептал охотник.
Свет вдруг замерцал и погас. Через пару секунд под потолком зажглись алые фонари и раздался пронзительный писк аварийной сигнализации.
– Можно, – сказал капитан Ларионов и, вдруг догадавшись, о чем с этим дикарем нужно торговаться, заорал во всю глотку, чтобы чужак, не дай бог, не пропустил его слова мимо ушей:
– Можно убить! Можно!..
90
Что такое ядерный реактор, Иван не знал. Зато он отлично помнил рассказы учителей про атомную бомбу. По словам Чистого выходило, что такая бомба находится в середине подводного корабля – это она дает ему электричество и заставляет двигаться. Много лет люди управляли бомбой, понемногу расходуя её энергию, но после того, как инфекция убила экипаж, всё вышло из-под контроля.
– Такого взрыва твоя Ламия точно не перенесет, – продолжал убеждать Чистый. – Тут всё сгорит. Всё! А потом в корпус ворвется вода, и вся эта махина начнет тонуть…
Иван слушал молча, бинтовал руку и сквозную рану в боку, обильно поливая их жгучей жидкостью из аптечки, которую достал для него Чистый.
Они закрылись в одном из помещений третьего отсека, где хранился запас питьевой воды. Сюда вело три входа, но один был заблокирован – в задраенный люк сейчас неистово билась очнувшаяся Ламия. Иван не сомневался, что скоро она отступится и попробует достать его как-то иначе.
– Я помогу тебе, – решил он. – Но при одном условии.
– Внимательно слушаю.
– Мы должны запереть Ламию. Закроем все двери, все выходы – чтобы она отсюда не выбралась.
– Это слишком рискованно, – Чистый покачал головой. – Тут везде муты. Реактор пошел вразнос. А я начинаю задыхаться.
– Значит, придется действовать быстро.
– Нет. Я просто хочу выйти наверх. Мне надо как можно скорей попасть на баржу.
Теперь уже Иван покачал головой:
– Ты не понимаешь, Чистый. Вы не спасетесь, если Ламия выберется. Она убьет вас всех. Каждого!
Лампы под потолком моргнули, свет их заметно померк. Охотник и моряк вздрогнули и застыли, услышав нарастающий низкий гул, сотрясающий стены. Через пару секунд он так же плавно стих – но надолго ли?
– Ладно, черт с тобой, – сказал Чистый. – Попробуем… Тебя хоть как звать-то, дикарь?
– Иван.
– У меня отец был Иван. Николай Иванович я.
– Николай – один из моих дедов, братьев-заступников.
– Ну прямо Санта-Барбара, – непонятно отозвался Чистый.
Они покинули помещение, заставленное пластиковыми флягами, и заперли за собой дверь. Через десять минут они заблокировали второй люк. Потом третий.
В одной из кают капитан Ларионов нашел себе новое оружие – солидную «Гюрзу» и ухоженный «Абакан». Ивану дополнительное оружие не требовалось, тем более что одна рука у него едва двигалась. А вот пополнить боеприпас он бы не отказался, но патроны нужного калибра, похоже, на подлодке были редкостью. Поэтому Иван стрелял экономно. Зато гранаты не жалел – подорвал парочку мутов, попавшихся на пути, потом пробил им черепа тесаком – чтобы уж точно не встали.
К боли в руке он давно привык. Затянутый бинтом бок почти не беспокоил – рана была сквозная, кишки и прочие потроха, видимо, не были задеты, пуля, судя по всему, пробила только кожу и мышцы. Но крови через эту дыру успело уйти много.