Они поняли, что идет борьба за их жизнь. Даже малыши это чувствовали и все дрожали, прижимаясь к родителям. Когда ведьма удалилась, Тин быстро увел семейство в нору…
Разговор ведьмы с подлешиком состоялся в овраге неподалеку.
— Что же ты, паршивый одноухий пес, послал гонца?
— Я не одноухий, о повелительница!
— Тогда будешь одноухим! Я оторву одно из твоих паршивых ушей! Все равно ты не умеешь, как надо, подслушивать!
— Умею, о повелительница! Прости меня! Так получилось… Я хорошо слышал, как этот волк улегся спать, зевнул, захрапел.
— Он обманул тебя, одноухий идиот! Волки очень хитрые, они наверняка видели тебя.
— Я был в яме, они не могли меня видеть!
— Значит, видели твое дурацкое ухо или учуяли тебя своими волчьими носами. Волки очень осторожные звери, умные, хитрые. Пора тебе знать это, одноухий идиот!
— Я не одноухий!
— Молчи!
— Слушаюсь.
— А что ты прибежал сюда? Иди немедленно обратно, выбери место получше, чтобы не видели тебя, пустая твоя голова, и наблюдай днем и ночью, как я велела тебе.
— Слушаюсь, о повелительница! — подлешик тотчас скользнул к кустам.
— Фир, постой!
— Я! — подлешик мгновенно возвратился.
— Гонца возьми. И еще одного — ночного. — Ведьма подала ему сначала большую осу, затем маленькую летучую мышь.
Подлешик торопливо рассовал их по карманам своих засаленных брюк и юркнул в кусты. Приближаясь к норе, он двигался ползком, медленно и совершенно бесшумно. Вскоре его чуткое привое ухо уловило негромкий разговор:
— Она увидела, что мы настороже, услышала твой голос, отец, и не напала. Она не напала, потому что услышала твой голос. Я видел иглу в ее руке. — Это говорил дежурный волк. Подлешик узнал его голос.
— Пусть бы посмела сунуться, мы бы показали ей! — добавила дежурная волчица.
— Молчите, волки! Я чувствую-нас подслушивают, — спокойно сказал старый Вергил.
Подлешик узнал и его голос и весь съежился, сжался в комок от страха.
— Позволь, отец, мы пойдем и выпотрошим того, кто посмел подслушивать тебя! Позволь, отец! — раздались еще волчьи голоса.
Подлешик понял, что волчий вождь пришел не один. С ним было много волков. Леденящие мурашки страха побежали по позвоночнику, перехватили горло, кольнули в коленках… Фир представил, что будет, если волки поймают его. А если станут искать, то обязательно найдут и поймают. На то они и волки. Обильный холодный пот выступил на огромном правом ухе подлешика.
— Не надо. Мы сейчас уходим. У меня нет времени.
Зер и Лана продолжают нести охрану. И будьте настороже. Я всегда жду вашего сигнала.
Волчий вождь ушел. Ушли волки его стаи. Фир слышал, как остались те же два волка охраны.
Подлешик еще долго лежал в оцепенении, приходя в себя от пережитого страха. Затем долго думал о том, как наблюдать за волками, чтобы они этого не заметили. Так ничего нового и не придумал. Потом осторожно и бесшумно продвинулся еще ближе к норе.
15. КАРРАГАР
Черный ворон Каррагар уселся на ветвь Древнего Кедра почти у самой вершины.
— Рад видеть тебя, почтенный Каррагар, — произнес Кедр, едва ворон прилетел, — как давно тебя не было!
— Р-рад видеть тебя, Др-р-рев-ний Кедр-р-р! Ты, как и прежде, велик и зелен, несмотря на почтенный возраст!
— А ты, Каррагар, как и прежде, мудр, несмотря на молодость.
— Скажи мне, Древний Кедр, что тут важного произошло без меня. Не было ли за это лето великих бед? Случались ли большие битвы? Появлялся ли кто новый из дальних краев?
— Ничего такого особенного не случалось. Даже великих пожаров в это лето не было. Тихое лето… Но дела всякие происходят. Мудрый волк Вергил потребовал от леших соблюдения Закона Леса. А это не совсем сходится с их Великими Болотными Правилами.
— Об этом не надо, почтенный Кедр, тем более, что про эти события я знаю.
— Может быть, ты, мудрый Каррагар, расскажешь мне, что повидал там, далеко за горизонтом. Многое ли удалось тебе увидеть, узнать за это твое путешествие?
— Многое.
— Велик ли мир там, за горизонтом, куда не достает мой взгляд?
— Велик, почтенный Кедр.
— Вот стою я здесь уже семьсот лет, мудрый Каррагар. Видел много событий, помню много всякого. Знаю столько о Лесе, о зверях, о тайнах природы, что вряд ли кто еще столько знает. А иногда думаю, что отдал бы свое долговечное, тысячелетнее созерцание земли и Леса за, может быть, короткую жизнь птицы или зверя, который волен бежать или лететь, куда ему хочется. Тяжко быть прикованным к своему месту. Даже если есть и сила, и независимость, и почет, и великая память обо всем.
— Может быть, ты и прав, Древний Кедр, — после некоторого молчания молвил Каррагар, — но не думай, что все счастье в движении. Иной зверь или птица только и мечтает о том, как бы найти спокойное место, где бы ему никто не мешал жить, дышать, думать. Где его не съедят, не обидят, не растопчут. Мало кто так прочно устроен в жизни, как ты, почтенный Кедр. Я понимаю, тебе хочется за горизонт, тебе интересно, что там. Я скажу тебе: там такие же леса, холмы, реки, озера. И за многие дни полета не встретишь такого могучего и древнего Кедра, как ты.
— Слушаю тебя, почтенный Каррагар, и как-то спокойно на душе. Словно не я, а ты прожил семьсот лет, так интересна и рассудительна твоя речь. Как ты научился понимать мир, зверей, природу?
— Я еще не научился этому, Древний Кедр, хотя все, что я знаю, собрано за много сотен лет и передано мне. Тут ты не ошибся, почтенный Кедр. В этом не моя заслуга, но в этом мое предназначение и моя судьба.
— Скажи мне, черный и мудрый Каррагар, вот ты уже знаешь о делах, которые затевают ведьма и Леший Фарг. Что ты думаешь обо всем этом?
— Суета все это!…
— Да… Пожалуй. А я вот смотрел, смотрел, да и подумал: надо заступиться за семью барсуков, они такие степенные, трудолюбивые, аккуратные, скромные. Я не верю в какую-либо их вину. Все это выдумано, чтобы расправиться с ними. И я решил помочь им, предложил перейти ко мне, под корни мои, барсукам ведь недолго нору отрыть…
Ворон помолчал, сидя неподвижно, затем спокойно и задумчиво произнес:
— Это — твое дело!
— И ты знаешь, почтенный Каррагар, — продолжал Кедр, — он — барсук Тин — не принял моего предложения. Сказал, что в старой норе жил его отец, его дед, там родились его дети. Он сказал мне, что будет там жить до конца, до последней своей ночи. И отказался…
Ворон внимательно выслушал все, что сказал Кедр, и, снова помолчав, добавил:
— А это — его дело!
— Конечно…
Древний Кедр заметил, что когда он говорил обо всем этом, ворон стал немногословен, как часто бывало, хотя разговор поддерживал.
— Почтенный Каррагар, мне бы хотелось услышать твое мнение о заветной мечте Лешего Фарга, о том, что он желает перестать быть синим.
— Ума ему это не прибавит. И я очень сомневаюсь, что ему вообще удастся достать Лунную жемчужину! Русалки дорожат ею, и не отдадут ни за что! А днем, когда они спят, единственный, кто мог бы ее достать, это выдра Бара. Но она — злейший враг синего Фарга. В Канаве был казнен ее выдренок.
— Да… Пожалуй, Лешему придется остаться синим навсегда.
— Пожалуй.
Теплый августовский день уже далеко перевалил за середину, а Кедр и Каррагар все беседовали, с интересом обсуждая события, происходящие в Лесу, их смысл, их значение и важность.
— Скажи мне, мудрый Каррагар, — неожиданно спросил Кедр, — а для чего мы все живем?
— Это очень непростой вопрос, почтенный Кедр. Но если уж ты хочешь услышать, как я на него отвечу, то я скажу, что у каждого — свое предназначение.