А задание командира дивизиона было выполнено успешно.
Атака в Померанской бухте
И снова под воду.
Погрузившись, приблизились к Гогланду. Мне надо было уточнить место лодки по береговым ориентирам. В перископ остров показался безлюдным и очень чужим. Пеленги я взял быстро, благо все приметные точки - мысы, здания, башни - были хорошо знакомы: перед войной довольно часто приходилось плавать в этом районе.
Здесь, у Гогланда, в ноябре 1941 года погибла подводная лодка "Л-2". Штурманом на ней служил Алексей Лебедев. На занятиях в классах подводного плавания я сидел с ним за одним столом. Это был обаятельный юноша с волевым лицом и неизменной трубкой во рту.
Алексей писал мужественные стихи, которые многие курсанты заучивали наизусть. Это были стихи о море, о Родине, о высоком патриотизме советских моряков. Каждая их строчка точно била в цель.
Стихи Лебедева были известны далеко за пределами училища. Прославленный советский поэт Николай Тихонов писал о нем, что Алексей Лебедев жил в страшное, сокрушительное время, когда счет, предъявлявшийся молодости, смутил бы своей суровостью и испытанного в житейских волнениях бывалого человека. И, конечно, Алексей Лебедев почувствовал в голосе времени родную его таланту ноту. Как сигналы боевой тревоги, рождались в нем стихи. И от стиха он переходил к тем действиям, которые раньше знал по книгам. Для его натуры это было естественно и закономерно...
Лебедев был и отличным штурманом, настоящим моряком-подводником. Именно поэтому подавляющее большинство его стихов посвящено флоту. Мне запомнились такие строки:
Превыше мелочных забот
Над горестями небольшими
Встает немеркнущее имя,
В котором жизнь и сердце - флот!
Но вернусь к прерванному рассказу. Нам предстояло преодолеть последний рубеж на пути в Балтику. Он проходил по линии Таллин, Хельсинки и назывался нарген-порккалауддским. Практически он наглухо перекрывал выход из Финского залива. Но только не для советских подводников.
Чтобы уточнить место, мы всплыли еще раз под перископ у острова Нарген. Ярошевич, повращав перископ, сказал, как мне показалось, взволнованно:
- За Наргеном Таллин. К сожалению, далеко. В перископ не увидишь.
Я понял его состояние. Перед войной в Таллине жила семья командира - жена и две дочурки, а в то время они находились в эвакуации. Немногим более года назад и я бродил по улицам Таллина. И мне вновь представилась привычная панорама города с возвышающимися над ним кирхами и Вышгородом. Сердце учащенно забилось. Вспомнились слова балтийцев, которые, покидая столицу Советской Эстонии той первой военной осенью, говорили: "Мы еще вернемся к тебе, Таллин!.."
Определившись по приметным ориентирам на острове Нарген, мы продолжили путь. Вначале плавание проходило в общем благополучно. Но вскоре именно на рубеже Нарген, мыс Порккала-Удд корабль попал на минное поле.
Из первого отсека поступил доклад лейтенанта Ю. Шагиняна:
- Скрежет металла по левому борту!
Скрежет металла! Не надо было никому объяснять, что означал доклад. Мы коснулись левым бортом минрепа - троса, который держит мину на определенной глубине. Стоит ему зацепиться за какую-нибудь неровность на корпусе лодки мина подтянется к нам. И произойдет сильнейший взрыв.
- Скрежет металла по левому борту!
Это уже доклад из второго отсека. Значит, минреп ползет по корпусу. Скрежет приближается к центральному посту. Самое опасное место - корма. Там горизонтальные рули, винты. Смотрю на командира. Ярошевич внешне невозмутим. На лице его не дрогнул ни один мускул.
- Стоп левая, - командует он. - Лево на борт!
Выполнение экипажем этих команд отбрасывало корму от минрепа. Скрежет в районе кормовых отсеков прекратился.
У всего экипажа вырвался вздох облегчения. Однако тут же новый доклад. Тоже из носовых отсеков. На этот раз о скрежете с правого борта. И все повторилось сызнова.
Впоследствии мне не раз приходилось слышать этот зловещий скрежет. Только в походе, о котором сейчас пишу, мы девять раз пересекали минные поля. Но, скажу честно, тот, первый, оставил в памяти самую глубокую зарубку.
Когда скрежет прекратился и минное поле осталось позади, наш комиссар Александр Иванович Баканов обратился к командиру:
- Я, пожалуй, пройду по отсекам?
- Да, конечно, - поддержал его Ярошевич. - Потолкуй с людьми.
Командир и комиссар понимали друг друга с полуслова: надо было снять нервное напряжение, которое, несомненно, еще владело людьми.
А Баканов мог шуткой, метким словом, советом отвлечь человека от невеселых мыслей, поднять у него настроение. На мой взгляд, он в полной мере обладал качествами, присущими настоящему Комиссару, комиссару с большой буквы.
Быть первым, быть в гуще событий, среди людей - девиз политработника. Невозможно представить его затворником, оторванным от людей, от живого дела. Ведь суть и назначение политработы - воспитание у людей коммунистической убежденности, классового самосознания, коммунистической морали. Хочу подчеркнуть, что работа с людьми - самая сложная, пакую только можно себе представить. В разных жизненных ситуациях политработнику приходится быть и педагогом, и психологом, и политическим деятелем, и философом. И притом еще непременно отлично владеть словом.
Все эти прекрасные качества были присущи нашему комиссару. Я уже говорил, что он прошел большую жизненную школу. Начал службу рядовым матросом. Получил закалку еще в боях гражданской войны и авторитетом пользовался огромным. А главное - Александр Иванович обладал редкостным даром находить душевный контакт с людьми. И хотя лодка была разделена на отсеки и нас отгораживали друг от друга водонепроницаемые стальные переборки, наш экипаж благодаря Баканову был единым, сплоченным коллективом...
Записав в штурманском журнале время, отсчет лага, широту и долготу места, я сделал приписку: "Вошли в Балтийское море". Да, то, к чему мы так стремились, свершилось! Вдоль восточной части шведского острова Готланд курсом на юг наша лодка направилась в логово врага, в район Померанской бухты.
Плавать по Балтийскому морю было легче, нежели по Финскому заливу: и просторней, и глубины побольше, и минных полей поменьше. Кроме того, на берегу нейтральной Швеции вовсю светили маяки. А для штурмана это сущее благо: место по маякам можно определить с максимальной точностью.
Свет маяков навевал воспоминания о мирных днях, а разноцветные проблески огней как бы связывали моряков с берегом, со всем родным и близким, что находится там.
Когда же были они, эти мирные дни? Когда зубрили в -аудиториях морские премудрости, пели песни на вечерних прогулках и отправлялись в желанные увольнения "на берег", хотя училище прочно стояло на самом что ни на есть берегу! Казалось, это было очень давно...
Как-то во время похода, перебирая старые записные книжки, я наткнулся на англо-русский словарик, который от руки заполнял еще в училище. Вспомнилась преподавательница Ольга Михайловна Жерве - жена капитана 1 ранга Жерве, который еще в первую мировую войну командовал соединением эскадренных миноносцев на Черном море. В годы революции, как и многие прогрессивно настроенные русские офицеры, Жерве перешел на сторону Советской власти. В тот период остро стоял вопрос о подготовке кадров для молодого советского флота. И Жерве был назначен первым начальником советской Военно-морской академии.
Участвовал он и в разработке планов строительства нового флота.