— За дезертиров примут, Елизар.
— А мы и есть дезертиры.
Плоский нос парома уперся в причал. Двое матросов перепрыгнули на берег и начали вязать концы к тумбам. Скот стоял огороженный канатами и сгонять его на берег никто не торопился. Пассажиры начали спускаться по трапу на пристань.
— Так и будем стоять, как столбы? Вперед, капитан.
Пройти мимо офицеров, не заметив их, было невозможно. Козырнули.
— Подойдите ко мне, — приказал полковник, стоящий в центре группы.
Пришлось подойди.
— С третьей авиабазы?
— Так точно, товарищ полковник. — Рогожкин еще раз отдал честь.
— Куда направляетесь?
— В город. По особому поручению.
— Пешком, без машины? Вы меня за кого принимаете?
— Мы командировочные, товарищ полковник, — вмешался Муратов. — Транзитом. Вынужденная посадка. Машина поставлена на ремонт.
— И какое же особое поручение у командировочных транзитников?
— Личного порядка, товарищ полковник.
— Документы.
Оба достали летные книжки.
— А пропуска где?
— У нас нет пропусков.
— Кто же вас с базы выпустил без пропусков? Вы находитесь на территории военного гарнизона, здесь передвижение позволено только по пропускам. Кто после «ЧП» мог выпустить вас с базы в город по личным вопросам? На третью базу стягиваются все подразделения, а вы бежите. Может, это вы устроили пожар в ангарах?
— Мы их на середине реки нашли, товарищ полковник, — вмешался матрос с парома, услышав грозный голос начальника. — В резиновой лодке. В потемках в борт врезались, вот мы их и подобрали.
— Кто они?
Матрос пожал плечами.
— Арестовать, оружие и документы забрать. В машину — и под конвой.
Затея не удалась. Чертов паром! Надо же было ему встретиться на пути. Пронесло бы их мимо, но нет! — Муратов верил в приметы и в судьбу. Рогожкин верил только в справедливость. Взяли — так им и надо. Капитана такой расклад не устраивал.
Скот согнали, колонна машин въехала на паром, и он тронулся в обратный путь.
— Знать бы, где упадешь… — вздохнул Муратов, но фразу не закончил.
13.
В село заходили тихо, с рассветом, когда все мирные люди должны спать. Тринадцать человек, с винтовками в руках, в полувоенном обмундировании, без погон, короткими перебежками, прячась за деревьями и плетнями, незаметно вышли на единственную улицу. Кого они боялись, входя в мирное село, удаленное от цивилизации на сотни километров? Всех боялись. Мирная жизнь им была непонятна. На памяти у каждого столько трупов ни в чем не повинных людей, что понятия добра и милосердия стерлись в их сознании. Они знали наизусть — побеждает сильнейший. По тем же законам жили звери в тайге. Но даже и среди них нашлось исключение. Отец Федор шел последним, карабин висел на плече. Стрелять он не умел и не хотел, все его внимание было приковано к церквушке, стоящей по другую сторону села. Он надеялся увидеть в ней иконы, а не хлев.
Аккуратные домики с яблоневыми садами стояли по обеим сторонам широкой улицы, прямой и длинной, как струна. Удивляла мертвая тишина. Даже петухи не вели свою обычную перекличку, ни одна собака не гавкнула. У первых домов залегли в овражке и выслали разведку. В дом по левой стороне улицы капитан направил Лешего и Кистеня, в дом по правой — отправились Пилот и Трюкач. Остальные заняли оборону. Яблоневые сады уже расцвели, вокруг стоял сладостный аромат.
Улдис Блонскис остановился на тропинке, ведущей к дому, и тихо сказал:
— Хозяев мы вряд ли застанем.
— Калитка не заперта. Куда им деваться? — пожал плечами Кострулев.
— Посмотри на огород. Он зарос цветами. Хороший хозяин давно бы его вспахал. Поверь мне, Петя, я бывший крестьянин.
— Поживем — увидим. Мне тут тоже не все нравится.
— Пойдем к дому.
Они поднялись на крыльцо. Дверь была не заперта, Леший потянул за ручку, послышался предательский скрип петель.
— Входим резко.
Они ворвались в дом, готовые открыть огонь. Разбежались в разные стороны, описали полукруг и встретились в горнице — комнатушек было много, все проходные,
— Никого, — удивился Кострулев.
— Может, они нас заметили на подходе и попрятались? — предположил лесной брат.
— Ну да, и постели успели за собой застелить. Тут убрано так, словно хозяева гостей ждут.
— Надо бы Важняка позвать, он обстановку лучше нас оценит. Заметь, Петр, лая в деревне не слышно.
— Может, они не любят собак.
— Здесь живут охотники и рыбаки. Кругом тайга. Без собак не обойтись. Хотя бы от таких психов, как мы, могли оградить. К тому же у крыльца есть собачья будка и цепь.
— Собачья будка — аргумент серьезный. Возвращаемся.
Они вышли из дома. С противоположной стороны улицы из калитки вынырнули Чалый и Шабанов.
— Что у вас? — спросил Трюкач.
— Пусто.
— И у нас пусто.
Из укрытия появилась Лиза, за ней поднялись остальные.
— Мы никого не нашли, — сказал Шабанов.
— Надо бы Важняку посмотреть на обстановку, — предложил Улдис.
Лиза повернулась к Журавлеву:
— Матвей Макарыч, а Леший прав. Может, вам взглянуть? Идемте в следующий дом.
Никто уже не прятался. Зашли на новый участок.
— Замки здесь не в ходу, — отметил Журавлев.
— От кого запираться? Все же свои.
— От медведей. Щеколды есть, но не задвинуты.
Следователь и Лиза скрылись в доме, а через пять секунд раздался выстрел. Вся команда, стоявшая у калитки, бросилась к дому, передергивая затворы винтовок. В сенях стояла побелевшая от страха кожаная леди, рядом невозмутимый Важняк, а в углу валялась окровавленная крыса размером с кошку.
— Нет, женщин в разведку брать нельзя! — вздохнул Качмарэк.
— Все во двор, занять оборону! — приказал Дейкин и выхватил пистолет из кобуры.
— Теперь и мертвых на ноги подняли, — с сожалением покачал головой Огонек.
— А кого вы боитесь? — удивленно спросил Князь.
— Береженого бог бережет, — ответил Трюкач.
Лиза вышла со всеми, Журавлев остался в избе один. Группа рассредоточилась в саду, наблюдая за улицей.
Улдис подошел к Лебеде.
— Послушай, Герасим Савельич, кроме нас с тобой никто не смыслит в деревенской жизни. Я свои выводы сделал, а ты что скажешь?
— Я с твоими выводами согласен, Улдис. Мы с тобой на мерзлой земле огород разбили. Не забыл еще маяк? Чтобы люди так наплевательски относились к своим садам и мягкой рыхлой земле, я не видел. Ты ведь об этом подумал?
— От тебя ничего не скроешь.
— Мышление у нас крестьянское. И у тех, кто жил здесь, оно другим быть не может. Охота и рыбалка — это промысел, а земля — твое хозяйство. Твоя мать. Она всегда накормит.
— Глянь на соцветия. Они больше плодов. Вся природа неестественная. Смотришь вокруг, словно через увеличительное стекло, не говоря уже о красках.
— Может, они вывели особые сорта или удобрения?
— Лесные луга не удобряют. Там одуванчики растут с апельсин. Ночное небо видел? Даже у нас на Кубани столько звезд не горит, а на юге самое яркое небо.
Из избы вышел Журавлев. Группа подтянулась к крыльцу.
— Что скажешь, Матвей Макарыч? — спросила Лиза.
— Полагаю, хозяева ушли полгода назад. Осенью. Такой вывод можно сделать по слою пыли и отсыревшему за зиму постельному белью. Дрова пересохли, печь не топилась.
— Вот так всё бросили и ушли? — удивился Гаврюха.
— Не все. Оружие с собой взяли. На стене — медвежья шкура, чуть выше вбит гвоздь, на нем висело ружье. На шкуре остались масляные пятна от оружейной смазки. Патронов я тоже не нашел. В погребе полно крыс. Запасы картошки, грибов, сушеной рыбы, вяленой дичи съедены, обглоданы. Здесь жили чистюли и очень хозяйственные люди, они не допустили бы нашествия крыс.
— Собак и животных увели с собой, — добавил Лебеда.
— Сады и огороды запущены. Кругом сплошной сорняк, — подтвердил Улдис.
— Уходили в спешке, — продолжал следователь, — брали самое необходимое. В шкатулке остались женские украшения, деньги.
— Может, их арестовали как врагов народа? — предположил Огонек.
— И позволили взять с собой оружие? — мягко улыбнулся Князь.
— А если эпидемия? — заволновалась Варя. — Прошу вас из колодца воду не брать, одежды, оставленной в домах, не касаться.
— Черт! А я уже позарился на телогрейку. Бушлат-то мой в волчьей яме остался, — вздохнул Кистень.
— Не взял же, — успокоил его Князь.
— Мелочовкой не занимаюсь. Но если селяне все бросили и ушли, значит, на то были серьезные причины.
— Если говорить об эпидемии, то должны быть трупы, — резонно заметил Шабанов.
— В Сибири встречается черная оспа, сюда китайцы завезли, — сказала Варя. — Надо осмотреть постельное белье в домах. У меня есть хирургические перчатки, других прошу ничего не касаться.
— Мне тоже понадобятся перчатки, — подошел к ней Журавлев. — Я обязан все осмотреть, чтобы разобраться в причинах бегства жителей.
— Оно тебе надо, Важняк? — возмутился Кошмарик. — Нечего здесь делать, у нас другие задачи. Доставай карту, Лиза, и компас. Запасов нам своих хватает, мы ни в чем не нуждаемся.
— В чем-то вы правы, Казимир Адамыч, — тихо сказал следователь, — но если речь идет об эпидемии или массовом отравлении, то зараза пришла извне. Может, с той стороны, в которую мы пойдем. Надо быть готовыми к встрече с любыми неожиданностями. Игнорировать непонятные нам явления — значит, попасть впросак в дальнейшем.
— Все правильно, — согласился Шабанов. — Сибирская тайга для всех нас загадка. Не зная броду, не лезь в воду. Коли судьба сюда забросила и необходимо выжить, каждый шаг надо делать с умом.
— Каждый шаг да еще с умом? — рассмеялся Огонек. — Сколько же ты жить собрался, Пилот? Найти самолет в Сибири, то же самое что иголку в море. Миллиона шагов не хватит. А если каждый с оглядкой… Вперед двигать надо, напролом!
Он глянул на Лизу, ожидая ее поддержки.
— Спор окончен, — твердо заявила она. — Осмотрим весь поселок. Разделимся по два человека и обойдем его со всех сторон.
— Чертова дюжина на двое не делится, — заметил Лебеда.
— А нас двенадцать, — тем же мягким тоном сказал Князь.
— Кого нет? — спросил Дейкин.
— Монаха, — оглядевшись, определил Чалый.
— Он к церкви пошел, пока мы по кустам прятались, — невозмутимо сказал Огонек. — Я видел. Он же святой, пуля его не берет. Да и карабин он свой не заряжал, патроны в карман сунул.
— Нахлебаемся мы еще с этим попом, — сквозь зубы процедил Дейкин.
— Ладно, хватит, — скомандовала Лиза. — Обходим село с трех сторон. Двое — со стороны озера, двое идут задами огородов, остальные — по центральной улице. И не расхолаживайтесь. Вперед.
14.
Их доставили в расположение воинской части и заперли в разных камерах. Сговориться они так и не успели. В окошке под потолком, крошечном зарешеченном квадратике, плясал красно-белый свет. Где-то что-то горит, и хорошо горит, решил Вася Муратов, теперь не до задержанных офицеров. Ничего страшного, уговаривал себя капитан, он отмажется. В конце концов, Рогожкин командир, а он подчиненный. Знать бы только, что этот правдолюбец наболтает на допросах. Если он упомянет фамилию Белограя, ими займутся чекисты, тогда на спасение нет никакой надежды. Белограй в черном списке, и все его люди попадают в него автоматически. Вася Муратов ходил из угла в угол трехметровой одиночки и с ужасом смотрел на деревянные нары, они вселяли в него ужас.