Трокмортоны, в свою очередь, получили благодаря связям леди Филберты и ее семьи доступ в высшее общество и могли теперь принимать в своей гостиной сливки лондонского света. Быть может, о союзе Стенли и леди Филберты и судачили, прикрывшись веерами, но эти слухи никогда не выходили за двери салонов, – ведь всем было известно, какими обидчивыми и скорыми на расправу были все мужчины из рода Трокмортонов, особенно если была затронута их честь.
– Леди Патриция придаст имени Трокмортонов не меньше блеска, чем в свое время придала ему мама, выйдя замуж за нашего отца, – сказал Гаррик.
Эллери повернулся, склонился над столом, скрестив руки на груди, и сделал страдальческое лицо.
– А особенно пойдут на пользу доброму имени Трокмортонов те чайные плантации в Индии, которыми владеет семья Патриции, – язвительно заметил он.
Трокмортон отошел к зеркалу и пригладил рукой волосы.
– И еще пойдет ему на пользу твое лицо, благодаря которому ты легко можешь вскружить голову любой девушке, – ответил старший брат. – Хотя красота – это не твоя заслуга.
При этих словах Эллери вновь оживился и горячо воскликнул:
– И это возвращает нас к моей загадочной леди!
Трокмортон должен был предвидеть, что просто так, без сопротивления, Эллери со своей свободой не расстанется. Но что он понимает под своей свободой? Скачки, пьянство и бесконечные любовные интрижки. Однако с лошади он падал уже не раз и до беспамятства тоже не раз напивался, что же касается его романов… Да, о них, пожалуй, лучше и не вспоминать. Этого парня пора было женить, причем для его же блага, пока он не запутался окончательно и не сломал себе шею. Или пока какой-нибудь ревнивый муж не пристрелил его на дуэли.
– Расскажи о своей таинственной незнакомке, – сказал Трокмортон, пытаясь расправить свой галстук.
Эллери закатил глаза к потолку и начал нараспев:
– У нее волосы цвета меда, с золотистым отливом. Ее белоснежные зубы похожи на жемчужное ожерелье. Совершенством своей фигуры она превосходит статуи Венеры, высеченные из мрамора. У нее маленькие руки, тонкие пальцы, а ее молочно-белую, гладкую кожу можно сравнить с…
– Мрамором?
– Да! Да! – радостно отозвался Эллери, сверкнув белоснежной улыбкой.
– Разумеется. – Трокмортон раскатал рукава рубашки и принялся вставлять в них запонки. – А ее соски, я полагаю, похожи на бутоны нераспустившейся розы.
Эллери нахмурил брови. Как и все Трокмортоны, он не терпел насмешек и не прощал их никому, даже старшему брату.
– Я не знаю, какие у нее соски.
– И то слава богу, – искренне порадовался Трокмортон.
– Пока не знаю, – веско добавил Эллери. Возможно, Эллери на самом деле был умнее, чем предполагал Трокмортон, однако ему все равно было не понять, почему его помолвка с Патрицией и индийскими чайными плантациями ее отца была так важна для семьи Трокмортон, иначе он не стал бы столько времени болтать о какой-то незнакомке с хорошими зубами и сосками, похожими на розовые бутоны.
– О-хо-хо. – Эллери направился к серванту и щедрой рукой налил себе бренди в хрустальный бокал. – Как мне знакомо это выражение твоего лица. Оно означает: «Я – Трокмортон и потому должен держать в узде свои чувства».
– Да? Странно. На самом деле я думал о том, как это здорово, что ты нашел для меня прелестную молодую леди.
Эллери поперхнулся, едва не выронил рюмку и с удивлением посмотрел на брата.
– Не сходи с ума. Это моя девушка, хотя, мне думается, тебе в самом деле не повредило бы еще раз жениться. После смерти Джоанны ты слегка одичал, а так, глядишь, снова стал бы человеком. Тот, кто регулярно лазит пальцем в банку с вареньем, мрачным не бывает.
Все это Трокмортон слышал от Эллери уже не раз и потому ответил быстро и резко:
– О своем пальце я сам как-нибудь позабочусь, а ты лучше о себе подумай.
– Но ты-то подумал обо мне, когда затевал эту чертову помолвку, – ядовито заметил Эллери и выпил бренди одним глотком.
– Ты выудил из семейной кассы уже достаточно, пора теперь самому на жизнь зарабатывать.
– И теперь ты гонишь меня под венец, чтобы я отработал свои долги? – На лице Эллери появилась откровенно презрительная усмешка. Настолько выразительная, что невольно возникало подозрение в том, что Эллери долго репетировал ее перед зеркалом. – Жених! Вот та роль, в которой я могу наконец опередить своего несравненного старшего брата.
И, не дожидаясь реакции Трокмортона, Эллери поспешно спросил:
– Так ты поможешь мне узнать ее имя? «Крепко же она его скрутила», – подумал Трокмортон, а вслух ответил:
– А почему ты сам не спросил, как ее зовут?
– Она не захотела сказать, – неохотно ответил Эллери, крутя в пальцах опустевший бокал.
– Не захотела сказать тебе, – удивился Трокмортон.
– Я встретил ее на станции, куда приехал затем, чтобы подобрать лорда и леди Фезерстон…
– В каком часу это было?
– В начале пятого.
– Они приехали в два.
– Тогда понятно, почему их не было на станции, – небрежно пожал плечами Эллери, не встретивший вовремя своих крестных. – Ну ничего, они меня простят.
«Простят, – молча согласился с ним Трокмортон. – Тебе все прощают. Всегда».
– И там, на станции, стояла она, – продолжил Эллери. – Такая красивая, с прекрасной фигурой…
– И белыми как жемчуг зубами.
– Зубы я рассмотрел потом. А тогда она только что сошла с поезда и смотрела по сторонам – такая потерянная и одинокая…
– Очень трогательно.
– А вот когда я подошел и спросил, не могу ли ей чем-нибудь помочь, она улыбнулась… О боже, как она улыбнулась! А затем ответила: «Привет, Эллери!»
Последние слова явно озадачили Трокмортона.
– Выходит, она знает тебя, – сказал он.
– И не только меня, но и тебя тоже. Она спросила, как ты, и я ответил, что как всегда – пресный и унылый.
– Спасибо тебе на добром слове.
– А она рассмеялась и ответила: «Разумеется».
– И ей тоже спасибо.
«Приятно, конечно, быть известной всей стране личностью, – подумал Трокмортон, – однако еще большее утешение – надеяться на то, что эта известность не перекинулась пока из Англии в Европу».
– Еще она спросила про маму. Потом про жеребца Тегути – хотела узнать его родословную. И про Джаниллу спросила, а когда я ответил, что наш старый нес умер, на глазах у нее появились слезы. – Эллери глубоко вздохнул. – Носовой платочек у нее батистовый, кружевной и надушен хорошими духами.
Тут Эллери, великий знаток всего, что связано с женщинами, прищурившись, вперил взгляд в потолок и уверенно добавил:
– Цитрус, корица и, я полагаю, иланг-иланг.
– Да, на такое только ты у нас способен, – Проворчал Трокмортон, одергивая свой старомодный сюртук. – Но постой, если она знает тебя, то почему же ты ее не знаешь?
Эллери с рассеянным видом вновь наполнил свою рюмку из графинчика.
– Сам не понимаю, как я мог забыть такую необыкновенную женщину.
– Да, на тебя это совсем не похоже, – согласился Трокмортон.
Еще не было случая, чтобы Эллери не вспомнил хорошенькую женщину, если видел ее хотя бы однажды.
– Не похоже, – уныло отозвался Эллери и вновь приложился к рюмке, правда, уже не с такой жадностью, как прежде. – Забыть такую женщину? Невероятно. Я обожаю ее.
– Назови лучше женщину, которую ты не обожаешь, – сухо вставил Трокмортон.
– А когда я упомянул о своей помолвке, у нее на глазах снова заблестели слезы.
Кем бы ни была эта женщина, ясно, что она заинтересовала Эллери слишком глубоко и серьезно.