Вот она какая.
И тут он спросил. Почему же он спросил ее об этом?
– А с вами?
Люси промолчала.
– Будет в порядке? – уточнил он. – Будет ли с вами все в порядке... – он помолчал, пожал плечами, – тоже?
– Конечно, – излишне поспешно ответила Люси.
Она решила, что разговор окончен, но мистер Бриджертон неожиданно спросил:
– Вы уверены? Потому что мне показалось, что вы были в некотором...
Люси сглотнула и стала с неловкостью ожидать оценки.
– ...смятении.
– Я не могла шевельнуться, – проговорила она, оценивая каждое слово после того, как оно слетало с губ. – Я подбежала к двери и не смогла открыть ее. – Она посмотрела на него, надеясь увидеть в его лице ответы. Естественно, их там не оказалось. – Я... я не знаю, что со мной случилось. – Ее голос звучал неровно, даже нервно. – То есть... Это Гермиона. И мой брат. Я... я сожалею, что вам причинили боль, но все это правильно. В самом деле. Это хорошо. Во всяком случае, должно быть. Гермиона будет моей сестрой. Я всегда мечтала о сестре.
– Иногда они бывают забавными.
Он сказал это с полуулыбкой, и от этого Люси почувствовала себя лучше. Даже удивительно, насколько. Достаточно для того, чтобы ее речь стала плавной, без заиканий, без дрожи.
– Я не могла поверить, что они ушли вместе. Они должны были предупредить. Они должны были сказать мне, что они небезразличны друг другу. Не доводить до того, чтобы все раскрылось вот таким вот образом. Это неправильно. – Люси схватила мистера Бриджертона за руку и заглянула ему в глаза. Ее взгляд был серьезным и настойчивым. – Это неправильно, мистер Бриджертон. Это неправильно.
Он покачал головой, слегка. Его подбородок почти не шевельнулся, губы тоже, когда он произнес:
– Нет.
– Все меняется, – прошептала Люси, и сейчас она говорила уже не о Гермионе. Но это не имело значения. Ей совсем не хотелось думать. Об этом. О будущем. – Все меняется, – снова прошептала она, – и я не могу этому помешать.
Каким-то образом его лицо оказалось почти рядом с ее лицом, и он повторил:
– Нет.
– Это выше моих сил.
Люси не могла не смотреть на него, не могла заставить себя отвести взгляд и продолжала шептать: «Это выше моих сил», – а расстояние между их лицами неуклонно сокращалось.
И вдруг его губы... прикоснулись к ее губам.
Это был поцелуй.
Ее поцеловали.
Ее. Люси. Впервые. Впервые в жизни она оказалась центром мироздания. И в этом была жизнь. И это происходило с ней.
Поцелуй был замечательным, потому что он расширял и преобразовывал мир. И все же он оставался коротким поцелуем – мягким, легким, как будто ветерок коснулся губ. Но все ее тело ожило и одновременно замерло, словно испугавшись, что одно неправильное движение все разрушит.
А ей не хотелось ничего разрушать. Да поможет ей Господь – ей хотелось, чтобы все это было. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось и память о нем оставалась, ей хотелось...
Ей просто хотелось.
Всего. Всего, что можно получить.
Всего, что можно почувствовать.
Он обнял ее, и она со вздохом приникла к нему, прижалась всем телом. «Вот оно, – отстраненно подумала она. – Оно прекрасно, как музыка. Как симфония».
Это был трепет. Даже больше, чем трепет.
Его губы стали настойчивее, и она приоткрыла рот навстречу его губам. Поцелуй о многом говорил ей, взывал к ее душе. Руки мистера Бриджертона сжимали ее крепче, еще крепче. Неожиданно ее собственные руки обвились вокруг его шеи и сомкнулись там, где его волосы ниспадали на воротник.
До поцелуя Люси не собиралась прикасаться к нему, даже не думала об этом. Но откуда-то ее руки знали, как обнимать его и как прижимать. Она слегка откинулась назад, и обоих охватил жар.
А поцелуй продолжался... и продолжался.
Она ощущала его всем телом, с головы до ног. Казалось, этот поцелуй везде, он пронизал ее всю, до глубины души.
– Люси, – прошептал мистер Бриджертон, оторвавшись от ее рта и проведя губами по ее щеке к уху. – Боже мой, Люси.
Люси не хотелось говорить, делать что-либо, что могло нарушить очарование момента. Она не знала, как к нему обращаться, не могла называть просто Грегори, а «мистер Бриджертон» уже звучало неправильно.
Отныне он стал значить гораздо больше. Для нее.
Итак, она была права. Все меняется. Меняются и ее чувства. Она чувствует себя...
Пробудившейся.
Она откинула голову, когда он сжал губами мочку ее уха, и застонала – тихие, несвязные звуки слетали с ее губ и складывались в песнь. Ей хотелось раствориться в нем. Ей хотелось распластаться на ковре и вобрать его в себя. Ей хотелось ощутить на себе его тяжесть, жар его тела, ей хотелось прикасаться к нему – ей хотелось что-то делать. Ей хотелось действовать. Ей хотелось стать дерзкой.
Она запустила пальцы ему в волосы. Он тихо застонал, и звука его голоса оказалось достаточно, чтобы ее сердце забилось чаще. Он делал потрясающие вещи с ее шеей – его губы, его язык, его зубы, она не знала, что конкретно, но что-то из этого распаляло в ней огонь.
Его губы переместились к ее горлу, оставив за собой разгоряченную кожу. А его руки – они тоже двигались. Они обнимали ее, прижимали к нему и казались чрезвычайно настойчивыми.
И все это перестало быть тем, что ей хочется. Оно стало тем, в чем она нуждалась.
Может, и с Гермионой случилось то же самое? Может, она наивно отправилась на прогулку с Ричардом, а потом... произошло это?
Теперь Люси все понимала. Она поняла, что значит желать то, что всегда считалось неправильным, позволять этому произойти, несмотря на опасность скандала. И...
И тут она произнесла. Проверила, как звучит.
– Грегори.
Его имя звучало ласково, интимно, и ей казалось, что одним – единственным словом она может изменить мир и все вокруг.
Раз она произнесла его имя, теперь он принадлежит ей, и она может забыть обо всем на свете, забыть...
О Хейзелби.
Господи, она же обручена! Теперь это просто не укладывалось у нее в голове. Бумаги уже подписаны. И она...
– Нет, – проговорила Люси, прижимая руки к груди. – Нет, я не могу.
Грегори позволил ей оттолкнуть себя. Она отвернулась, страшась смотреть ему в лицо. Она знала... если заглянет ему в глаза...
Она слаба. Она не сможет сопротивляться.
– Люси, – сказал он, и Люси поняла, что его голос действует на нее так же, как его взгляд.
– Я не могу. – Она покачала головой, все еще не решаясь посмотреть на него. – Это неправильно.
– Люси.
На этот раз она ощутила, как его пальцы взяли ее за подбородок и нежно повернули ее лицом к нему.
– Пожалуйста, позволь мне проводить тебя наверх, – попросил он.
– Нет! – Она буквально выкрикнула это и тут же почувствовала неловкость. – Я не могу рисковать, – сказала она, осмелившись заглянуть ему в глаза.
И это было ошибкой. То, как он смотрел на нее... Его взгляд был жестким, но было в нем и что-то еще. Намек на мягкость, проблеск теплоты. И любопытство. Как будто... Как будто он не был полностью уверен в том, что видит. Как будто он смотрел на нее впервые.
Господь всемогущий, этого она вынести не могла. И не понимала почему. Возможно, потому, что он смотрел именно на нее. Возможно, потому, что выражение его лица было... таким особенным. Возможно, по обеим причинам.
А возможно, это не имело значения.
Однако все это наводило на нее страх.
– Меня не остановить, – сказал он. – Я несу ответственность за твою безопасность.
Люси стало интересно, куда делся слегка захмелевший, веселый мужчина, с которым она беседовала всего мгновение назад. Вместо него появился кто-то совершенно другой. Некто ответственный.
– Люси, – повторил он, и это было не вопросом, а скорее напоминанием. Он все равно поступит по-своему, и ей следует об этом знать.
– Моя комната недалеко, – сказала она, предпринимая последнюю попытку. – Честное слово, меня не нужно провожать. Она там, наверху.
А потом по коридору и за угол, но ему об этом знать не надо.
– Тогда я провожу тебя к лестнице.
Люси поняла, что спорить без толку. Он не отступится. Его голос звучал тихо, но властно – Люси впервые слышала у него такие интонации.
– И я подожду, когда ты доберешься до своей комнаты.
– В этом нет надобности.
Он проигнорировал ее слова.
– Стукнешь три раза, когда дойдешь.
– Я не собираюсь...
– Если я не услышу стук, я поднимусь наверх и лично удостоверюсь, что с тобой все в порядке.
Он сложил руки на груди. Люси смотрела на него и задавалась вопросом, был бы он таким же, если бы оказался первенцем. В нем неожиданно появилась властность. Из него получился бы великолепный виконт, решила она и тут же подумала, что тогда он ей вряд ли понравился бы. Если говорить честно, лорд Бриджертон наводил на нее ужас, хотя наверняка в нем было достаточно мягкости – он обожал свою жену и детей.
Однако...
– Люси.
Она заскрежетала зубами, злясь на то, что приходится признаваться во лжи.
– Хорошо, – мрачно проговорила она, – если хотите услышать стук, вам придется подняться по лестнице на этаж.
Мистер Бриджертон кивнул и последовал за ней, преодолев все семнадцать ступенек.
– Увидимся завтра, – сказал он на прощание.
Люси ничего не сказала – она чувствовала, что любые слова будут неуместны.
– Увидимся завтра, – повторил мистер Бриджертон.
Люси кивнула – отреагировать как-то надо было, к тому же она понимала, что ей от него никуда не деться.
Ей хотелось видеть его. Хотеть этого не следовало бы, и она это прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать.
– Полагаю, мы завтра уедем, – сказала она. – Меня требует к себе дядя, а Ричард... В общем, у него масса дел.
Однако ее объяснение не изменило выражение его лица. Ею взгляд был настолько жестким и полным решимости, что Люси поежилась.
– Увидимся завтра утром, – сказал он еще раз.
Она снова кивнула и быстро пошла прочь, стараясь не сбиться на бег. Завернув за угол, она наконец-то увидела свою дверь, третью от начала коридора.
Но почему-то остановилась. У самого угла. Вне поля его зрения.
И постучала три раза.
Потому что обещала.
Глава 12,
в которой ничего не решается
Когда Грегори на следующее утро спустился к завтраку, Кейт, мрачная и усталая, уже была в столовой.
– Я сожалею, – сказала она, подсаживаясь к нему.
«К чему извиняться? – спросил себя Грегори. – Что-то в последнее время все только и делают, что извиняются».
– Я знаю, ты надеялся...
– Ничего страшного, – перебил он ее, бросив взгляд на полную тарелку, которую невестка оставила на противоположной стороне стола.
– Но...
– Кейт, – сказал Грегори и не узнал собственного голоса. Он звучал взрослее, если такое возможно. И жестче.
Кейт замолчала, но ее губы остались приоткрытыми, как будто слова замерзли на кончике языка.
– Ничего страшного, – повторил Грегори и сосредоточился на еде.
У него не было желания обсуждать все это и выслушивать объяснения. Что сделано, того уже не вернешь, и он ничего не может с этим поделать.
Он не знал, что делала Кейт, пока он был занят завтраком, – вероятно, оглядывалась по сторонам, прикидывая, кто из гостей мог слышать их разговор. То и дело до него доносился скрип ее стула – очевидно, она ерзала, горя желанием высказаться.