Несмотря на длительные усилия полиции, убийца остался на свободе. Никто не знает, жив он поныне или уже умер, находится в Англии или за границей. Если Создатель призвал Глайвера к себе, нам остается страстно надеяться, что сейчас в вечности он претерпевает наказание, коего избежал в бренном мире.
По великодушному настоянию лорда Тансора поэт был погребен в фамильном мавзолее Дюпоров 23 декабря 1854 года. Теперь уже десять лет минуло со дня, когда мир узнал, что Феб Рейнсфорд Даунт был жестоко убит в расцвете своего дарования, на пороге еще блистательнейшего будущего.
Сейчас, в преддверии годовщины ужасной трагедии, представляется уместным предложить вниманию британской публики эту краткую и неизбежно неполную статью, дабы напомнить о многочисленных литературных достижениях мистера Даунта и отдать дань уважения самому поэту — человеку честному и благородному, чья общительность, безупречные манеры и природное остроумие расположили к нему широкий круг друзей и знакомых, к коему с гордостью причисляет себя автор сих строк....
Поразмыслив над заключительными инициалами, я быстро с уверенностью заключила, что автором мемориальной статьи являлся не кто иной, как волкоподобный мистер Армитидж Вайс, нынче вечером ужинавший с миледи в Красно-золотой столовой зале.
Какую роль играл в жизни миледи этот необычный и явно опасный господин, я не представляла. Значит, к загадке «миссис Кеннеди» прибавилась еще одна тайна.
Оставив все догадки на потом, я принялась читать вторую печатную вырезку, приложенную к письму.
II
Публикация из «Лондонского ежемесячного обозрения» от 1 января 1865 года
Вторая вырезка, как и первая, была взята из «Лондонского ежемесячного обозрения», только на сей раз из рубрики читательских писем. Она содержала ответ одного из подписчиков журнала на статью памяти Феба Даунта, напечатанную месяцем ранее за подписью «А. В.», и тоже пестрела чернильными пометками, сделанными мадам, чтобы обратить мое внимание на отдельные особо существенные моменты. На самом верху первой страницы она написала следующее: «Э.! Как ты сразу поймешь, данная публикация является необходимымкоррективом к другой. Изучи внимательно. М.».
Эту вырезку я также несколько раз прочитала, выписала выделенные фразы в Дневник, а затем предала оригинал огню.
Хит-Холл, графство Дарэм
26 декабря 1864 г.
Глубокоуважаемый сэр! Только что моему вниманию была предложена статья «Памяти Ф. Рейнсфорда Даунта», опубликованная в декабрьском номере Вашего журнала за подписью «А. В.». Надеюсь, Вы выделите мне на Ваших страницах место для ответа.
Ваш анонимный автор поступил похвально, напомнив британской общественности о страшных событиях, произошедших 11 декабря 1854 года. Я не склонен плохо отзываться о мертвых, особенно о публичных персонах вроде покойного мистера Феба Даунта, принявшего столь ужасную и совершенно незаслуженную смерть. Однако, как человек, лично знавший и жертву, и преступника, я полагаю своим долгом высказать иное мнение о двух главных участниках трагедии.
Учась в Итонском колледже с 1832 по 1839 год, я имел полную возможность наблюдать характеры мистера Даунта (с ним я позже учился в Кембридже) и его друга, Эдварда Глайвера. Как следствие, я считаю себя вправе заявить, не опасаясь возражений, что суждения «А В.» о последнем не заслуживают доверия.
Должен повторить: в мои намерения не входит опорочить посмертную репутацию мистера Феба Даунта. Посему я оставлю без ответа утверждение «А. В.», что мистер Даунт, по мнению близко знавших его людей, не был способен на низкие или жестокие поступки, — разве только вспомню слова святого апостола Павла о том, что мы «все лишены славы Божией», и от себя добавлю, что иные из нас лишены оной в большей степени, чем другие. Позвольте мне ограничиться сухими фактами.
Отдельные высказывания «А. В.» наводят на мысль, что в Итоне у мистера Даунта был широкий круг друзей и мистер Глайвер являлся лишь одним из них. Дело обстояло иначе. В действительности будущий поэт не выказывал особого желания сойтись с соучениками. Я не припомню, чтобы до шестого класса он вообще водился с кем-нибудь, помимо мистера Глайвера, за кем неотступно следовал тенью. «А. В.» не упоминает об этом примечательном факте — тем более примечательном, что мистер Глайвер имел почти избыточное количество друзей как среди колледжеров, так и среди оппиданов, и не испытывал никакой необходимости ограничиваться обществом мистера Даунта, хотя часто делал это в ущерб собственным интересам.
Мистер Глайвер, в отличие от мистера Даунта, пользовался всеобщими восхищением и любовью — и вполне заслуженно. Он был личностью незаурядной во всех отношениях; внешне привлекательный, веселый и общительный, одаренный острым восприимчивым умом. Эти качества в сочетании с физической удалью, которую он часто демонстрировал на реке, на крикетном поле (после своих блестящих подач в игре с Хэрроу в 36-м он стал настоящим героем в наших глазах) и в ежегодных матчах по пристенному футболу, сделали мистера Глайвера одним из самых популярных учеников в школе. Таким образом, в статье «А. В.» содержится еще одна существенная ошибка — тем более странная, что мистер Даунт сам подробно описывал своего друга в «Воспоминаниях об Итоне», опубликованных в «Субботнем обозрении» в октябре 1848-го. Конечно, человек может меняться в лучшую или худшую сторону, но к пятнадцати-шестнадцати годам у него, как правило, уже складывается характер, позволяющий с большой долей уверенности предположить, чт о он будет представлять собой в зрелом возрасте. По моему твердому убеждению, в случае Эдварда Глайвера это особенно верно.
Я не собираюсь оправдывать мистера Глайвера — хладнокровное убийство нельзя оправдать, невзирая на любые смягчающие обстоятельства. Я пишу как человек, некогда знавший его и сохранивший о нем добрые воспоминания. Ему нет прощения за гнусное деяние, и всем благомыслящим гражданам остается лишь горько сожалеть, что он избежал наказания по всей строгости закона. Осмелюсь утверждать, однако, что зверское преступление не было следствием некоего врожденного душевного недуга — мистер Глайвер, насколько мне известно, никогда не обнаруживал никаких признаков психического расстройства, что бы там ни говорил «А. В.».
Я не знаю наверное, обычная зависть к благополучию мистера Даунта, назначенного наследником лорда Тансора, или слепая ревность по отношению к леди (ныне титулованной), обручившейся с мистером Даунтом, в сочетании с давним враждебным чувством послужили для мистера Глайвера достаточной причиной, чтобы совершить убийство. Такое объяснение представляется вполне правдоподобным (хотя и неполным) всем людям, знавшим Эдварда Глайвера лучше, чем знал «А. В.».
Воздержавшись от дальнейших рассуждений, добавлю напоследок лишь одно. Все попытки изобразить мистера Глайвера в черных красках только унижают память мистера Даунта, который на протяжении нескольких лет, особенно важных для формирования личности, считал этого джентльмена — а он был истинным джентльменом — ближайшим своим другом.
Как справедливо заметил «А. В.», обстоятельства, приведшие к смерти Ф. Рейнсфорда Даунта, по сей день остаются загадкой. Я искренне и глубоко сожалею о насильственной смерти мистера Даунта и разделяю надежду «А. В.», что убийца — если он жив поныне — еще предстанет перед земным судом или — если он умер — уже ответил за содеянное перед Судом Небесным, коего не избежит никто из нас. Тем не менее доподлинно известных фактов в этом деле мало, а неподтвержденных гипотез много — и «А. В.» добавил к ним еще несколько своих собственных. Остается уповать на то, что Время однажды раскроет нам всю правду, сейчас погребенную под грудой безосновательных предположений и предвзятых суждений.
Засим, сэр, остаюсь искренне Ваш...
Представлялось очевидным, что мадам хотела, чтобы я судила о статье «А. В.» в свете критического отзыва на нее мистера Хизерингтона. Однако по беспристрастном прочтении обеих публикаций я невольно задалась вопросом, какой же из двух взаимоисключающих точек зрения верить. Хотя мистер Вайс вызывал у меня интуитивное недоверие, у меня не было оснований считать, что в своем панегирике мистеру Даунту (в авторстве статьи я почти не сомневалась) он неверно охарактеризовал поэта или его убийцу. С другой стороны, я не знала, насколько можно доверять противоположному мнению мистера Хизерингтона об обоих.
Более важным, впрочем, казался вопрос, какое отношение убийца Эдвард Глайвер имеет ко мне или к Великому Предприятию и почему мадам пожелала, чтобы я составила о нем более благоприятное мнение, нежели выраженное в мемориальной статье мистера Вайса. Ответа на него я не получила.
Я уже устала ломать свою бедную голову над многочисленными загадками и сердилась на мадам, подкинувшую мне еще несколько. А потому, сделав запись в Дневнике, я в совершенном смятении мыслей улеглась спать, ибо мне надлежало явиться к миледи с утра пораньше.
I
Дорога в Барнак
Сегодня среда, 13 сентября. Экипажи для поездки в Барнак, на похороны профессора Слейка, было велено подать к десяти утра.
Спустя минуту-две после назначенного часа я следом за миледи спустилась в Парадный двор, где нас уже ждали мистер Персей Дюпор, его брат и остальные.
На рассвете было пасмурно и прохладно, но сейчас облака понемногу рассеивались, и во влажном воздухе витал восхитительный лесной запах, мгновенно вызвавший у меня воспоминания о наших с мадам прогулках в Булонском лесу туманными сентябрьскими утрами.
Во время туалета миледи почти не разговаривала, и я не предпринимала попыток завести с ней беседу. Когда она поднималась в карету с помощью Баррингтона, лицо у нее выглядело бледным и измученным, а усевшись на место, она устало отвернулась к окошку и уставилась куда-то вдаль. Хотя минувшей ночью госпожа не вызывала меня, я видела по ней, что она опять мучилась кошмарами.
Во втором экипаже должны были ехать мистер Лансинг, управляющий поместьем; мистер Баверсток, секретарь миледи; пастор (без жены), которому предстояло провести заупокойную службу вместо барнакского викария; мистер Кэнди и я. Но когда я двинулась к нему, миледи громко промолвила:
— Нет, Алиса. Вы поедете с нами.
— Да, пожалуйста, мисс Горст. Здесь полно места.
Мистер Рандольф, стоявший у кареты, приветливо улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь мне взойти на подножку.
Смущенная столь исключительным знаком внимания, я покраснела и заколебалась, но он все не отпускал руки, а потому я слегка оперлась на нее, быстро поднялась в экипаж и села напротив леди Тансор. Мистер Рандольф вошел следом за мной и уселся рядом, а мистер Персей, одетый в длинное черное пальто-реглан, устроился бок о бок с матерью.