Персиваль Артур безмолвно констатировал: «Уроды!»
— Как вы поживаете? Мы так рады видеть вас, миссис Траверс! — защебетала старшая мисс Симпетт, из которой торчало столько костей, что на каком-нибудь маскараде ей следовало бы нарядиться Смертью — и первый приз был ей обеспечен. Казалось, что она прямо на глазах сейчас умрет от голода. — Путешествие было приятным? А это ваша собачка? — добавила она, протянув лапку в лайковой перчатке к блестящей шерсти Роя. — Хорошая собачка, чудный песик!
— О, он замечательный! Он смирный, как овечка, он и мухи не обидит! — хором заверили ее вновь прибывшие. Но в этом не было необходимости, ибо обе мисс Симпетт, страдающие большим количеством разнообразных фобий и неврозов, отнюдь не страдали «овчаркобоязнью»; «большая собачка» в их представлении вполне подпадала под звание Друга Человека. Они восхищенно защебетали над Роем, который вежливо позволил им почесать себя за ухом, а потом ушел и сел у ног Джой.
Джой была тронута отношением Симпетт к собаке; тем, что они заботливо поставили в тени глубокую миску со свежей водой; тем, с каким умилением они следили, как Рой жадно лакает воду. Растроганная, она забыла рассердиться на следующую реплику сморщенных губ:
— Мне кажется, это идеально романтичное место для медового месяца.
Ее младшая сестра, мисс Симпетт-толстая (комментарий Персиваля Артура: нужно посмотреть ей в лицо, чтобы увериться, что она стоит к вам лицом, а не спиной), кокетливо воскликнула:
— Я всегда говорю: главное — это хорошо устроиться! Не так ли, доктор Траверс?
Доктор Траверс, стоя среди олеандров, отреагировал по-английски односложно:
— Да.
— Как хорошо, что мы с вами соседи; как удачно, что прежняя владелица оставила в спешке все как было — да, эта француженка, мадам Жанна! Мы… э… мы никогда не поддерживали с ней близких отношений. Видите ли — живя вот так вдвоем здесь и не будучи замужем, мы должны быть очень осторожны в выборе знакомств, вы понимаете?
Джой сказала, что понимает.
— Очень осторожны в выборе тех, с кем мы общаемся! Я считаю: зачем знаться с иностранцами, если по соседству живет множество достойных англичан?.. Мы подозреваем, что мадам, должно быть, выступала на сцене. Она одевалась довольно вызывающе, если вы понимаете, что я имею в виду, и к ней приезжало множество визитеров… э… актерского вида, в любое время суток, на очень шумных машинах… Но я считаю… Может быть, мы войдем? Вот гостиная, она выходит в сад. Сюда, пожалуйста. Я считаю, что она обставила свой дом с отменным вкусом.
4
Когда глаза Джой привыкли к полумраку комнат после яркого солнца, она увидела, что мадам Жанне была по вкусу изысканная, пышная роскошь в розовых тонах с позолотой, которую трудно было бы отнести к стилю какой-либо определенной эпохи — может быть, фантазии на тему будущего? Но это было явно проигрышно. Бархатная обивка изящной, изогнутой мебели; ковры с длинным ворсом, в которых утопала нога; небольшие пушистые коврики и покрывала, белоснежные статуэтки; ниспадающие складки кремовых тюлевых штор, обрамлявшие и подчеркивавшие сапфировую голубизну моря за огромным окном, выходившим на террасу. Множество жардиньерок и цветочных ваз — сейчас в них стояли большие букеты чайных роз, запах которых смешивался с запахом «Дан ля нюи» — по-видимому, это были любимые духи мадам Жанны, ими пропахли все подушки, покрывала и коврики.
— Розы, розы, повсюду розы, — произнесла мисс Симпетт-тощая. — Некоторым кажется, что они подавляют, но я надеюсь, вам они понравятся, миссис Траверс.
— Чайные розы? Неужели они кому-то могут не нравиться? Это мои самые любимые цветы!
— И так подходят к случаю, — сказала старшая сестра, набравшись храбрости, и запнулась…
Доктор Траверс невозмутимо осматривал сей ужасный «салон», стараясь ничем не выдать своих чувств;
Персиваль Артур упорно шарил глазами по стенам, словно за ними ему открывались весьма заманчивые картины; и только Джой, не сводившая глаз с мисс Энни, насторожилась: «Что она хочет, но от смущения не может сказать?»
Младшая мисс Симпетт (которая, очевидно, привыкла быть лидером) улыбнулась:
— Я надеюсь, вы не откажетесь от чашечки чая? Лидия и Мелани все уже приготовили…
Снизу, куда отправили Мери, чтобы ей показали кухню, доносились приглушенные голоса. Младшая мисс Симпетт, изо всех сил стараясь, чтобы молодая чета почувствовала наконец себя свободно, продолжала болтать:
— Мне пришлось учить Мелани готовить чай. Я считаю, ни один иностранец этого не умеет. Их так называемый «английский чай» — это… Боже мой! Они делают ужасные вещи! Насыпают чай в горячую воду. Причем почти полную столовую ложку. Подают горячее молоко. Разливают чай в стаканы! Думают, что в него можно наливать ром!! Подают к чаю экзотическую еду, например, сырное печенье! Или еще я видела, как к чаю подавали тонкие ломтики сухого хлеба, которые предлагалось каждому мазать маслом, ' — и это к чаю!!! Их буквально всему надо учить! — заключила она убежденно. — Впрочем, вы увидите сами, миссис Траверс. А теперь… — И она тоже замолчала и смутилась.
Тогда старшая из долгожительниц обратилась к Траверсу:
— Не хочет ли ваш племянник осмотреть свою комнату?
Я всегда говорю: мальчики стремятся убежать. Доктор Траверс, вон там звонок. — На конце шелкового шнура болтался китайский божок. — Позвоните, и Лидия покажет его комнату наверху.
— О, а можно я найду ее сам? — запротестовал Персиваль Артур, который ужасно устал от долгого сидения на одном месте. Так много часов подряд просидеть почти неподвижно ему еще не приходилось.
Свистнув Рою, он скрылся.
— Какой хороший мальчик; я не видела более воспитанного мальчика, — чирикнула мисс Симпетт-тощая, на которой, впрочем, крупными буквами было написано, что она никогда не видела мальчиков близко. — Он давно живет с вами, доктор Траверс?
— Уже десять лет, с тех пор, как умерла моя сестра, я — его семья.
— Как замечательно! Я имею в виду — для него. Боюсь… то есть я хочу сказать, вы не боитесь, что пребывание мальчика в вашем доме… э… доставит вам некоторые неудобства… именно сейчас?
— Мы сознательно взяли его с собой, — поспешно ответила Джой. — Мы так решили.
— В самом деле? Как вы добры… в ваших обстоятельствах…
— Видите ли, у мальчика нет матери, — быстро объяснил Траверс, — и ему больше некуда деться!
— Как это печально! — вздохнула мисс Симпетт-тощая.
Ее сестра туманно добавила:
— Как это ужасно, когда дети теряют мать.
— О да, — мягко согласился Траверс. — Я слышал, вы что-то говорили о чае, мисс Симпетт?
— Да, да, конечно! Вы, должно быть, совсем заждались. Но, мне кажется, сначала…
Сестры Симпетт обменялись взглядами, и более смелая и толстая старушка наконец решилась.
— Энни, дорогая, — вполголоса, доверительно сказала она, указывая пухлым пальчиком в направлении пышных складок парчового драпри, наполовину скрывавшего белые позолоченные двери в дальнем конце «салона». — Энни, не покажешь ли ты миссис Траверс расположение той… другой комнаты?
Джой вскочила и опрометчиво последовала за мисс Симпетт, похожей на смерть, в «ту, другую комнату».
5
Да, совершенно невероятная комната.
Это была самая большая спальня в «Монплезире»; похоже, вкус мадам Жанны проявился в ее убранстве полнее, чем где бы то ни было. Эта комната была еще более розовой, чем гостиная; позолота блестела здесь ярче, а каждый стул, пуфик и кресло имели муслиновые чехлы, напоминавшие кринолины, вдобавок украшенные шелковыми оборками. Картины были на похожие сюжеты: «Влюбленность», «Соединение», «Грезы любви». Туалетный столик представлял собой трельяж в позолоченных завитках на горизонтально лежащем стекле, покрывавшие розовую парчу (это был собственно столик). На стенах висело, кроме того, еще восемь зеркал различной формы и величины; каждое осеняли купидончики. Купидончики были повсюду: эти пухлые мальчики с фарфоровыми стрелами смотрели из каждого угла этой все еще благоухающей духами мадам Жанны комнаты, скульптурные купидончики поддерживали канделябры, поднимали вверх вазы с восковыми фруктами, обрамляли телефон; нарисованные купидончики роились на потолке и на панелях стен. Самый большой, подвешенный на золоченых цепях, парил над безбрежным пространством низкой раззолоченной французской кровати.
6
7
Потому что — Господи! — что еще ей оставалось? Только смеяться.
Все остальное уже было. Было смущение. Были страдания. Было сопротивление. А теперь ее действительно забавляли пародийная пышность и торжественность, с какой обставлялся ее «медовый месяц». Ее забавляло, что сестры Симпетт называют их с Рексом Траверсом «наши двое молодых людей» и сочиняют целомудренные шуточки о том, что, слава Богу, есть кому последить за здоровьем доктора. Ее забавляло, что кухарка Мелани благословляла ее всякий раз, когда она заходила в кухню, называла «моя маленькая дама», бросала шаловливые полупонятные намеки на «эти первые дни» и громогласно прославляла обаяние месье доктора — ах, при таком муже мадам не стоит жалеть себя!
— Я себя и не жалею, — соглашалась с ней Джой, втайне радуясь, что Мери не понимает по-французски.
Она действительно не жалела себя; она с искренней радостью играла в эту неправдоподобную веселую игру. Это все же гораздо, гораздо лучше, чем если бы само место и вообще окружение постоянно вызывали воспоминания о настоящей ее любви. Тогда бы она плакала, а не смеялась — и так же часто, как теперь заливалась смехом, в эти первые дни на вилле «Монплезир».
8
Хорошо это или плохо, но молодые люди могут жить одним днем. Во всяком случае, Джой это умела. Именно поэтому день, когда Джеффри выбил почву у нее из-под ног, стал самым черным днем ее жизни и поверг ее в такую глубокую, непреходящую тоску.