— Должно быть, у нее плохие зубы, — с надеждой протянула Лилиан.
— А по-моему, она ужасно скучна, — продолжала Дейзи. — В толк не возьму, что Кендалл находит в ней такого занимательного.
— Дейзи, — напомнила сестра, — мы говорим о человеке, самым большим развлечением для которого является созерцание растений! Очевидно, наскучить ему практически невозможно.
— Сегодня на пикнике, после катания на лодках, — сообщила Дейзи, — на какой-то счастливый момент я вообразила, будто вот-вот застану леди Констанс в компрометирующей позе с одним из гостей. Она на несколько минут исчезла с джентльменом, который вовсе не был лордом Кендаллом.
— Кто это? — полюбопытствовала Аннабел.
— Мистер Бенджамин Макслоу, местный джентльмен-фермер. Ну, знаешь, соль земли, того сорта, что имеет много земли и кучу слуг, а заодно ищет жену, которая родит ему восемь-девять детей, станет чинить манжеты сорочек и готовить пудинг из свиной крови в сезон забоя…
— Дейзи, — перебила Лилиан, заметив, что Аннабел неожиданно позеленела, — постарайся без омерзительных подробностей, договорились? — И, извинительно улыбнувшись подруге, добавила: — Прости, дорогая. Но ты должна признать, что вы, англичане, способны есть такие вещи, от которых американцы выбежали бы из-за стола своплями ужаса.
— Так или иначе, — с преувеличенным терпением продолжала Дейзи, — леди Констанс исчезла, предварительно показавшись в обществе мистера Макслоу, и я, естественно, отправилась на поиски, в надежде увидеть нечто такое, что может скомпрометировать даму и, следовательно, навсегда отвратить от нее лорда Кендалла. Можешь представить мою радость, когда я обнаружила парочку под деревом. Они стояли голова к голове, как на картинке…
— Целовались? — спросила Аннабел.
— Нет, черт бы все это побрал. Макслоу помогал леди Констанс вернуть в гнездо выпавшего птенца малиновки.
— А… это… — Плечи Аннабел поникли. — Как мило с ее стороны, — проворчала она, и хотя знала, что причина дурного настроения кроется отчасти в продолжающемся действии яда, не говоря уже об омерзительном вкусе противоядия, легче от этого не становилось.
Видя, как расстроена подруга, Лилиан взяла серебряную, потемневшую от времени щетку.
— Забудь о леди Констанс и лорде Кендалле хотя бы на время, — посоветовала она. — Давай я заплету тебе косу: сразу станет легче, когда волосы не будут падать на лицо.
— Где мое зеркало? — спросила Аннабел, подвигаясь, чтобы дать Лилиан место.
— Никак не могу его найти, — спокойно ответила та.
Аннабел не могла не заметить, что зеркало исчезло удивительно вовремя. Ясно, что болезнь никого не красит и сама она, должно быть, побледнела и осунулась, а волосы уныло повисли. Кроме того, она ничего не ела из-за постоянной тошноты, а руки, бессильно лежавшие на покрывале, казались слишком худыми.
Вечерами снизу через открытое окно доносились звуки музыки и смех. Представляя леди Констанс, вальсирующую в объятиях лорда Кендалла, Аннабел беспокойно ворочалась. Похоже, ее шансы выйти замуж окончательно свелись к нулю.
— Ненавижу гадюк, — шептала она, наблюдая, как мать наводит порядок на тумбочке: ложки с остатками лекарства, пузырьки, носовые платки, щетка для волос, шпильки… — Ненавижу валяться в постели, ненавижу гулять по лесу, а больше всего ненавижу раундерз-в-панталонах!
— Что ты сказала, дорогая? — спросила Филиппа, ставя пустые стаканы на поднос.
Аннабел, охваченная невыразимой тоской, только головой покачала:
— Ничего, мама. Я тут все думала… когда немного окрепну, нам лучше вернуться в Лондон. Оставаться нет смысла. Леди Констанс почти что стала леди Кендалл, я так подурнела, что вряд ли кого привлеку и, кроме того…
— Я бы на твоем месте не стала сдаваться. Слишком рано, — возразила Филиппа, вновь ставя поднос. Аннабел хотела что-то сказать, но она, наклонившись, ласково погладила дочь по щеке. — О помолвке никто не объявлял, и лорд Кендалл постоянно справляется о тебе. И не забывай того огромного букета колокольчиков, который он принес тебе и заверил меня, что нарвал его сам.
Аннабел устало оглядела гигантский сноп колокольчиков, стоявший в углу и наполнявший комнату густым ароматом.
— Мама… я все хотела просить… не могла бы ты от него избавиться? Цветы прелестны, и я высокоценю любезность лорда Кендалла… но запах…
— О, я об этом не подумала, — всполошилась Филиппа и, поспешив в угол комнаты, подхватила вазу и понесла к двери.
— Поставлю их в коридоре и попрошу горничную забрать…
Голос ее отдалился и затих.
Аннабел подняла с тумбочки выпавшую из волос шпильку и принялась рассеянно играть кусочком изогнутой проволоки. Букет Кендалла был одним из многих. Известие о ее болезни было воспринято гостями с величайшим сочувствием. Даже лорд Уэстклиф прислал изящный букет из оранжерейных роз от своего имени и всех Марсденов. Обилие цветов придавало комнате вид погребальной часовни. Вот только… от Саймона Ханта не было ничего, даже цветочного стебелька. После его непривычно мягкого обращения с Аннабел она считала себя вправе чего-то ожидать… хотя бы крошечного знака сочувствия. Но может быть, Хант решил, что она нелепое и неудачливое создание, от которого одни неприятности, и поэтому такая дурочка не стоит его внимания? Если это так, надо благодарить Господа за то, что больше он не станет ее преследовать!
Но в носу защипало, а глаза наполнились глупыми слезами.
Она не понимала себя. И не могла дать точное определение эмоциям, проклюнувшимся под огромной глыбой безнадежности. Но душа рвалась к чему-то… непонятному… неописуемому… ах, если бы только она точно знала, что это такое. Если бы только…
— Все это очень странно, — недоуменно пробормотала Филиппа, входя в комнату. — Я нашла это под дверью. Кто-то оставил их, не сказав ни слова, не написав даже записки. И судя по виду, они абсолютно новые. Как по-твоему, это твои подруги прислали? Да, так и есть. Столь необычный подарок способны сделать исключительно американки.
Аннабел приподнялась и с неподдельным изумлением уставилась на то, что поставила ей на колени мать: пару высоких ботинок, связанных красным бантом в белый горошек. Кожа ботинок модного бронзового цвета была мягкой, как масло, и начищенной до блеска. Низкие каблуки из твердой слоистой кожи и прочно пришитые подошвы придавали им элегантный, но скромный вид. Мыски были украшены выстроченным узором из листьев.
Аннабел почувствовала неодолимое желание рассмеяться.
— Должно быть, они действительно от Боуменов, — заверила она, хотя в глубине души точно знала, чей это дар.
Саймон Хант. Саймон Хант, прекрасно знавший, что джентльмен ни при каких обстоятельствах не должен дарить даме предметы одежды. Не мешало бы немедленно вернуть их!
Аннабел, сама того не сознавая, прижала ботинки к груди. Только Саймон Хант способен подарить нечто до такой степени практичное и одновременно непристойно интимное!
Девушка, улыбаясь, развязала бант и подняла ботинки, оказавшиеся на удивление легкими. С первого взгляда было ясно, что они ей как раз. Но откуда Хант знал, какой размер она носит, и где их достал?
Аннабел медленно провела пальцем по крошечным стежкам, соединявшим подошвы со сверкающим бронзовым верхом, отвела руку, любуясь обувью, словно бесценной скульптурой.
— Боюсь, с меня хватит прогулок по сельской местности, — усмехнулась она. — Им суждено шагать по усыпанным гравием садовым дорожкам.
Филиппа, с любовью глядя на дочь, пригладила ее растрепавшиеся волосы.
— В жизни не подумала бы, что новые ботинки могут так поднять тебе настроение, но я ужасно рада! Может, приказать, чтобы тебе принесли немного супа и тост, дорогая? Ты должна что-то поесть, прежде чем принять очередную дозу подмаренника.
Аннабел поморщилась.
— Пожалуй, суп — это неплохо.
Филиппа, довольно кивнув, потянулась к ботинкам:— Только поставлю это в шкаф…
— Не сейчас, — пробормотала Аннабел, хватаясь за ботинки.
Филиппа усмехнулась и дернула за шнур сонетки.
Аннабел снова погладила тонкую кожу, ощущая, как растворяется тяжесть в груди. Очевидно, последствия отравления постепенно проходят… но ведь не поэтому на нее вдруг снизошли такие облегчение и покой.
Разумеется, придется поблагодарить Саймона Ханта и сказать, что его подарок неуместен. А если обнаружится, что именно он принес ботинки, нужно их вернуть. Конечно, леди прилично принять книгу, букет цветов или коробку конфет. Но ни один подарок не тронул ее так, как этот.
Аннабел весь вечер не выпускала ботинки из рук, несмотря на предупреждение матери, что ставить обувь на постель — плохая примета. И только засыпая под звуки музыки, согласилась положить их на тумбочку. Проснувшись утром, она первым делом увидела ботинки и улыбнулась.
Глава 14
На третье утро болезни Аннабел наконец оправилась настолько, что встала с постели. К ее радости, оказалось, что большинство гостей отправились на званый обед в соседнее поместье, оставив Стоуни-Кросс почти пустым и в относительной тишине.