Вода с гулом устремилась в затопляемые баки, когда командир только закрывал за собой крышку верхнего рабочего люка. Эрих видел, как нос его лодки скрылся под водой. Сам он уже находился по плечи в шахте, и тут неожиданно возникла проблема с задраиванием крышки люка. Вероятно её механизм повредило недавним взрывом. Кемпке с ужасом взглянул вниз — на второй люк, ведущий в центральный пост и далее, в жилые помещения субмарины. Если прямо сейчас не приказать задраить его изнутри, то через какие-то секунды вода мощным потоком хлынет туда, стремительно занимая отсек за отсеком. Долг требовал погибать самому, но спасать экипаж. Однако как бессмысленно утонуть сейчас, когда война уже закончилась. И как это глупо и нелепо утонуть в ходовом мостике собственной лодки. И потом, как же Труди?! Ведь они договорились, что обязательно поженятся, когда закончится весь этот кошмар. Да нет, смерть придумана для кого угодно, только не для него! В голове молнией пронеслась мысль, что может он ещё успеет выбраться из этого чёртового люка. А там внизу уже никто не сможет рассказать о его малодушии. Начальству же он доложит, что его просто выбросило за борт взрывной волной.
Но одновременно с этими предательскими мыслями в его горле уже сам собой завибрировал самоубийственный приказ, но тут крышка люка неожиданно поддалась и встала на положенное ей место. Исправно щёлкнул механизм запирания, возвращая ему надежду на продолжение жизни.
Внутри корпус выглядел так, словно по нему пронёсся ураган. В зеленоватом мерцающем полумраке аварийного освещения бледные лица людей напоминали покойников. Командир шёл по отсекам, переступая через опрокинутые ящиками с консервами, сорванные с креплений механизмы, и подбадривал своих парней солёными шутками. Родной корабль представлялся ему райским пределом, в который его чудом впустили в самый последний момент.
В носовом отсеке по пояс в воде работали механик и его люди. Пока они безуспешно пытались задраить пробоину величиной с футбольный мяч. Заплатку постоянно срывало мощным напором забортной воды, но парни не сдавались.
— Ну как, старина, будем жить?
— Да поживём ещё, герр командир, если вы не будете давать нашей расклеившейся старушке глубину погружения больше 20 метров. Но предупреждаю: в любой момент нам может потребоваться срочное всплытие для ремонта в надводном положении.
— Ничего не обещаю, вокруг слишком много хищников…
* * *
После произведённого осмотра командир заглянул в каюту к судовому доктору. Теперь, когда лодка шла своим курсом, можно было заняться обработкой небольшой ссадины на лбу. Видимо, её оставил отколовшийся от корабельной обшивки кусочек металла.
Док выглядел сильно озабоченным. Истолковав это по-своему, Эрих выразил ему своё сочувствие:
— За последние полгода у вас впервые столько пациентов, но я верю в вас, господин Флиг, вы обязательно справитесь.
— Уж поверьте мне, мой дорогой Эрих, наши раненые могут чувствовать себя, как у вашего Христа за пазухой, — странным загадочным шепотом отвечал док, — ведь у нас на борту собрался весь цвет берлинской медицины, включая личного врача фюрера и профессора Финдзейена — главного специалиста по восточной медицине, владельца собственной клиники на Линден-Алее.
— Вы в это уверены? — озадаченно спросил Кемпке.
— Ну конечно! Мир медицины также тесен, как мир военного флота. Все друг друга знают, если не лично, то по научным публикациям. Вот только я ещё не решил, удобно ли при сложившихся обстоятельствах обнаружить перед коллегами своё знание их персон. Как вы считаете, мой дорогой Эрих?
— Что вы имеете в виду?
— Ну их появление на причале было обставлено такой секретностью, и потом эти двухметровые гренадёры в чёрных мундирах… Возможно, наши пассажиры желают сохранить своё инкогнито?
— Откровенно говоря, док, я и сам мало что понимаю в происходящем. Меня сразу поставили в роль извозчика. Но, пожалуй, не стоит показывать своё любопытство и излишнюю информированность. На всякий случай.
— Да, да, вы совершенно правы, Эрих. Лучше иметь меньше знания, но больше здоровья…
Уже выходя из каюты доктора, Кемпке не приказал, а попросил:
— И ещё, господин Флиг, пожалуйста, хотя бы пока эти люди у нас на борту, называйте меня в соответствии с уставом: господином командиром, либо капитан-лейтенантом. Всё-таки здесь военный корабль. А то эти господа ещё чего доброго решат, что у нас тут царит анархия.
— Хорошо, дорогой Эрих… то есть, я хотел сказать господин командир — виновато поправился доктор. Своим нахождением на флоте, а не в концлагере Флиг был обязан заступничеству командующего германским флотом адмирала Эриха Редера, который каким-то чудом выторговал у фюрера разрешение держать у себя на службе офицеров-евреев
* * *
За ужином в кают-компании Эрих представил эсэсовского майора своим офицером, а тот в свою очередь скупо отрекомендовал подводникам своих спутников. По словам гауптштурмфюрера эти люди были секретными военными конструкторами, которых необходимо было любой ценой спасти от большевиков и западных плутократов. Услышав подобную ложь, Кемпке невольно взглянул на своего доктора, а тот слегка пожал плечами и смущённо уткнулся взглядом в тарелку. Но в конце концов, какая Эриху разница, кого принимать на борт: гебельсовских болтунов, ящики с запчастями для несостоявшегося «оружия возмездия» или этих зашифрованных эскулапов. Гораздо больше его интересовал маршрут их следования.
Всё время, пока они провели за столом, Эрих напряжённо ждал от Хиппеля хотя бы намёка, куда пойдёт его лодка. Но эсэсовец не спешил раскрывать свои карты. Только на следующий день он сообщил Кемпке маршрут. Было это так. Сломался шноркель и волны стали захлёстывать поднятую на поверхность вентиляционную трубу. В отсеках начали скапливаться отработанные газы. Кемпке пришлось отдать приказ о немедленном всплытии. Приходилось идти на серьёзный риск, ибо время было дневное, солнце почти а зените, а на небе ни облачка. Кроме того, лодка уже прошла большую часть скалистого фарватера и приближалась к выходу в открытое море. Обычно в этих местах немецких подводников частенько подкарауливали английские и американские коллеги. Но выхода у них не было.
Кроме ремонтников наверху разрешалось находиться только командиру, вахтенному офицеру и расчёту зенитного пулемёта. Правила предписывали, что помимо этих лиц, подниматься на мостик без особого на то указания командира больше никто не может. В подводном флоте каждая статья устава оплачена чьей-то кровью. Это правило — в том числе. Ведь появись внезапно на горизонте вражеский самолёт и суматоха большого числа посторонних людей возле единственного люка не позволит кораблю быстро уйти под воду. Но для эсэсовского майора не существовало никаких ограничений. Не обращая внимания на увещевания старшего офицера, он поднялся на мостик, долго с видимым наслаждением вдыхал полной грудью чистый воздух. Потом закурил. Поднявшегося вслед за ним старшего офицера, гауптштурмфюрер, не стесняясь присутствующих, обложил самой площадной бранью и пригрозил собственноручно сломать челюсть, если «рыжая корабельная крыса» ещё раз посмеет ему указывать на то, что можно делать, а что нет.
— …В 32-м я начинал простым штурмовиком — у Рема в СА, а до этого работал забойщиком на скотобойне, так что рука у меня тяжёлая… А ну все вон с мостика, мне надо наедине поговорить с командиром!
От такого наглого самоуправства на его лодке Эрих даже растерялся. Между тем его люди ждали что он решит.
— Что у вас — пробки в ушах что ли? Я же сказал — вон отсюда! — теряя терпение, вновь рявкнул эсэсовец.
— По какому праву вы так себя ведёте на моём корабле, герр гауптштурмфюрер — наконец возмущённо воскликнул Кемпке.
— Оставьте своё «герр» для армейских чистоплюев и аристократов-предателей! — презрительно ответил ему эсэсовец. — У нас в СС господ нет, а есть только товарищи по оружию. В наших казармах даже защёлки на тумбочках иметь не положено — всё на полном доверии друг к другу… Поэтому называйте меня просто по званию. А веду я себя так, потому что выполняю особый приказ руководителей партии и государства. И если вы выполните моё распоряжение убрать отсюда посторонних, то я вам немедленно предъявлю все предписания.
— Хорошо.
Как только все покинули мостик и спустились на палубу, эсэсовец развернул и подал Кемпке крупномасштабную карту Южной Америки:
— Скажите, командир, как вам нравиться идея совершить вояж в тропики?
— Куда конкретно?
— Аргентина.
— Это невозможно, у нас не хватит солярки.
— А вы плохо обо мне думаете, командир. Разве я похож на пустозвона, на способного просчитывать свои действия на нужное количество ходов вперёд. В указанном на карте районе нас будет ждать «дойная корова» (специальная подводная лодка-танкер). А на подходах к Аргентинскому побережью в нейтральных водах «U-975» встретит аргентинский сторожевой корабль и проводит к пустынному пляжу, где мы сможем спокойно выгрузиться, не привлекая внимания. Потом вы затопите лодку и мир никогда не узнает о нашей миссии.
— Неужели эти конструкторы имеют такую ценность, что ради них разработана столь сложная операция?
— А вы задаетё слишком много опасных вопросов. Не забывайтесь, капитан-лейтенант! Ваш долг исполнять приказы и вести свою лодку. Кстати, что это за пузыри приближаются к нам вон оттуда?
Эрих не успел ещё взглянуть в указанную эсэсовцем сторону, как за его спиной истошно завопил вахтенный:
— Торпеда с правого борта!
Только теперь Кемпке увидел пузырчатый след торпеды, несущейся прямо в борт его кораблю. До неё было метров сто не больше. Как он и боялся, на выходе с фарватера их караулила вражеская стальная акула.
— Оба самый полный! К погружению!
Лодка помчалась наперегонки со смертью. Буквально впихиваясь вслед за эсэсовцем в горловину люка, Эрих напряжённо ожидал взрыва и мгновенного конца в огненном аду. Но прошли отпущенные им десять секунд, потом ещё бесконечно протянулись пятнадцать и только потом гулко рвануло совсем близко в стороне. Корабль содрогнулся всем своим стальным телом, но уцелел. Эрих догадался, что торпеда, пройдя мимо, врезалась в основание высокой скалы, мимо которой они только что прошли. Появилась возможность сымитировать собственную гибель. Командир вражеской субмарины наверняка решит, что его секундомеры дали небольшую погрешность и торпеда попала в цель.
— Оба стоп! Всем затаиться! Кормовым аппаратом выстрелить имитационный патрон.
Теперь надо было выждать. Возможно неприятельский командир захочет полюбоваться на плоды своей победы, и тут может представиться возможность нанести ответный удар. Хотя лично он бы на месте этого парня перестраховался и удовлетворился созерцанием поля выигранной им битвы через перископ, не всплывая. На войне любопытство может стоить головы!
Акустик постоянно докладывал, что слышит шум винтов, описывающей вокруг них широкие круги вражеской лодки. И впрямь у противника все повадки были акульи. И всё-таки он оказался не таким уж сверхосторожным — стало ясно, что противник решил всплыть.
Припав к окуляру перископа, Эрих возбуждённо наблюдал за всплывающей американской субмариной. Вот показался чёрный гребень ходового мостика, а ещё через три секунды она появилась целиком… Неприятельская лодка победно сверкала в лучах полуденного солнца. Это был корабль одной из последних серий типа «Спайкфиш» водоизмещением не менее 500 тонн. Потопить такую красавицу было бы редким везением.
Появившиеся на мостике субмарины люди радостно размахивали руками, указывая друг другу на масляные пятна на воде и плавающие личные вещи германских подводников. Кемпке с удивлением разглядывал сквозь мощную цейсовскую оптику эффектную рыжеволосую девицу в распахнутой «настежь» куртке «пилот». Она была буквально увешана громоздкими фотоаппаратами. Скорее всего вражеский командир решился всплыть только для того, чтобы позволить хорошенькой корреспондентке запечатлеть его подвиг для какого-нибудь «Нью-Йорк таймс». Всё-таки права старая морская традиция, запрещающая женщинам находиться на корабле!