- Вы что, рехнулись?!
Триумфально оскалившись, Евстратий Павлович бросил через плечо:
- А вы как думали? Что Мыльников железнодорожным всю славу отдаст? Хрену вам тертого! Мой япошка, мой!
С разных концов площади к кургузому человечку неслись филеры, числом четверо. Заливисто свистели, грозно орали:
- Стой!
Шпион послушался, остановился. Повертел головой во все стороны. Убедился, что бежать некуда, но все-таки побежал - вдогонку за ранним, пустым трамваем, что с лязгом катил в сторону Зацепы.
Филер, бежавший наперерез, решил, что разгадал намерение врага, - бросился навстречу вагону и лихо впрыгнул на переднюю площадку.
Тут как раз и японец догнал трамвай, однако внутрь не полез, а с разбегу подпрыгнул, зацепился руками за перекладину висячей лесенки и в два счета оказался на крыше.
Агент, оказавшийся в вагоне, заметался среди скамеек - не уразумел, куда подевался беглец. Трое остальных кричали, махали руками, но он их жестикуляции не понимал, а дистанция между ними и трамваем постепенно увеличивалась.
От вокзала на диковинное представление пялились зрители: отъезжающие, провожающие, извозчики.
Тогда Евстратий Павлович высунулся в форточку чуть не до пояса и оглушительным, йерихонским голосом возопил:
- Трамвай тормози, дура!
То ли филер услышал начальственный вопль, то ли смикитил сам, но кинулся к вагоновожатому, и тут же завизжали тормоза, трамвай замедлил ход, и отставшие филеры стали быстро сокращать дистанцию.
- Врет, не уйдет! - удовлетворенно констатировал Мыльников. - От моих орлов - нипочем. Каждый из них стоит десятка ваших железнодорожных олухов.
Трамвай еще не остановился, еще скрежетал по рельсам, а маленькая фигурка в пиджачке пробежала по крыше, оттолкнулась ногой, сделала немыслимое сальто и аккуратно приземлилась на газетный киоск, стоявший на углу площади.
- Акробат! - ахнул Евстратий Павлович.
Фандорин же пробормотал какое-то короткое, явно нерусское слово и вскинул к глазам бинокль.
Запыхавшиеся филеры окружили деревянную будку. Задрав головы, махали руками, что-то кричали - до похоронной конторы доносилось только "мать-мать-мать!".
Мыльников возбужденно хохотал:
- Как кошка на заборе! Попался!
Вдруг инженер воскликнул:
- Сюрикэн!
Отшвырнул бинокль, выскочил на улицу, громко закричал:
- Берегись!!!
Да поздно.
Циркач на крыше киоска завертелся вокруг собственной оси, быстро взмахивая рукой - будто благословлял филеров на все четыре стороны. Один за другим, как подрубленные, мыльниковские "орлы" повалились на мостовую.
В следующую секунду шпион мягко, по-кошачьи спрыгнул вниз, помчался вдоль улицы к зияющей неподалеку подворотне.
Инженер бежал вдогонку. Надворный советник, в первый миг остолбеневший от потрясения, кинулся следом.
- Что это? Что это? - кричал он.
- Уйдет! - простонал Эраст Петрович.
- Я ему уйду!
Мыльников выдернул из-под мышки револьвер и, как истинный мастер, открыл стрельбу на бегу. У Евстратия Павловича были основания гордиться меткостью, движущуюся фигуру он обычно клал с пятидесяти шагов первой же пулей, но тут просадил весь барабан, а попасть не сумел. Чертов японец бежал странно, то косыми скачками, то зигзагами - попробуй подстрели.
- Зараза! - Мыльников щелкнул бойком по стреляной гильзе. - Стреляйте, что же вы!
- Б-беспопезно.
На пальбу от здания вокзала бежали сорвавшиеся из засады жандармы. В публике началась паника - там кричали, толкались, размахивали зонтиками. С нескольких сторон доносились свистки городовых. А беглец тем временем уже исчез в подворотне.
- По переулку, по переулку! - показал Фандорин жандармам. - Слева!
Голубые мундиры бросились в обход дома, Мыльников, свирепо матерясь, лез по пожарной лестнице на крышу, а Эраст Петрович остановился и безнадежно покачал головой.
В дальнейших поисках он участия не принимал. Посмотрел, как суетятся жандармы и полицейские, послушал несущиеся сверху вопли Евстратия Павловича и двинулся обратно к площади.
У газетного киоска толпились зеваки, мелькала белая фуражка околоточного.
Подходя, инженер услышал дребезжащий старческий голос, возвещавший слушателям:
- Сказано в пророчестве: посыплются с небеси звезды железные и поразят грешников...
Эраст Петрович хмуро сказал околоточному:
- Публику убрать.
И хоть был в цивильном платье, полицейский по тону понял - этот имеет право приказывать - и немедленно задудел в свисток.
Под грозное "Пасстаранись! Куда прешь?" Фандорин обошел место побоища.
Все четверо агентов были мертвы. Лежали в одинаковой позе, навзничь. У каждого во лбу, глубоко войдя в кость, торчала железная звездочка с острыми блестящими концами.
- Хос-поди! - закрестился подошедший Евстратий Павлович.
Всхлипнув, присел на корточки, хотел выдернуть железку из мертвой головы.
- Не трогать! К-края смазаны ядом.
Мыльников отдернул руку.
- Что за чертовщина?
- Это сюрикэн, он же сяринкэн. Метательное оружие "крадущихся". Есть в Японии такая секта потомственных шпионов.
- Потомственных? - часто-часто заморгал надворный советник. - Это как у нашего Рыкалова из розыскного отдела? У него еще прадед в Секретной канцелярии служил, при Екатерине Великой.
- Вроде этого. Так вот зачем он на киоск взобрался...
Последняя реплика Эраста Петровича была адресована самому себе, но Мыльников вскинулся:
- Зачем?
- Чтоб метать по неподвижным мишеням. А вы - "к-кошка на заборе". Ну и наломали же вы, Мыльников, дров.
- Что дрова. - По щекам Евстратия Павловича катились слезы. - Наломал - отвечу, не впервой. Людей жалко. Ведь какие молодцы, один к одному. Зябликов, Распашной, Касаткин, Мебиус...
Со стороны Татарских улиц бешено вылетела коляска, из нее выкатился бледный человек без шляпы, еще издали закричал:
- Евстратьпалыч! Беда! Ушел Дрозд! Пропал!
- А наш подсадной что?!
- Нашли с ножом в боку!
Надворный советник зашелся таким бешеным матом, что из толпы донеслось уважительное:
- Внятно излагает.
А инженер быстрым шагом двигался в сторону вокзала.
- Куда вы? - крикнул Мыльников.
- В камеру хранения. Теперь за мелинитом не явятся.
***
Но Эраст Петрович ошибся. Перед распахнутой дверью переминался с ноги на ногу приемщик.
- Ну как, взяли голубчиков? - спросил он, увидев Эраста Петровича.
- Каких г-голубчиков?
- Да как же! Тех двоих. Которые багаж забрали. Я жал на кнопку, как велено. Потом заглянул в комнату к господам жандармам. Смотрю - пусто.
Инженер застонал, как от приступа боли.
- Д-давно?
- Первый был ровно в пять. Второй минуточек через семь-восемь.
Брегет Эраста Петровича показывал пять двадцать девять.
Надворный советник снова заматерился, но теперь уже не грозно, а жалобно, в миноре.
- Это пока мы по дворам и подвалам лазали, - причитал он.
Фандорин же констатировал траурным голосом:
- Разгром хуже Цусимы.
Слог второй, насквозь железнодорожный
Здесь же, в коридоре, случился межведомственный конфликт. Эраст Петрович, от злости утративший свою обычную сдержанность, высказал Евстратию Павловичу всё, что думает по поводу Особого Отдела, который горазд плодить доносчиков и провокаторов, а как дойдет до настоящего дела, оказывается ни на что не годен и лишь приносит вред.
- Вы, жандармы, тоже хороши, - огрызнулся Мыльников. - Что это ваши умники без приказа с засады сорвались? Упустили мелинитчиков, где их теперь искать?
И Фандорин умолк, сраженный то ли справедливостью упрека, то ли обращением "вы, жандармы".
- Не сложилось у нас с вами сотрудничество, - вздохнул представитель Департамента полиции.