Может, завтра, а? Никуда этот Гийом Оноре от нас не денется. Поехали домой, мон шер. От работы кони дохнут.
Только не орловские рысаки. Бодрые могучие звери весело ударили копытами, лихо закусили удила и с какой-то бесшабашной, истинно русской удалью поперли по столице Франции. Их ждали конюшня, отборное зерно и заботливые руки умелых коноводов. Бурова и Анри ждал маркиз — при шпаге, во всем черном, в прескверном настроении.
— Ну где вы там бродите, господа? — кисло осведомился он, повертел в руках табакерку и с мелодичным звоном открыл. — Прожекты, господа, меняются. Сегодня вечером у нас внеплановое мероприятие. Попрошу вас через два часа ко мне за разъяснениями. Пока можете идти отдыхать. И мой категорический наказ: ни капли вина, ни полкапли водки. Дело предстоит хлопотливое, горячее. — Он влез холеными пальцами в табак, запустил в ноздрю добрую понюшку, сморщился, показал язык и оглушительно, топнув ногой, чихнул: — Апчих… Да, да, весьма горячее… Апчих… Все, вы свободны, господа.
Даже и словом не обмолвился насчет подробного рапорта в трех экземплярах. Видимо, и впрямь в планах что-то резко поменялось.
— А пошли бы все эти прожекты в задницу, — высказался шевалье, когда они с Буровым вышли в коридор. — Ни пожрать толком, ни поспать. Как же, ни капли вина, ни полкапли водки… Только розовые гадюки в постели… Нет уж, ни хрена!
— Вы совершенно правы, мон ами, ни хрена, — согласился мучимый жаждой Буров, шумно проглотил слюну и с готовностью поспешил к столу, вкусно сервированному на двоих в Розовой гостиной.
Ох и врезали же они с шевалье и по мясу, и по птице, и по бургундскому, и по токайскому. Дело-то все-таки ожидалось горячее… Наконец, несколько размякнув телом, но воспарив душой, Буров потянулся было на отдых, но мирно покемарить в спокойной обстановке ему не удалось — пожаловала Лаура. Прекрасная, загадочная и соскучившаяся. Со вполне определенной целью. Так что еще до постановки задачи маркизом у Бурова состоялась своя постановка, в постели, с началом и концом. Прошла на бис, с аншлагом, под вздохи восхищения и одобрения. А все-таки было бы лучше вздремнуть…
Хмурый, с тяжелой головой явился он пред очи маркиза. Шевалье также был мрачен, зевал, тер виски, смотрел зверем, без сыновней почтительности. Зато Лаура блаженно улыбалась и излучала ауру полнейшей удовлетворенности. Прекрасное лицо ее светилось радостью, глаза лучились обаянием, в голосе, на редкость выразительном, слышались хрустальные колокольцы. Чудо как хороша была Лаура, прямо образчик гармонии и красоты. Не много же ей надо для полного счастья. Вернее, много, ох как много…
— Итак, что же мы имеем, господа? — осведомился маркиз, всем своим видом как бы продублировав вопрос: кого мы имеем? Он вздохнул, нахмурился и выругался шепотом, вроде бы про себя: — Еш твою сорок через семь гробов налево!
Причина его дурного расположения духа открылась скоро. Сегодня утром пришла шифрованная депеша, из коей следовало, что нынче вечером в соборе Нотр-Дам состоится встреча секретного уполномоченного Гардуны с доверенным посланником принцессы де Ламбаль, гроссмейстера женской секции “Посвященных масонов”, любовницы всесильного маркиза де Шефдебьена и лучшей подруги королевы Франции. Ни больше, ни меньше… Приказ был строг, категоричен и разночтении не допускал: человека из Гардуны надлежало взять живым вместе с тайным пакетом, переданным ему принцессой. Плевать, что в храме и на глазах свидетелей. Исполнять!!! Хорошенькое дело. Это значит сразу испортить отношения и с масонами, и с церковниками, и с королевой. А главное, с этим таинственным, неизвестно еще какие силы представляющим поганцем Шефдебьеном.
М-да…
— Я открыл вам, господа, все, что имел право открыть, — скорбно закончил свой инструктаж маркиз, он был бледен и выглядел страшно усталым. — Кроме как на вас, увы, мне не на кого положиться. Вы знаете, что в нашем доме поселилась крамола. Ну ничего, ничего, скоро, бог даст, мы ее выжжем каленым железом. Но это, господа, потом. Сейчас — вперед, вперед!
Как начальство скажет. Выехали без промедления на трех каретах, взяв в качестве поддержки дворецкого, садовника и отделение лакеев. Путь лежал в Старый город, Ситэ, к громаде Нотр-Дама, мощно и величественно вырисовывающейся на горизонте.
Доехали без приключений, остановились в проулке, вылезли из карет, построились по ранжиру.
— Смирно! — маркиз приосанился, выпятил грудь и кинул командирский взгляд на дворецкого и его команду. — В церкви праздно не шататься, глазами, а тем паче руками не шарить, к женскому полу не приставать, голоса не повышать, матерно не выражаться. Всем надлежит кучно занять сидячие места в прямой видимости алтаря и следить за изменениями в обстановке. А будет в том конкретная нужда — разить врага до виктории, беспощадно. В общем, приказываю держать себя чинно и с достоинством — в храме хоть и католики поганые, но все ж таки христиане. Ну, ребятушки, с богом! Равняйсь! Смирно! Вольно! Налево! Шагом марш!
Лакеи под предводительством дворецкого сделали четкий полуоборот и строем, в ногу, двинулись по направлению к храму, крестясь на ходу синхронно, только вот по-нашему, по-православному…
“Господи, ну почему без дебилизма в войсках никак?” — Буров посмотрел им вслед, удрученно сплюнул, а маркиз между тем вытащил часы и с видом полководца изрек:
— Время еще терпит, господа. Думаю, легкий моцион нам не повредит.
Ладно, пошли дышать свежим воздухом, благо рядом за решетчатой оградой находился скверик Нотр-Дам. Печальный, запущенный, заросший травой, однако отнюдь не пустынный. Вокруг гранитного шестиугольника с готической башенкой в центре медленно прогуливалась парочка — задумчиво, под ручку. Надо полагать, очень сладкая. Маленький сутулый человечек в мешковатом камзоле и стройный, на редкость симпатичный юноша с мечтательными глазами. Не замечая ничего вокруг, они томно ворковали и напоминали голубков, каких рисуют на поздравительных открытках. С золотой свадьбой вас! Блин…
— Наконец-то вы уяснили, милый мой, что только Ганимед смог дать Юпитеру то, чем его пытались осчастливить столько женщин, — говорил сутулый человечек, и его маленькие, глубоко посаженные глазки светились затаенной похотью. — Только мужчина может до конца понять другого мужчину и нежно, с любовью, но в то же время напористо указать ему дорогу на вершину блаженства. Доверьтесь мне, мой друг, и все ключи от рая будут ваши. Это говорю вам я, Максимилиан Робеспьер, человек, кое-что понимающий в настоящей мужской дружбе.
Угасал погожий осенний день, шуршала под ботфортами листва, медленно шла по кругу женихающаяся парочка. Маркиз, занятый своими мыслями, молчал, шевалье боролся с Морфеем, Лаура любовалась закатом, а Бурова терзали сомнения — интересно, это тот самый Робеспьер или какой-нибудь другой? Малый рост, плюгавость, сколиоз. Похож, ох, похож… Однако не факт. Ладно, во всяком случае и тот, и этот педерасты.
Наконец, вырвавшись из плена мыслей, маркиз глянул на часы, встрепенулся, и в повелительном голосе его прорезалась сталь:
— Время, господа. За мной.
И первым устремился под древние своды, помнившие еще те времена, когда могучий корабль Лютеции был просто утлой лодчонкой. Внутри храма было просторно и все внушало мысль о быстротечности земного, о краткости мгновения, называемого жизнью: гербы-эпитафии на стенах, изображения пекла на створках алтаря, скорбные лики угодников, Христа и Приснодевы.