– А когда зависимость от наркотиков исчезнет, вы что же, опять поселитесь в доме на Пике?
– Господи, нет, конечно! Я не смогу дальше с ней жить.
– В таком случае почему бы тебе не развестись с ней прямо сейчас? Зачем пытаться ее вылечить и взамен выслушивать со всех сторон обвинения в том, что ты держишь ее взаперти и ужасно с ней обращаешься?
– Потому что она моя жена, – жестко произнес Риф. – И я за нее отвечаю. Потому что хочу, чтобы после развода она была в состоянии начать новую жизнь, была в хорошей физической форме.
– А если она не сможет?
Морщины вокруг рта Рифа сделались еще жестче.
– Сможет, – сказал он, выбираясь из джипа. – Ты только постарайся объяснить отцу, что ей гораздо лучше там, где она сейчас находится. А в Виктории всякий грязный торговец дурью сможет найти ее и предложить товар.
Он двинулся к своей «лагонде», признательный Дерри за то, что тот не попросил у него разрешения навестить Мелиссу. Дерри завел джип, помахал Рифу и исчез в клубах поднятой пыли на дороге, ведущей в Цзюлун. Риф подумал, продолжает ли Дерри встречаться с Жюльенной, и ухмыльнулся. Если их отношения все еще развиваются по восходящей, тогда наверняка в постели Дерри вкушает блаженство. Уж об этом Жюльенна непременно позаботится.
Риф вздохнул. Ему было жарко, он чертовски устал и больше всего сейчас хотел добраться домой, принять душ и завалиться спать. Но как только он вышел из машины, рядом резко затормозил автомобиль Тома. Том вышел из своего «паккарда» и подошел к Эллиоту.
– Вот тебя-то я и хотел встретить. Два последних дня все тебе названивал, но слуга отвечал, что понятия не имеет, когда ты вернешься. Как там в Сингапуре?
Риф отлично понимал, что Тому совершенно неинтересен Сингапур, и поэтому сказал:
– Я всего час как прилетел. Какое бы ни было у тебя ко мне дело, может, немного подождем с разговорами?
– Можно и подождать, – неохотно произнес Том. – Но я прошу тебя выкроить для меня минут десять, Риф.
У меня кое-какие проблемы, и я не знаю, с кем можно посоветоваться.
Они находились сейчас ярдах в ста от «Пенинсулы».
– О'кей, – усталым голосом сказал Риф. – Пойдем в бар, пропустим по рюмочке, там и поговорим.
– Спасибо! – сказал Том с искренней благодарностью. – Поезжай, я следом.
Он вернулся к «паккарду». Риф вновь завел двигатель и легко проскочил оставшуюся часть Солсбери-роуд, затормозив у роскошного сквера перед фасадом «Пенинсулы».
– Ну, что у тебя стряслось? – поинтересовался он, когда они уже сели за столик и потягивали коктейли. Над их головами мерно работали вентиляторы, несколько освежая атмосферу в баре.
– Я влюбился, – сказал Том, стараясь быть кратким.
Тень улыбки тронула губы Рифа.
– И кто же она? – поинтересовался он, когда официант, убрав пустые бокалы, поставил перед каждым из них новые.
– Ламун Шенг.
Брови у Рифа выразительно взлетели. Неудивительно, что у Тома возникли проблемы.
– Черт возьми, как же вы встречаетесь?
– Тайно, – без энтузиазма ответил Том. – Каждые понедельник и четверг она посещает курсы медсестер. Их личный шофер высаживает ее у главного входа больницы и там же ее встречает после занятий.
– Но она ни на какие занятия не ходит?
– Раньше ходила. До того, как мы познакомились. А теперь она приезжает, проходит через здание больницы к служебному входу, и часы занятий мы проводим вместе, а это так мало. – Его голос был полон горечи.
Риф, прекрасно понимая, что Том не может появиться с Ламун на публике, так как об этом сразу же сделается известно ее отцу, поинтересовался:
– И куда же ты с ней ходишь?
– К Гарландам. Они единственные знают о наших отношениях. Адам Гарланд очень помогает нам.
– Ну еще бы, – сухо произнес Риф, и на его щеке нервно запульсировал желвак.
– Зная китайцев очень хорошо, он представляет, что случится, если будет обнаружен обман Ламун.
– По крайней мере он не заражен отвратительными расовыми предрассудками, которые разделяют почти все остальные, – с вызовом произнес Том. – И ладно бы только одни белые, так ведь и сами китайцы ничуть не лучше европейцев! Улыбаются, подобострастничают, а сами гадко ухмыляются нам в спину! Терпеть не могу такого лицемерия!
Риф довольно цинично улыбнулся. Он очень хорошо знал, что никогда прежде Том не задумывался о расовых проблемах, разделявших жителей Гонконга. До того как влюбиться в Ламун, Том наверняка был бы и сам немало поражен, вздумай какой-нибудь китаец вдруг зайти в его любимый клуб.
– Сейчас все в мире так быстро меняется, – примирительно сказал Риф. – Если в Европе начнется война, она докатится и сюда, и тогда повсюду, даже в Гонконге, неизбежно произойдет множество изменений.
– Черт возьми! Не могу же я ждать начала войны! Я хочу все изменить прямо сейчас! – Он подался к Рифу. Руки Тома были зажаты между колен, глаза выдавали беспокойство. – Я хочу жениться на ней и хочу, чтобы ты подсказал мне способ, как подъехать к Шенгу и получить его согласие.
Риф покачал головой.
– Нет никаких шансов. Тебе не удастся заполучить руку его дочери. Ламун не какая-то девка из бара, за которую некому вступиться. Ламун – единственная дочь богатого человека. Очень богатого. Намекни ты ему, что хочешь жениться на его дочери, он тебе голову оторвет.
– Но ведь на дворе 1939 год, а не начало прошлого века, – не унимался Том. – Он деловой человек, каждый день общается с европейцами, и поэтому я думаю, что должен быть какой-нибудь подход к нему.
– Он стоит во главе китайской общины, Том, он очень уважаемый человек и подумает, что его честь пострадает, если узнают, что Ламун влюблена в европейца. Если ты собираешься и дальше встречаться с ней, рано или поздно вы оба попадетесь, и тогда ты наверняка больше ее не увидишь.
Том застонал от отчаяния и запустил пятерню в свою шевелюру.
– Но ведь она не ребенок, ей уже двадцать один год, черт возьми!
– Хоть сорок один, это не меняет дела, – сказал Риф, сочувственно глядя на Тома. – Она должна подчиняться жесткой дисциплине, царящей в китайских семьях. И эти правила поведения остаются неизменными. Она полностью во власти отца, у которого, согласно китайским представлениям, на нее абсолютные права. И ничего не поделаешь, Том. Что-либо изменится не раньше, чем исчезнут различия в китайском и европейском представлении о культуре и об отношении к людям другого цвета кожи.
– К черту эти различия! – выругался Том, и желваки заходили у него на лице. Губы гневно сжались. – Мне остается только выкрасть Ламун и увезти ее отсюда к черту на рога! Видит Бог, так и будет! По крайней мере в Америке мы смогли бы жить спокойно, как все прочие люди, не подвергаясь никакому остракизму.
– А ты уверен, что Ламун будет довольна такой жизнью? – поинтересовался Риф спокойным, тихим голосом. – Она ведь воспитана как примерная дочь и привыкла подчиняться отцу. То, что ради встреч с тобой она идет на большой риск, уже само по себе примечательно. Но согласится ли она никогда больше не увидеть своих близких? Смирится ли с мыслью, что покроет репутацию семьи позором? Честь семьи для китайца важнее, чем жизнь. Я, например, не знаю, как она отнесется ко всему этому. Несмотря на то что сильно любит тебя.
Том залпом допил бокал. Он плотно сжал зубы, его лицо сделалось напряженным и решительным.
– Если мне понадобится поддержка при разговоре с Шенгом, могу ли я рассчитывать на тебя?
– Вполне, – сказал Риф, вставая.
Они вместе покинули бар.