Собрав всю оставшуюся храбрость, Фиби переступила порог таверны и оказалась в шумном сумраке, в котором смешались запахи солода и пота, табачного дыма и сивухи. Фиби направилась прямо к стойке, где коренастый человек в грязной рубашке и дешевом напудренном парике отпускал оловянные кружки, доверху наполненные пивом.
— На пару слов, красотка, — сказал он, прежде чем Фиби успела вымолвить хоть слово. — Для тебя тут найдется подходящая работа, если ты умеешь поднести кружку и держать свои мысли при себе. Поговори с мистрисс Белл, она даст тебе тюфяк и что-нибудь поесть.
Чувствуя, как пылают щеки, Фиби удержалась от того, чтобы в бойких англо-саксонских выражениях отчитать трактирщика за то, что он имеет наглость разговаривать с ней таким тоном, и прошла между столами в заднюю часть таверны. Ей нужно найти работу, если она хочет выжить в этой странной одиссее, и для начала можно разносить выпивку в «Короне и лилии». Конечно, на повышение надеяться нечего, но об этом можно подумать позже. Сейчас ей нужна только чистая постель и пропитание.
Мистрисс Белл оказалась толстой общительной женщиной в домотканом платье. Своими грубоватыми, добродушными манерами и копной седых волос она напомнила Фиби одну из ее любимых героинь фильмов сороковых годов Ма Кеттл в исполнении Марджери Мэйн.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — объявила девушка, надеясь, что ее речь звучит как у обыкновенной женщины восемнадцатого века, но понимая, что это не так. Проницательный взгляд мистрисс Белл сразу же остановился на ее коротких волосах. — Я ищу работу. И крышу над головой.
Пожилая женщина прищурила глаза. — Я тебя не знаю, — сказала она своим грубым, громким голосом. — Ты невольница, сбежавшая от хозяина? Откуда ты?
Фиби проглотила комок. — Я ни у кого не служила, — ответила она ровным голосом. — Я приехала из места под названием Сиэтл. — Возможно, было бы лучше солгать, но она не умела кривить душой, это всегда было привилегией Джеффри. — Я умею делать тяжелую работу, — прибавила она. — Я работала официанткой в столовой колледжа.
Миссис Белл хрипло фыркнула. — Колледжа? — иронически усмехнулась она, как будто это было невозможно. Разумеется, в 1780 году это действительно было не возможно. — Ты можешь чистить и мыть котелки и чайники и состряпать наваристую похлебку из того, что окажется под рукой?
— Смогу, если нужда заставит, — кивнула Фиби.
Мистрисс Белл снисходительно усмехнулась. — А если кто-нибудь, королевский солдат или бунтовщик, предложит тебе разделить с ним постель?
— Я откажусь, — сказала Фиби.
— Ну да, — кивнула мистрисс Белл. — Я тоже так думаю. Пойдем со мной, милочка, я покажу тебе твою комнату. На кухне есть горшок с тушеной олениной, можешь подкрепиться. Но только никакого пива, пока не выполнишь дневную работу. Поняла?
Фиби и не подумала отказываться. Она кивнула, радуясь, что так быстро нашла работу, и поднялась за мистрисс Белл по грубо сколоченной лестнице.
Ее комната оказалась душной каморкой под крышей, едва ли намного большей, чем средних размеров уборная в квартире двадцатого века. В ней имелись грубая деревянная кровать, потрепанное одеяло, а также таз и кувшин на шатком умывальнике. Под кроватью нашелся ночной горшок, а на стене единственный гвоздь для ее гардероба, который состоял ровно из двух платьев.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Фиби. Хотя она ужасно тосковала по Дункану и Старухе, эту жалкую каморку, по крайней мере, не приходится ни с кем делить. Тяжелая дверь была снабжена засовом, и, как бы трудно ей ни приходилось, она каждую ночь могла найти здесь приют, зная, что платит за него своим трудом.
— Ты странная девушка, — заметила мистрисс Белл, подняв седые кустистые брови.
— Откуда ты родом? Из Сиэтла, так ты говорила?
— Из Бостона, — сказала Фиби, обнаружив, что все-таки может солгать не моргнув глазом, если этого требуют обстоятельства. Она надеялась, что такой ответ не запишет ее автоматически в патриоты, хотя, конечно, принадлежала к их числу. Насколько она помнила, в Бостоне тори было не меньше, чем бунтовщиков. Представители обеих групп, как правило, следовали велению своей совести, и те и другие считали себя лояльными гражданами. Так что это был всего лишь вопрос семантики.
— Значит, ты знаешь Сэмуэла Адамса? И прочих смутьянов?
— Только понаслышке, — осторожно ответила Фиби и положила свой узелок на кровать с таким видом, будто заявляла право собственности на эту жалкую каморку. «Американская история, страница сто первая, — подумала она с усталой улыбкой. — Сэмуэл Адаме, известный пятнами от яиц на лацканах, а также талантами предводителя, несгибаемым характером и выдающимся умом». — А вы тори, мистрисс Белл?
— А ты? — спросила августейшая особа.
— Нет, — ответила Фиби, поставив в зависимость от личной честности все свое будущее а возможно, даже свою жизнь, поскольку только что объявила о своих истинных привязанностях, а политический климат, безусловно, был неблагоприятным. — Я поддерживаю победителей. Континентальная армия в конце концов восторжествует.
Мистрисс Белл едва заметно улыбнулась, но свои политические взгляды высказывать не стала.
— Некоторые тоже так говорят. Другие возражают. Ты сегодня вечером будешь прислуживать, мисс, — объявила она. — Но сперва тебе нужно помыться, немного отдохнуть и должным образом подкрепиться.
Благодарность Фиби не знала границ. Она была здесь чужаком, пришельцем из другого места и времени, и поэтому не могла ожидать большего, чем простейших средств к существованию о комфорте даже речи не шло. Она кивнула в знак согласия и повернулась, чтобы развязать свой узелок, но мистрисс Белл заговорила снова.
— Детка, что случилось с твоими волосами? — спросила она.
— Я перенесла лихорадку, — сказала Фиби. К лучшему или к худшему, ей становилось все легче и легче отступать от правды. В конце концов, не могла же она сказать этой женщине, что явилась из другого времени, лежавшего на двести лет вперед, в котором люди носят такие прически, какие им нравятся. — Но вы не волнуйтесь. Я не заразная.
— Странно, — произнесла мистрисс Белл, все еще удивляясь отрезанным косам Фиби. — В тебе очень много необычного, но, я полагаю, сейчас это неважно. Не ленись, мисс, и принимай в постели хоть тори, хоть бунтовщиков, но только не обоих сразу это принесет одни неприятности.
— Конечно, вы правы, — ответила Фиби. Без Дункана все происходящее почему-то казалось менее реальным, несмотря на всю подлинность цветов и ароматов. Гораздо больше это напоминало яркий сон. — Все, что мне надо пища, кров и немного… шиллингов…. которые я могу назвать своими.
Хозяйка «Короны и лилии» громко фыркнула.
— Шиллингов, говоришь? В твоем кошельке окажутся только гроши, мисс, и то если ты будешь стараться и вести себя должным образом.
Фиби не могла удержаться, чтобы не сделать реверанс, хотя вовсе не собиралась насмехаться над хозяйкой. Это получилось скорее рефлекторно, под влиянием окружающей обстановки и эксцентричных речей мистрисс Белл.
Мистрисс Белл, против своей воли польщенная, велела новой служанке смыть с себя дорожную пыль и сразу же после этого явиться на кухню. Когда ее нанимательница удалилась, Фиби выполнила указание, налив из кувшина в таз тепловатой воды, и тщательно вымылась. Она пригладила пальцами волосы, засунула узелок под умывальник, и с урчащим животом поспешила вниз.