В старых фильмах нередко показывали, как это бывает: собравшиеся мрачно и смущенно наблюдают за неудачливым драматургом, который напивается и отпускает злобные и плоские шутки.
Последние десять минут тянулись бесконечно долго, и Алекс ходил взад-вперед по коридору. Ничто не нарушало тишину в зале. «Ох, пропади все пропадом, – подумал он. – Значит, » все еще хуже, чем можно было предположить. Пьеса провалилась». Алекс прислушался, ожидая, что из зала донесется свист и топот ног.
И тут произошло невообразимое. Занавес опустился, и раздался гром аплодисментов. Актеры вышли на сцену, и аплодисменты загремели еще громче. Потом публика начала кричать, требуя автора. Алекс как во сне поднялся на сцену. Участники спектакля поздравляли, обнимали и целовали его. Муки и страхи рассеялись.
Пьеса имела несомненный успех.
– Эй, парень, потрясающее зрелище!
– Великолепно, Сейдж, просто великолепно!
– Черт побери, это действительно остроумная пьеса.
Уверен, что Йельский драматический театр тоже захочет поставить ее.
За кулисами, окруженный почитателями, Алекс погрузился в знакомую стихию. Давно уже он не испытывал такого удовлетворения! Ему впервые удалось воплотить свой замысел так, как хотелось.
– Бродвей через пять лет. Договорились? – Рауль Роджерс обнял его.
Алекс рассмеялся:
– Понял. Может, раньше, если мне повезет.
– Не скромничай, Алекс. Тут дело не в одном везении! Главное – талант. – Лидия в черном декольтированном платье, с трудом отделавшись от поклонников, подошла к Апексу.
– Спасибо, Лидия. Мы с Раулем всегда готовы принять тебя в актерскую труппу на Бродвее, – Алекс поцеловал ее. – Однако полагаю, ты окажешься там раньше, чем мы. Твоя игра великолепна!
– А ты откуда знаешь? – спросил Рауль и, наклонившись к Лидии, громко прошептал:
– Алекса не было в зале. У него на нервной почве заболел живот, и он не видел второго акта.
– О чем это ты? Мне просто захотелось глотнуть свежего воздуха, а нервы у меня крепче, чем Форт-Нокс.
Вот Рауль, например…
– А у Рауля в это время так разыгрались нервы, что он порвал за кулисами текст пьесы в клочья, – засмеялась Джуно.
– А я-то считал, что у нас бесстрашный режиссер! А как чувствовала себя наша премьерша? – спросил Алекс.
– Я никогда не отличалась храбростью. Пока не выйду на сцену, не могу ни есть, ни спать. Меня преследует страх, что забуду роль.
– Кстати, работа осветителя – тоже нелегкая, – вставила Джуно. – Держать световое пятно на премьерше и помнить порядок реплик, когда актеры путают текст, весьма напряженное занятие. И что за удовольствие получают люди в театре?
Все дружно рассмеялись и, обменявшись рукопожатиями, торжественно поклялись переключиться на занятия высокой наукой.
В комнате Алекса, которую он снимал вместе с Брюсом Хопкинсом, собрались молодые люди, похожие на хиппи. Слух о вечеринке распространился молниеносно. Кроме юношей и девушек, увлеченных театром и литературным творчеством, здесь появилась самая разношерстная публика, осведомленная о том, что Алекс угощает отличным вином, хорошей «травкой» и отменной закуской. Письменный стол Алекса, обычно заваленный бумагами, освободили, и теперь на нем лежали копченый лосось, хлеб, сыры и холодные мясные закуски, доставленные посыльным из Нью-Йорка с поздравлениями от Кэсси Сейдж-Тревиллиан.
Джуно на вечеринке появилась поздно, и не одна, а со своим приятелем Хоппи Джонсом, студентом факультета искусств и гомосексуалистом. С недавних пор она отлично проводила время с этим безопасным для нее парнем, когда поблизости не было его приятелей.
– Что ж, лучше поздно, чем никогда! – воскликнул Алекс, неся поднос с пластмассовыми стаканчиками и бутылкой вина.
– Нам, рабочим сцены, пришлось задержаться и все прибрать. Ведь знаменитые драматурги этим не занимаются.
– Джуно поцеловала Алекса. – Прими мои поздравления. Здесь, далеко от Бродвея, ты всем очень понравился. – Она представила ему Хоппи, и Алекс налил им вина. Хоппи заметил в комнате одного из своих любовников и быстро подсел к нему.
Алекс обнял Джуно.
– Наконец-то ты одна, – улыбнулся он. – Твой приятель к тебе не пристает?
– Не смеши меня, Алекс. Я начала поститься.
– А я-то надеялся, что у нас с тобой намечается интрижка!
У Джуно екнуло сердце, но она сказала себе, что Алекс, наверное, просто в игривом настроении, ибо опьянен успехом и вином.
Кто-то положил руку ей на плечо. Джуно, обернувшись, увидела Макса Милтона и почувствовала смятение. Уже несколько недель Макс чудился ей за каждым углом, и она, выходя на улицу, всякий раз с опаской окидывала взглядом университетский двор, надеясь избежать встречи, если заметит его издали. Зрачки у небритого Макса были расширены.
– Ты последнее время почти недоступна, – не вполне внятно пробормотал Макс. – А я искал тебя.
– Неужели? – Джуно быстро огляделась. К кому бы подойти?
– Да, – продолжал Макс. – Ты все же настоящая сучка.
Девушка видела, что он так же враждебен, как и в тот последний вечер, и боялась, что Макс спровоцирует скандал.
– Думай что хочешь, Макс.. – Джуно направилась прочь, но он грубо схватил ее за плечи. – Возьми себя в руки и оставь меня в покое. Я не хочу сейчас разговаривать с тобой.
– Вот как! – воскликнул Макс. – Ты предпочла бы трахнуться? Ведь в этом деле ты мастак – трахнуться и смыться. – Обычно бледное лицо Макса побагровело.
Между тем собравшиеся уже обратили на них внимание.
Он окинул взглядом гостей.
– Хотите кое-что узнать об этой проклятой амазонке? Она меня использовала… желая получить удовольствие. Она…
– Замолчи, Макс. Это не правда! – Взбешенная Джуно размахнулась и изо всех сил ударила Макса. Стакан с вином, который она держала в другой руке, упал, залив ее лиловый замшевый костюм и ковер. Макс с трудом устоял на ногах – его поддержали два его длинноволосых приятеля, Джуно увидела, что из разбитой губы Макса сочится кровь и он растерянно таращит глаза.
– С ним все в порядке… просто оглушен, – заметил кто-то.
– Давай отведем его домой, – предложил один из его приятелей, с сочувствием посмотрев на Джуно. – Макс ничего не соображает, к утру и не вспомнит, что произошло. Я ему скажу, что он ввязался в драку в «Мори».
Они потащили Макса вниз по лестнице.
Джуно словно приросла к полу. Дыхание у нее участилось, а колени дрожали. Девушке хотелось провалиться сквозь землю, а между тем окружающие похлопывали ее по спине, комментируя инцидент:
– Не слабо!
– Он в момент отключился!
– Где ты научилась таким ударам?
– Он меня достал. – Джуно заставила себя улыбнуться, пошла в ванную, заперла дверь изнутри. Сдерживая слезы, вымыла лицо холодной водой и попыталась оттереть с костюма винные пятна, но это ей не удалось.
«Проклятие! – Она задыхалась от обиды и возмущения. – Дерьмо! Черт бы тебя побрал!»
Кто-то тихо постучал.
– Джуно? Это я, Лидия. Открой!
Джуно впустила подругу.
– Я только что пришла. Мне все рассказали… Что за мерзавец! Как ты?
– Я унижена, а в остальном все в порядке.
– Не смущайся, все уже забыли об этом и продолжают веселиться. Алекс попросил меня узнать, как ты… – Она достала сигарету. – По-моему, ты ему нравишься. – Ее тон стал холоднее, тревога за подругу словно исчезла. Джуно не понимала Лидию – то участливую, то совершенно равнодушную. Сегодня перед представлением она подарила Лидии ее портрет, набросанный карандашом во время репетиции. Та обняла ее и, казалось, была искренне тронута.
А теперь вот пришла выяснить, все ли с Джуно в порядке, только потому, что ее попросил об этом Алекс.