Где он мог быть? Где мог быть этот несносный мальчишка?
4
Джой повернулась на огромной кровати, и она громко заскрипела пружинами. Услышав это, Рекс постучал в дверь.
— Ты не спишь?
— Не могу.
— Послушай, может быть, посидим на террасе?
— Давай.
Его голос был очень напряженным.
— Прямо сейчас.
— Иду.
Ее бело-розовое креповое кимоно с вереницей журавлей, летящих снизу к правому плечу, помялось. Она снова в него завернулась, обула мокасины из розовой кожи, отороченные белым мехом, и вышла в гостиную. Он стоял у дверей на террасу, весь ожидание.
— Жарко, как в аду, — сказал Рекс. — Наверно, здесь еще хуже, чем в тропиках.
На плечи поверх одежды он накинул знакомый белый халат и пальцами приглаживал только что смоченные тяжелые золотистые волосы. На его лице прорезалось множество морщин, однако, как ни странно, при этом сегодня ночью он выглядел моложе, чем обычно. Впервые Джой обнаружила сходство тридцатитрехлетнего дяди и пятнадцатилетнего племянника.
— Джой, ты не замерзнешь в этой штуке?
— Ничуть; жаркая ночь.
— Да, наверно, здесь еще хуже, чем в тропиках. — Очевидно, он забыл, что только что произнес эту фразу. — Но все же, если мы пойдем на террасу, лучше накинь шаль или что-нибудь.
Он взял шерстяную шаль, и они вышли на балкон в сопровождении Роя, который путался у них под ногами.
5
Здесь, в мягком свете серебристой луны, все казалось нереальным, как декорация в театре: субтропическая листва, перила, в живописном беспорядке расставленные вазы с цветами… Все выглядело так, словно здесь снимается сцена из фильма. Очарование южной ночи. Звезды… Изредка вспышка далеких фар выхватывает из темноты дерево, кусок стены, склон горы. Шум мотора удаляется, и опять тишина.
— Я сейчас, только выключу свет, — сказал Рекс и погасил лампы в гостиной. Он вновь вышел на балкон, неся два шезлонга — для Джой и для себя. Как пешеход перед тем, как пересечь улицу, смотрит сначала налево, потом направо, он бессознательно быстро взглянул на соседнюю виллу мисс Симпетт. Она тонула в темноте. Конечно. Значит, никто не увидит его в этот поздний час с этой девушкой.
Секундой позже он сообразил, что хоть все старушки побережья могут видеть их здесь в этот час: они ведь женаты! Как глупо!
Слишком взвинченный, чтобы сесть, он подошел к перилам и свесился вниз. Потом повернулся к ней.
— Прости, я забыл тебя спросить: хочешь сигарету?
— Нет, спасибо, я не курю.
— Конечно, не куришь. Я помню. Я закурю трубку, ты не против?
— Кури.
Загорелась спичка, осветив твердый подбородок, четко очерченные тубы и полукруг белых зубов. Запах табака «Данхилл» смешался с благоуханием листвы и ночными запахами цветов. Закурив, Рекс снова начал расхаживать по балкону. Два шага, поворот.
«Этой ночью он, наверное, прошагал не одну милю, — размышляла Джой, глядя, как на фоне темного звездного неба то возникала, то пропадала его фигура. — Должно быть, он думает, что случилось что-то страшное».
Он шагал. Она полулежала в шезлонге. Большая собака, насторожив уши, села у ее ног. Казалось, в уснувшем мире бодрствовали лишь они трое. Южная ночь мягко окутывала их своим очарованием, пуская в ход самые сладостные свои запахи и звуки. Напрасно; с каждым шагом Траверса его волнение росло и передавалось сидящей рядом девушке.
В душу Джой заползал страх. Надежда боролась с сомнениями, и до последнего момента надежда побеждала. («Наверное, мы с этим чертенком просто не поняли друг друга!») Но сейчас, заразившись волнением Траверса, Джой мысленно рисовала картины одну ужаснее другой.
6
Джой вспоминала все когда-либо слышанные случаи гибели мальчиков на каникулах. Один разбился, упав с дерева, где он нашел птичье гнездо… Другой упал в пропасть… У третьего перевернулась лодка… Несчастные случаи на воде: мальчики, которые не умели плавать… мальчики, которые умели плавать, но, стремясь спасти других, утонули вместе с ними…
Неужели в этот список несчастных случаев придется внести имя Персиваля Артура Фитцроя? Ему ведь только пятнадцать! Джой вспомнилось кольцо для свечей, именинный торт с надписью: «ЖЕЛАЕМ СЧАСТЬЯ!» Неужели для него все кончилось? Так рано!
Ей вспоминались и эпизоды, которые она считала давно забытыми: как однажды в Уэльсе на церковном дворе она наткнулась на могилу маленького мальчика, который играл в песчаных холмах и его накрыл оползень. На могильном камне были выбиты стихи:
Он горечи жизни еще не вкусил.
И вот он — под камнем, покоем объятый.
А день, что печалью родных поразил,
Его не коснулся безжалостным адом.
Ее взгляд, обращенный в себя, вдруг встретился с блестящими, широко открытыми глазами собаки. Собака напомнила о сегодняшнем утре — о том, как утром Персиваль Артур, возясь с Роем, читал стихи. Джой словно бы услышала эхо высокого мальчишеского голоса, который нараспев, утрированно театрально, декламировал:
Лишь кровь была со всех сторон,
Младенца ж не увидел он!
Дрожь пробежала по всему телу Джой. Безотчетным движением она откинулась назад в своем шезлонге. Его спинка задела нечто, спрятанное за одной из терракотовых цветочных ваз террасы: коробку с деталями для моделей самолетов Персиваля Артура. С жутким грохотом коробка упала, железные детали раскатились по каменным плитам пола балкона-террасы. Рекс Траверс подпрыгнул.
— Черт! — вырвалось у него. — А можно все-таки не греметь так?
И тотчас же:
— Боже мой! Что я говорю! Извини, пожалуйста. Все это так на меня подействовало, что я просто не знаю, что говорю. Умоляю, извини, что я так на тебя набросился! Я прошу прощения, Джой!
— Ничего страшного; все нормально. Прости, что заставила тебя подпрыгнуть. Все нормально, — ответила Джой и протянула руку.
Он взял ее.
Впервые прикосновение ее маленькой ладошки было нежным. Оно словно бы говорило: «Послушай, теперь я хочу с тобой подружиться. Если твое желание неизменно, я стану твоим другом».
Он ответил ей сильным пожатием: «Только Бог знает, как я того хочу. Будем друзьями, Джой!» Стоя рядом, он долго не выпускал ее руки из своей.
7
Затем, упав в свой шезлонг, вздохнул словно бы с облегчением и заговорил:
— Понимаешь, мальчик — это все, что у меня есть. Ради него мы все здесь. Ради него я… живу.
— Я знаю. — Как раньше он заразил ее своим беспокойством, так теперь, наоборот, от нее к нему шли теплые волны понимания и сочувствия. Она так его жалела! Она видела, как он страдает, и жалела его. До ее сознания дошел голос Рекса:
— Ты ведь тоже любишь его.
— Боже мой! Конечно!
— И он очень нежно к тебе относится. Ты знаешь, впервые я не прошу Бога, чтобы он благословил детьми всех, кто в него верует. Бедная Маджи! (Моя сестра, его мать.) Слава Богу, она до этого не дожила. Представляешь, насколько тяжелее все это было бы для матери!
— Да, матери еще тяжелее, — мягко согласилась Джой. — Ей было бы еще хуже.
Он посмотрел на ее бледное серьезное личико, наклонившись, чтобы собрать злополучные детали с плит пола. «Дитя, откуда тебе знать это?» — подумал он. И сказал:
— А чувства мужчины к сыну… — Он недоговорил. — Телефон!
8
Оба мгновенно вскочили на ноги. Собака насторожилась. Джой стремглав вбежала в дом и, минуя гостиную, ворвалась в свою комнату. Рекс не отставал. Резкий телефонный звонок разрывал ночное безмолвие. Джой щелкнула выключателем, свет мягко разлился по комнате. Рекс схватил трубку. При электрическом свете его лицо казалось очень бледным, голос звучал непривычно резко:
— Алло!
Молчание. Джой неподвижно смотрела на него поверх маленьких кулачков, классическим женским движением прижатых ко рту. Напряженно вслушиваясь, она покусывала суставы пальцев.
— Алло! Доктор Траверс слушает.
Минута страшной неизвестности, и слабый голосок долетел до затаившей дыхание Джой:
— Доктор, что мне делать? Я не могу заснуть… Это была просто пациентка!
9
Через десять минут он вернулся на балкон, к Джой. Они обменялись понимающими взглядами. — Я уверен, что все обойдется…
— Я тоже.
Он глубоко вздохнул и огляделся. Звезды на небе несколько сместились.
— Нет ничего хуже ожидания, — обронил Траверс. — Сущий ад, когда не знаешь, что случилось.
— А мне кажется, ничего не случилось, — неожиданно произнесла Джой.
— Почему? Почему ты так говоришь?
— Не знаю… Всю ночь я ужасно боялась. Думала о… Жуткие вещи! Жуткие! Даже о Рое!
— Рой?
При звуке этого имени благородная голова овчарки повернулась, глаза выразительно и преданно посмотрели на хозяина.
— Да, я подумала… Он пошел с мальчиком. Он мог наброситься на него… всякие ужасные вещи. Теперь я спокойна. Я не знаю почему. Думаю, что ничего не произошло, Рекс.
— Молю Бога, чтобы ты была права, — мрачно сказал Рекс. — Если действительно что-то случилось, я не выдержу. И без того виню себя.
— Ты? За что?
— За многое. Я был… я часто бывал несправедлив к мальчику.
— Да нет же! Ты делаешь для него все! Ты безупречен, — возражала Джой. — Просто трудно быть лучше.
— Ты сама говорила сегодня…
— Я имела в виду другое!
— Но оказалась совершенно права, разве не видишь? Я был несправедлив, сердился из-за пустяков. Или пропускал мимо ушей то, на что следовало бы обратить внимание. Будь я терпимее к той легкости, с которой он заводил друзей…
— Заметь, всегда порядочных! — перебила Джой (И вспомнила книгу о Флоризане, забытую Джоном. Ах, да!)
— Мне следовало бы вести себя с ним по-другому. Ведь я ему как отец, другого у него нет, — произнес Траверс. — И он мне как сын… Послушай!
Оба замерли. Тишина. Рой не шевелился.
— Думаешь, снова телефон?
— Нет, мне послышались шаги.
Может быть, это было биение ее сердца, которое просто выпрыгивало из груди?
— Так или иначе, если он благополучно вернется…
— Нет, нет! Никаких «если». Когда он вернется!
— Когда он вернется, ради Бога, я все начну сначала. Он действительно уже не ребенок. Здесь он очень подрос. Солнце, обильная еда, прогулки, встречи с новыми людьми… Он повзрослел! Ты замечаешь,
Джой?
— Иногда мне кажется, что в его лице проступают черты двадцатилетнего юноши.
— Вот это я и имел в виду. Иногда это меня раздражает… ты говорила о нежелании мужчин считаться с подрастающими сыновьями. О, только бы он вернулся! Только бы вернулся! Я постараюсь измениться. Стать ему другом.
Взволнованная и смущенная его откровенностью, она прошептала:
— Ты не сможешь…
— О Господи! Я буду относиться к нему как к равному. Ты знаешь, я всегда отказывался взять его в полет, откладывал «до следующих каникул, старина!»… Не потому, что боялся. Я бы взял любого ребенка. Но я думаю… — Признание оказалось для Рекса нелегким. — Подсознательно я хотел задержать его на земле. Но теперь, старина, — пробормотал Траверс, словно давая клятву, — в будущем…
Тут Рой насторожился, поднял голову и глухо зарычал.
— Тихо! Слушай! — слабо вскрикнула Джой.
Шаги! Это шаги.
Наступила томительная пауза… наконец… да, наконец в тишине послышались осторожные, как у канатоходца, шаги по гравиевой дорожке.
Собака снова заворчала, взмахнула хвостом и, мягко и быстро ступая, проскользнула к лестнице.
Джой и Траверс напряженно вглядывались в темноту.
10
Резко, словно выстрел, прозвучал голос Траверса:
— Кто там?!
— Привет, дядя Рекс! — донесся беззаботный голос. Легкая фигурка уверенно двигалась по садовой дорожке прямо к балконным ступеням. — Это всего лишь я.
— У тебя все в порядке?
— Вполне. Прекрасно провел время! Ну, горе мое! Собака ласково терлась о его ноги. Наконец-то он вместе с ними. Джой включила свет. Он упал на светлые взъерошенные волосы Персиваля Артура, на его серый фланелевый костюм, слегка великоватый, на лицо, запыленное, грязное, и блестящие восторгом глаза.
— Привет, Джой. Вы сегодня припозднились, не правда ли? — В его дисканте звенела бравада. — Давно пора спать…
Траверс оборвал его голосом, которого ни племянник, ни Джой никогда раньше не слышали:
— Где ты был?
— На Корсике, — ответил Персиваль Артур.
— На Корсике?
— Слетал с одним человеком, — объяснил Персиваль Артур, сын пилота, капитана Фитцроя. Восторг сиял в его глазах, звенел в голосе. Что-то произошло с этим Ариэлем. Он был уже не тем постреленком, который, убегая утром, крикнул: «Меня не будет». Так изменился! — И обратно на самолете, очень быстро — раз, два, три, и порядок. Случилось так, что…