Пусть попробуют потом разгрести каменную кашу, выковырять из-под нее сплющенные вагоны с паровозом в придачу".
Кругобайкальская железная дорога, строившаяся с огромными затратами и открытая совсем недавно, раньше назначенного срока, была последним звеном Транссиба. Прежде эшелоны выстраивались в огромные очереди у байкальской паромной переправы, теперь же трасса запульсировала с утроенной скоростью. Вывод из строя Половинного туннеля, самого длинного на линии, вновь посадит Маньчжурскую армию на голодный паек.
И это была лишь половина рыбниковского "проэкта".
***
Вторую половину должен был обеспечить постоялец "Казани", с которым Василий Александрович разговаривал совсем иначе - не сухо и отрывисто, а душевно, со сдержанным сочувствием.
Это был совсем еще молодой человек с землистым цветом кожи и выпирающим кадыком. Впечатление он производил странное: тонкие черты лица, нервная жестикуляция и очки плохо сочетались с потертой тужуркой, ситцевой рубашкой и грубыми сапогами.
Самарец харкал кровью и был безответно влюблен. От этого он ненавидел весь мир, и в особенности мир ближний: окружавших его людей, родной город, свою страну. С ним можно было не скрытничать - Мост знал, на кого работает, и выполнял задания со сладострастной мстительностью.
Полгода назад, по поручению Организации, он бросил университет и нанялся на железную дорогу помощником машиниста. Жар топки пожирал последние остатки его легких, но Мост за жизнь не цеплялся, ему хотелось поскорее умереть.
- Вы говорили нашему человеку, что хотите погибнуть с шумом. Я дам вам такую возможность, - звенящим голосом сказал Рыбников. - Шуму будет на всю Россию и даже на весь мир.
- Говорите, говорите, - поторопил его чахоточный.
- Александровский мост в Сызрани. - Рыбников сделал эффектную паузу. - Самый длинный в Европе, семьсот саженей. Если рухнет в Волгу, магистраль встанет. Вы понимаете, что это значит?
Человек по кличке Мост медленно улыбнулся.
- Да. Да. Крах, поражение, позор. Капитуляция! Вы, японцы, знаете, куда бить! Вы заслуживаете победы! - Глаза бывшего студента вспыхнули, темп речи с каждым словом делался всё быстрей. - Это можно! Я могу это сделать! У вас есть сильная взрывчатка? Я спрячу ее в тендере, среди угля. Один брикет возьму в кабину. Брошу в топку, детонация! Фейерверк!
Он расхохотался.
- На седьмом пролете, - мягко вставил Рыбников. - Это очень важно. Иначе может не получиться. На седьмом, не перепутайте.
- Я не перепутаю! Послезавтра мне заступать. Товарняк до Челябинска. Машинисту так и надо, мерзавец, всё глумится над моим кашлем, "глистой" обзывает. Мальчишку-кочегара жалко. Но я его ссажу. На последней станции задену по руке лопатой. Скажу: ничего, буду кидать уголь сам. А уговор? - вдруг встрепенулся Мост. - Про уговор не забыли?
- Как можно, - приложил руку к сердцу Рыбников. - Помним. Десять тысяч. Вручим в точности, согласно вашей инструкции.
- Не вручить, не вручить, а подбросить! - нервно выкрикнул больной. - И записку: "В память о несбывшемся". Я напишу сам, вы перепутаете!
И тут же, брызгая чернилами, написал.
- Она поймет... А не поймет, еще лучше, - бормотал он, шмыгая носом. - Вот, возьмите.
- Но учтите: деньги и записку дорогая вам особа получит лишь в одном случае - если мост рухнет. Не обсчитайтесь: на седьмом пролете.
- Не бойтесь. - Самарец хмуро стряхнул с ресниц слезу. - Чему-чему, а точности чахотка меня обучила - принимаю пилюли по часам. Главное, не обманите. Дайте честное слово самурая.
Василий Александрович вытянулся в струну, нахмурил лоб и сузил глаза. Потом сделал какой-то невообразимый, только сейчас придуманный им жест и торжественно произнес:
- Честное слово самурая.
***
Главный разговор тет-а-тет был назначен в семь часов вечера, в извозчичьем трактире близ Калужской заставы (тот самый пункт №3).
***
Главный разговор тет-а-тет был назначен в семь часов вечера, в извозчичьем трактире близ Калужской заставы (тот самый пункт №3).
Место было выбрано с толком: темно, грязновато, шумно, но не крикливо. Здесь пили не горячительные напитки, а чай - помногу, целыми самоварами. Публика была чинная, нелюбопытная - нагляделись за день на уличную сутолоку да на седоков, теперь бы посидеть в покое за приличным разговором.
Василий Александрович явился с десятиминутным опозданием и сразу направился к угловому столу, за которым сидел крепкий бородач с неподвижным лицом и цепким, ни на миг не останавливающимся взглядом.
Весь последний час Рыбников наблюдал за входом в трактир из соседнего подъезда и Дрозда приметил еще на подходе. Когда убедился, что слежки нет, вошел.
- Кузьмичу мое почтеньице! - крикнул он издалека, подняв растопыренную пятерню - Дрозд его в лицо не знал, а нужно было изобразить встречу старых приятелей.
Революционер нисколько не удивился, ответил в тон:
- А-а, Мустафа. Садись, татарская харя, почаевничаем.
Сильно стиснул руку, да еще хлопнул по плечу.
Сели.
За соседним столом большая компания степенно кушала чай с баранками. Поглядели на двух друзей без интереса, отвернулись.
- За вами не следят? - тихо спросил Василий Александрович о самом насущном. - Уверены, что в вашем окружении нет агента полиции?
Дрозд спокойно ответил:
- Почему же не следят, обязательно следят. И провокатор имеется. Мы его, иуду, пока не трогаем. Лучше знать, кто, а то другого приставят, вычисляй его.
- Следят? - напружинился Рыбников и метнул взгляд в сторону стойки - за ней имелся выход в проходной двор.
- Ну, следят, так что? - Эсэр пожал плечами. - Когда можно, пускай следят. А когда ни к чему, можно и оторваться, дело привычное. Так что не нервничайте, отважный самурай. Я нынче чистенький.
Второй раз за сегодняшний день Василия Александровича назвали самураем, но теперь с явной насмешкой.
- Вы ведь японец? - спросил получатель Транспорта, хрустнув куском сахара и шумно втянув чай из блюдца. - Я читал, что некоторые из самураев почти неотличимы от европейцев.
- Какая к бесу разница - самурай, не самурай, - обронил Рыбников, по привычке подстраиваясь под тон собеседника.
- Это верно. Давайте к делу. Где товар?
- Перевез в склад на реке, как вы просили. Зачем вам река?
- Нужно. Куда именно?
- После покажу.
- Кто кроме вас знает? Ведь разгрузка, перевозка, охрана - целое предприятие. Люди надежные? Язык за зубами держать умеют?
- Они будут немы, как рыбы, - серьезно сказал Рыбников. - Ручаюсь головой. Когда будете готовы забрать?
Дрозд почесал бороду.
- Думаем часть товара, небольшую, в Сормово сплавить, по Оке. Завтра к ночи оттуда придет баржа. Тогда и заберем.
- Сормово? - прищурился Василий Александрович. - Это хорошо. Правильный выбор. Каков ваш план действий?
- Начнем с забастовки на железных дорогах. Потом всеобщая. А когда власть нервишками дрогнет, пустит казаков или маленько постреляет - вмиг боевые отряды. На сей раз обойдемся без булыжника, орудия пролетариата.
- Когда начнете-то? - небрежно спросил Рыбников. - Нужно, чтоб самое позднее через месяц.
Каменное лицо революционера скривилось в усмешке:
- Выдыхаетесь, сыны микадо? Язык на плечо?
По зале прокатился смешок, и Василий Александрович от неожиданности вздрогнул - неужто услышали?
Рывком обернулся - и тут же снова расслабился.
Это в трактир ввалились двое седобородых извозчиков, здорово навеселе. Один, не удержавшись на ногах, упал, второй помогал ему подняться, приговаривая:
- Ничаво, Митюха, конь об четырех ногах, и то спотыкается...
От одного из столов крикнули:
- Энтакого коняшку на живодерню пора!
Загоготали.
Митюха заругался было на насмешников, но налетели половые и в два счета вытолкали пьяненьких ванек прочь - не срами почтенное заведение.