Тем же бесстрастным голосом она продолжала:
– Я хотела сказать вам, что между нами все кончено, но мой брат уверял, что вы рассердитесь и будут неприятности.
Ее брат был прав, мрачно подумал Кайлмор.
– Думаю, богатые покровители редки в этой глуши.
В ее глазах мелькнуло раздражение.
– Это не имеет значения, ваша светлость. Я не ищу богатого покровителя. Я отказалась от прежней жизни. Моя жизнь теперь будет жизнью безупречной порядочной женщины, я буду трудиться.
При этих словах он громко расхохотался. Он просто не мог сдержаться.
– Какая очаровательная чушь, моя дорогая Сорайя. – Он помолчал. – Или ты называешь себя Верити Саймондс? Позволено ли мне после нашего долгого и… близкого знакомства узнать твое настоящее имя?
Она заметно смутилась, только он не мог определить, из-за чего – из-за намека на ее обман или из-за упоминания об их связи.
– Меня зовут Верити Эштон. И я не понимаю, почему мои намерения бессмысленны. Впрочем, ваша драка на кухне лишила меня будущего в Уитби. Не думаю, что Марджори будет держать язык за зубами и не расскажет, как герцог дрался с братом миссис Саймондс.
– Я однажды уже нашел тебя, найду и в другой раз, – спокойно сказал он.
Казалось, ее не встревожила его угроза.
– Зачем вам беспокоиться? Такой мужчина, как вы, без труда найдет кого-нибудь, кто согреет вашу постель. Во мне нет ничего особенного.
Удивительно, она не была жеманной или жаждавшей лести – она всегда отличалась отсутствием обычных женских уловок. Но безусловно знала, что ее нельзя было назвать обыкновенной. Она все равно была несравненной Сорайей, как бы теперь себя ни называла.
Ему с трудом удавалось говорить равнодушно.
– Итак, после всех трудов, затраченных на то, чтобы найти тебя, я должен уйти без всяких возражений?
– Вы были рассержены. Вы думали, что я обманывала вас. Теперь вы знаете, этого не было. Я не завела другого любовника и не намерена этого делать. – Она направилась к двери, явно пытаясь закончить этот разговор. – Как видите, здесь ничего нет для вашей светлости. Сорайи больше не существует. Верити Эштон и ее брат не могут интересовать вас. Вы удовлетворили свое любопытство и знаете, что стало с вашей любовницей.
– Да, – солгал он. Его любопытство еще больше возросло. – Новая жизнь надоест тебе. Ты не рождена быть незаметной.
– После нескольких лет дурной славы стать незаметной – это блаженство, – сказала она. Он видел, что она говорит искренне, это создание было склонно к самообману. – Не думаю, что вы поймете.
– О, я понимаю, – кивнул он, – Лучше, чем ты можешь себе представить.
Разве ему в детстве не хотелось быть обыкновенным мальчиком из простой семьи? Но зрелость принесла с собой сознание, что есть такое бремя, которое никогда нельзя сбросить, как бы оно ни давило, как бы ни сопротивлялся не готовый к этому бремени человек.
Блистательную любовницу требовалось проучить.
– Думаю, нам больше нечего сказать друг другу. Вы были щедрым и добрым любовником, ваша светлость. Пожалуйста, не заставляйте меня изменить мнение о вас.
Самонадеянная потаскуха даже имела наглость улыбнуться ему, открывая дверь, как будто выпроваживая прибывшего не вовремя гостя.
– Прощайте.
Он наклонил голову, словно подчиняясь, хотя в действительности лишь хотел скрыть приступ невыносимого вожделения.
– По крайней мере, окажи мне любезность, проводи меня до кареты.
Из-под опущенных ресниц он, как хищник, с жадностью наблюдал, как она испуганно оглядывает комнату, словно ища повода отказаться. Она не так уж хорошо владела собой, как ей хотелось, но желание поскорее избавиться от него преодолело разумную осторожность.
– Как пожелаете.
С преувеличенным почтением он предложил ей руку. После короткого, едва заметного колебания она взяла ее.
Легкое, нежеланное прикосновение обжигало. Оно, как всегда, подействовало и на него. Во всяком случае, его жажда обладания становилась невыносимой.
«Скоро, – успокаивал он свою разбушевавшуюся страсть. – Скоро все, что ты хочешь, будет твоим».
Они вышли в бедный маленький холл, ее аромат окутал и на мгновение смутил Кайлмора. Она казалась Сорайей и в то же время не была ею.
Его искушенная любовница всегда была окружена облаком мускуса и благовоний. От женщины, идущей рядом, пахло фиалковым мылом. Несмотря на то что запах нельзя было назвать неприятным, он немного раздражал герцога, словно каким-то образом мстил не тому человеку, которому хотел отомстить. Но сквозь свежий цветочный аромат пробивался незабываемый запах женщины, которую Кайлмор так страстно желал.
Брат поджидал их около гостиной. Он вполне оправданно подозревал Кайлмора в дурных намерениях.
«Осторожный парень – Бенджамин Эштон», – подумал про себя Кайлмор.
– Его светлость уезжает, – сказала Сорайя-Верити.
Эштон, казалось, не поверил.
– Вот так и уезжает?
– Я узнал все, что хотел.
Кайлмор с нескрываемой насмешкой оглядел бедное жилище. Бог мой, Сорайя создана для дворцов, а не для этой лачуги.
– Значит, вы уже не вернетесь? – равнодушно спросил Бен.
– Нет, – честно ответил Кайлмор.
– Я только провожу его светлость до кареты. – Она выглядела обеспокоенной.
Он понимал ее. Атмосфера ненависти и недоверия была плотнее непроницаемых морских туманов.
– Я пойду с тобой, – сказал Бен.
Они в молчании вышли из дома и поднялись на вершину холма, расположенного неподалеку. Кайлмор оставил свой экипаж около аббатства, он не хотел подвергать риску на крутых дорогах ни свою прекрасную карету, ни дорогих лошадей.
– Вот мы и пришли, – сказала Верити.
Ему чертовски трудно было называть ее новым именем. Но как бы она себя ни называла, факт оставался фактом, она принадлежала ему. Он взглянул на ее прекрасное лицо и увидел на нем облегчение. Должно быть, она ожидала самого худшего, когда застала его на кухне. Теперь же могла поздравить себя с самым благоприятным окончанием всех событий.
Схватив ее за плечо так, чтобы она не смогла вырваться, Кайлмор кивнул двум мускулистым лакеям.
– Не думаешь ли ты, что я допущу, чтобы наши отношения вот так и кончились, моя дорогая? Или, изменив имя, ты растратила весь свой ум?
Она попыталась вырваться из его рук.
– Они кончились, потому что я так решила, ваша светлость, – решительно заявила она.
Он улыбнулся, восхищаясь ее выдержкой. К несчастью, эта выдержка не помогла ей, он решил увезти ее.
– Боюсь, желания расчетливой дамы полусвета ничего не значат.
Ему доставляло удовольствие видеть, как от его безжалостного тона исчезает ее самоуверенность. В отчаянии она посмотрела на брата.
– Бен, сделай что-нибудь.
Кайлмор что-то приказал по-гэльски, и силач Бен-Ахад оказался схваченным двумя еще более сильными шотландцами, привезенными специально для этой цели.
– Отпусти ее, ублюдок! – закричал Эштон. – Клянусь, я убью тебя за это!
Верити вырывалась и извивалась, пытаясь освободиться, но силы были неравными.
– Не трогайте его! Он ни в чем не виноват.
Кайлмор еще крепче сжал ее плечи, пылающим от гнева взглядом посмотрел ей в лицо и увидел смятение.
– Нет, виновата ты. И заплатишь за это. А теперь перестань сопротивляться и полезай в карету, обещаю, твоему брату ничего не сделают.
– Не слушай его, Верити!
В нескольких футах от кареты Эштон, защищаясь, вступил в драку.
Кайлмор кивнул в сторону кучера, не покидавшего козлы.
– Прошу обратить внимание на этого человека, мадам. Уверен, вы поймете, что лучше не сопротивляться.
Она посмотрела вверх и увидела в руках кучера пистолет, нацеленный на брата.