Глава 6
Майлз оставался холостяком в свои тридцать девять лет, потому что, как ему казалось, он ждал появления своего идеала. Она, разумеется, должна была быть сногсшибательно красивой и очень умной.
Как с этим обстоят дела у Оливии Девоншир?
Во-первых, думал он, мисс Девоншир отнюдь не лишена привлекательности. Фактически, с соответствующей одеждой и прической она, пожалуй, могла бы соперничать со своей сестрой.
Ум? Это, возможно, необоснованное требование. Большинство женщин мало сведущи в чем-либо, кроме науки обмана и кокетства – Оливия Девоншир в этом счастливое исключение. По словам ее отца, кое в чем она могла бы превзойти даже его кембриджских профессоров по экономике... А помощь в этой области ему бы совсем не помешала.
Майлз откинул голову на край ванны, затянулся сигарой и нахмурился.
Конечно, у его жены должно быть прекрасное чувство юмора.
В этом маленьком чопорном существе – Оливии Девоншир – нет ни на йоту веселости. Без сомнения, лицо ее треснет, если она попробует засмеяться.
Хотя, с другой стороны, у нее, пожалуй, было не слишком много поводов для смеха. Кто-то должен научить ее не принимать жизнь слишком серьезно... это могло бы оказаться весьма интересным и приятным делом...
Женщина, на которой он мог бы жениться, должна быть из уважаемой семьи. Ее безупречная репутация и положение в обществе обеспечили бы ему уважение и максимальный успех, который всю жизнь проскальзывал у него между пальцев. Разумеется, все это весьма и весьма проблематично. Ни одна женщина такого общественного положения не пожертвовала бы для него и минутой своего времени, не говоря уже о приданом.
И оставался еще вопрос любви.
Он верил в институт брака. И несмотря на свои прежние слова о том, что множество браков заключаются без любви, он всегда представлял себя любящим женщину, с которой проведет остаток жизни. Он и в мыслях не допускал, чтобы делить ее со спутницей жизни, которая ему неприятна. По этой причине его романы были лишь серией коротких интрижек, не затрагивающих чувства.
Несомненно, он больше похож на мать. Хотя у Элисон Кембалл было множество любовников и ей не раз представлялась возможность выйти замуж, она любила лишь одного мужчину, и это был Джозеф Уорвик. Она не могла быть женой Джозефа, поэтому не стала ничьей женой.
Это вновь вернуло его мысли к Оливии Девоншир. И ее сыну.
Он взглянул на кучу грязной одежды на полу и вспомнил неловкость, возникшую от пристального взгляда мальчика во время поездки на Маргрейв Блафф. Вероятно, он увидел мгновение из своего прошлого – мальчик без отца, сидящий рядом с мамой и спрашивающий себя, не это ли его отец. Станет ли он его отцом? И где, черт возьми, его отец?
Бедный мальчуган. Он заслуживает лучшего. Кажется вполне смышленым. Хорошенький, маленький постреленок. Такой милый и ласковый, а какой храбрый! Он держался молодцом, даже лучше, чем он сам, когда они ждали помощи, сидя на дне ямы. Качество достойное восхищения. Его отец мог бы гордиться им.
Майлз бросил сигару в воду и вышел из ванны, дожидаясь, когда Салли обернет ему полотенце вокруг талии. В комнате было холодно, окна замерзли. Салли торопливо развернула шелковый халат, который завязывался широким поясом и помогла продеть руки в рукава. Затем подала ему серебряный кубок с подогретым вином.
– Чего-нибудь еще? – спросила она, вытирая руки о фартук.
Он улыбнулся и заглянул в ее глаза, узнавая в них искру интереса. В другой раз он бы, возможно, и сделал ей одолжение.
– Нет, – ответил он, – спасибо.
Она пожала плечами и вышла из комнаты. Майлз уставился на дверь, подумав, не позвать ли ее обратно. Но что-то остановило его. Он выпил вино и подошел к кровати. Прошли месяцы с тех пор, как он последний раз принимал гостей в Брайтуайте. Тогда его гостями было не больше дюжины знакомых с карманами набитыми деньгами. Ко времени их возвращения в Лондон он уже был рад избавиться от них и просто наслаждался тишиной и одиночеством.
Но прошлая ночь была ужасной.
Он опять пил.
По какой-то странной причине, едва только Оливия Девоншир закрыла за собой дверь Брайтуайта, пустота завыла волчьими голосами из каждого темного коридора, лестничного проема и порога. И пока Беатрис храпела в его постели, он ворочался и метался в другой комнате, изо всех сил пытаясь забыть, как приятно было ощущать Оливию в своих объятиях.
Ты, должно быть, свихнулся от одиночества, старина, подумал он. Наверняка он выдумал и преувеличил ее податливость. Хотя, с другой стороны, учитывая ее прошлое, чему тут удивляться?
Сдвинув брови и снова задумавшись о сыне Оливии, Майлз допил остатки вина и поставил кубок на стол с разбросанными на нем игральными картами. Будь Оливия просто невзрачной старой девой, стремящейся выйти замуж единственно ради того, чтоб не увянуть, как какой-нибудь пустоцвет, тогда он бы еще мог подумать о женитьбе, хорошо понимая, что это будет исключительно брак по расчету: каждый из супругов волен жить своей жизнью и при этом не зависеть от партнера и иметь любовников, если пожелает.
Но ребенок – это такая огромная ответственность... и неприятное напоминание о грязном прошлом его матери.
Хотя мальчик не виноват в неблагоразумии своей матери... как не виноват был сам Майлз.
Он оделся к чаю. Как всегда. Привычки трудно ломать, а кроме того, больше нечего было делать. Он думал поехать к Дэмиену и дать гостям брата свеженький повод для сплетен, но после падения в яму все тело ныло.
Спустившись в кабинет, Майлз расхаживал по комнате без какой-то определенной цели, затем бросил в огонь подлокотник от кресла французской работы семнадцатого столетия и стал смотреть, как искры взлетают в дымоход. Потом, сев за стол, стал просматривать пачки корреспонденции, большинство из которой лежало здесь уже недели, а то и месяцы. Несколько писем было из Ганнер-сайда с жалобами на условия труда шахтеров; ничего нового, все те же старые угрозы забастовки, требования увеличить зарплату и перечисление факторов, делающих работу в шахтах опасными.
Также было письмо от Джозефа Либински, которое он швырнул в мусорную корзину, даже не распечатав. Майлз не собирается продавать рудники, пока не удостоверится на все сто процентов, что эти чертовы копи отработаны до дна.
Ослабив узел галстука, Майлз бегло просмотрел с дюжину писем, содержащих требования от кредиторов, которые пролежали неделями, и собрался уже было отправить их вслед за посланием Либински, когда простой и краткий обратный адрес на конверте, затерянном среди других, привлек его внимание.
* * *
Оливия уснула в очках. Она не собиралась спать, но напряжение трудного дня выбило ее из колеи.
То погружаясь в дремоту, то выплывая из нее, стараясь позабыть прошедшие часы, особенно тот момент на верху лестницы, когда она взглянула вниз и увидела Майлза и Эмили, стоящих друг перед другом и переговаривающихся горячим шепотом.
– Оливия! Оливия, проснись!
Оливия с усилием открыла глаза. Но за исключением горящей лампы, стоящей на дальнем столе, комната была темна.
Очки соскользнули с носа и болтались на одной дужке. Поправив их, она попыталась сосредоточиться на силуэте, маячившем перед ней в полумраке.
Эмили? Привстав на локтях, Оливия вгляделась во встревоженные черты лица сестры, мгновенно запаниковав.
– О Боже, что-то с Брайаном, да? Что-то с...
– Он вернулся, Оливия. -Кто?
– Майлз. Вот уже два часа он торчит у папы в кабинете.
Оливия попыталась стряхнуть с себя сонное замешательство.
– Чего он хочет?
Стиснув кулаки и выкатив глаза, Эмили закричала:
– Чего, по-твоему он хочет, идиотка? Тебя! Испытав вначале шок, потом раздражение, Оливия откинула одеяло и спустила ноги с кровати.
– Не говори глупостей, Эмили.
– Я говорю глупости? Тогда почему они с папой сидят вместе, смеются и поют, как закадычные друзья? И почему, – присовокупила она, приблизив лицо к лицу Оливии, – папа только что передал мне, чтобы я подняла тебя, чтобы ты оделась в свое лучшее платье и спустилась в кабинет через десять минут?
Оливия даже не моргнула; это могло каким-то образом выдать бурю волнения, бушевавшую внутри нее.
Волнения или радости?
Пожалуйста, Боже, только не надежда. Она отказалась от нее давным-давно.
Все еще рассеянная после сна, Оливия подошла к лампе и отвернула свет, затем забегала по комнате, зажигая сферические лампы до тех пор, пока комната не замерцала от ярко-желтого освещения. Зола в камине посерела. Оливия шевелила ее кочергой до тех пор, пока не затеплились языки пламени, затем подбросила совок угля, добавив еще и порцию торфа.
– Ты это несерьезно, – сказала Эмили. – Ты ведь не пойдешь туда?
– Обычно я не оказываю неповиновения отцу. С какой стати? Распахнув дверцы гардероба, Оливия стала оглядывать свой скудный выбор платьев, по крайней мере, попыталась. Мысли девушки разлетались в тысяче направлений, но неизменно возвращались к одному трепетному вопросу: «А что, если?..»
Выбрав белую блузку и коричневую юбку, Оливия оделась, между тем как Эмили продолжала нервно метаться по комнате.
– Как он посмел? – взвизгнула она. – И именно сегодня, как раз после того, как лорд Уиллоуби попросил моей руки.
Схватив щетку, Оливия провела ею по волосам, затем заплетающимися пальцами попыталась закрутить тяжелую гриву в узел.
Эмили опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Что подумает лорд Уиллоуби, если ты выйдешь за этого негодяя? О Боже, он все узнает!
– Ты торопишься с выводами, Эм. Возможно, отец пригласил Уорвика, чтобы выразить ему благодарность за то, что вытащил Брайана из той ямы сегодня утром.
– Для всех было бы лучше, если б он просто оставил его там!
Оливия ринулась через комнату и, прежде чем Эмили успела удивленно округлить губы, с силой стиснула ее руки. Когда сестра вскрикнула от боли, Оливия застыла. Эмили уставилась на нее, слишком ошеломленная даже для того, чтобы заплакать.
Оливия и сама себе ужаснулась. Всю жизнь она была опорой сестры. Скрывая ее ошибки от отца, а в особенности от светского общества, принадлежностью к которому Эмили так дорожила, Оливия потакала всем эгоистичным капризам сестры, наивно веря, что поступая так, внушит любовь отцу.
Но пожелать смерти Брайану, даже если это было сказано в запальчивости... Боже, это уже слишком.
Эмили ударилась в слезы и, вскочив со стула, выбежала из комнаты. Оливия смотрела ей вслед, и сердце ее разрывалось от жалости... к сестре ли, к себе или Брайану... она не могла сказать.
* * *
Оливия стояла перед отцовским столом, чувствуя себя ребенком, пойманным за кражей яблок из сада. Лицо его выглядело очень строгим, однако была какая-то печаль в глазах, когда он улыбнулся, улыбка не смягчила суровость его черт.
– Замуж? – переспросила Оливия, чувствуя, что колени подгибаются. Она не глядела на Майлза Уорвика, который стоял у камина, небрежно опираясь локтем о каминную полку и в упор разглядывая ее.
– Да, – отозвался отец, – замуж. Уорвик вернулся в Девонсуик просить моего разрешения взять тебя в жены. Я, разумеется, дал ему свое благословение. Окончательное решение за тобой.
– Замуж за Майлза Уорвика? Отец кивнул.
Наконец девушка заставила себя взглянуть на Уорвика. Как мог он вот так стоять, предлагая пожениться без малейшего следа эмоций на лице, как если бы покупал корову?
– Прошу прощения, – вымолвила она. – Я просто несколько озадачена. Не далее как вчера...
– Понятно, – сказал Уорвик и повернулся к отцу. -Не позволите ли поговорить с мисс Оливией наедине.