К Мариан подходили исключительно ради дела: она участвовала во всех благотворительных организациях, ее имя было первым в списках членов важных комитетов, ее уважали за это. Одеваясь сегодня для театра, она с некоторым презрением отметила, что люди, уверенные в себе, не нуждаются в демонстрации новых туалетов и не стремятся выглядеть как картинки из модных журналов.
«Старая семья, старые туалеты», – подумал Поль с неожиданным всплеском веселья.
Вдруг она потянула его в сторону:
– Посмотри! Посмотри туда! Это не та девушка, которая была у вас горничной как раз перед нашей свадьбой?..
– Что? – не понимая, спросил он.
– Посмотри туда! Видишь ту высокую рыжеволосую женщину? Клянусь, это она. Горничная, которая была у твоих родителей.
– Я не помню.
– А я помню. Она была поразительна. Рыжеволосая женщина шла перед сценой. Поль вывернул шею, но не смог разглядеть ее лица. Как она могла оказаться в этом месте? А почему бы и нет? Это такая пьеса, которая понравилась бы ей.
Занавес поднялся. На сцене двигались фигуры и звучали голоса – он ничего не видел и не слышал. Его охватила полная растерянность. А ведь он действительно успокоился за этот последний месяц, вернувшись из Европы с новым твердым решением забыть прошлое раз и навсегда.
С чувством, близким к негодованию, он вычеркнул совет Илзе о необходимости обрести любовь. Илзе была за океаном, и он никогда ее больше не увидит. Короткая идиллия – а это была идиллия! – исчезнет, если уже не исчезла. Он не чувствовал себя виноватым, так как никто не пострадал. Он вернулся домой к жене, чтобы работать и быть гостеприимным хозяином.
Поль нарочито выпрямил плечи: никаких несбыточных мечтаний! Не смотреть туда, где может быть… Анна.
Все кончено. Месяц прошел очень хорошо, Мариан была счастлива, заходили друзья; в офисе наладились дела. Его решение было твердо.
А теперь он здесь, застыв в кресле, напрягает глаза в свете рампы в надежде, что луч света покажет рыжеволосую женщину! Что ему делать, что ему сказать, если окажется, что это Анна? Сердце билось, не ведая о принятых им решениях. Оно продолжало стучать до конца спектакля. Рыжеволосая женщина исчезла в толпе.
– Как тебе понравилось? – спросила Мариан, когда пьеса окончилась.
– Хорошо. Да, очень хорошо. Она пожала плечами:
– А мне не понравилось. Слишком социологично. Все эти разговоры о побежденных. Надоело слушать об этом.
– Не знаю, – пробормотал он.
– Давай пригласим Бена и Ли выпить, – зашептала она. – Это их праздник.
Он с радостью пошел бы домой, но Бену и Ли явно понравилась идея продолжить праздник; они отправились в Сенти-Регис, где красивая молодежь танцевала под современную музыку. Поль играл роль хозяина. Новые серьги Ли сверкали у его плеча, когда они танцевали.
– Кстати, – спросила она, – Элфи тебя не просил поговорить с Мэг?
– Нет, а о чем?
– О Донале. Он и Эмили вне себя.
– Ради всего святого, что им надо от меня?
– Очевидно, им не нравится этот человек, а так как Мэг боготворит тебя…
– О, – смущенно произнес Поль.
– Не скромничай, это так, и ты знаешь об этом. Они считают, что тебя она послушается. Они хотят, чтобы ты заскочил ненароком к Мэг в Бостон. Ты же достаточно часто ездишь туда, правда?
– Да, но что я буду говорить Мэг? Я ничего не знаю об этом человеке кроме того, что он сделал для Дэна.
Когда музыка закончилась, они присоединились к Мариан и Бену.
– Вы выглядели как заговорщики. Что за тайна? – полюбопытствовала Мариан.
– Ничего особенного. Мы говорили о Мэг и Донале Пауэрсе, – ответила Ли.
– Может, нам не следовало бы… – начал было Бен, но замолчал с неловким видом.
– Бога ради, мы члены одной семьи, – воскликнула Ли. – Мы можем вмешиваться. Кроме того, наверняка Поль что-то подозревает.
– Подозревает? – удивилась Мариан. – О мистере Пауэрсе?
– Ну ладно, он бутлегер, – признал Бен. – Вот из-за чего весь шум.
– О, Боже! – сказала Мариан. – Он казался таким джентльменом!
– Он и есть джентльмен, – сказал Бен. – Он честен. Платит по счетам и держит слово, а это не так уж мало в наше время. Правильно, Поль?
– Да, в каком-то смысле, – согласился Поль. Он вспомнил о трогательном письме Мэг.
– Ты что-то подозревал, Поль, правда? – спросила Ли.
– Ну, я был немного озадачен: откуда у него такое влияние? Конечно, при желании выяснить было бы нетрудно, но я не хотел, – сказал Поль.
Вдруг Бен забеспокоился. Он наклонился над столом и прошептал:
– Запомните: я ничего не говорил вам. Даете мне слово, все?
Ли сразу откликнулась:
– Конечно. Не будь чудаком.
– Я слежу за его балансом и инвестициями. Я его бухгалтер и юрист, а остальное меня не касается, – торопился объяснить Бен.
– Не понимаю, – теперь заволновалась уже Ли. – Ты ведь помогаешь ему нарушать закон?
– Это глупый закон, и он долго не продержится. Всем это известно. И я вовсе не помогаю ему, прошу это запомнить! И вообще, тут нет никаких причин для беспокойства.
И он похлопал по руке жены:
– Успокойся, дорогая. Мне не следовало говорить всего. Вот моя главная оплошность.
Он, казалось, успокоился, откинулся назад и закурил:
– Ради Бога, Донал не преступник. Мэг не пострадает от него. Она, возможно, сейчас больше развлекается, чем за всю свою жизнь.
И когда никто не откликнулся на это, Бен добавил:
– К тому же этот человек не просил ее выйти за него замуж, и я не думаю, что он собирается жениться. Пойдем потанцуем, Мариан.
Ли подвинулась ближе к Полю:
– Давай поговорим. Я ужасно люблю малышку Мэг. Почему я зову ее «малышкой», когда она не ниже меня?
– Почему мы все привыкли думать о тебе как о «маленькой Ли»? – И он бросил украдкой взгляд на ее великолепную грудь, туго натягивающую тонкий черный шелк и излучающую теплый пряный аромат.
– Я по-настоящему боюсь, что она любит этого человека.
– Она любит, – подтвердил Поль. – Она написала мне.
– О, черт! Любовь! Это ее первый опыт, и она, возможно, до смерти боится, что другого не будет. О, так воспитать девочку! – произнесла она возмущенно, почти презрительно. – В вакууме. Держа ее в этой глуши, как женщину первых переселенцев, робкую, как кролик или… как называются те маленькие животные, такие толстые, которых она любит, те, что поедают траву?
Поль не удержался от смеха:
– Лесные сурки.
– Да, и еще один с длинным носом, который висит вниз головой?
– Опоссум, – все еще смеясь, сказал Поль.
– Ну, все плохо. Странные люди Элфи и Эмили! Всех сторонятся. В деревне лишь немногие фермеры терпят Элфи из-за Эмили, а в городе он ведет дела с евреями, но сторонится еврейской общины. Бирюки, и вот что они сделали с Мэг!
Это было умное наблюдение. Ли, трезво смотревшая на вещи, привыкла высказываться прямо.
– Мы ведь не знаем Мэг, правда? – размышлял Поль. – Может быть, она в глубине души цыганка. Хотя я сомневаюсь, – добавил он.
Люди часто становятся слепы, выбирая себе пару. И любой посторонний может сказать, что выбор этот не сработает! Да, если его попросят, ему придется поговорить с Мэг. Захотел бы он, в конце концов, чтобы его дочь или сестра вышла замуж за человека, стоящего вне закона, даже если этот закон абсурден?
С другой стороны, люди всегда хотели разлучить влюбленных, когда считали их «неподходящими». И он снова вспомнил отчаянное письмо Мэг. Донал, сказали ее родители, не подходит ей. Но Анна, подумал Поль, тоже «не подходила» ему! Кто тогда может судить человеческое сердце?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Это так романтично, – заметила соседка по комнате, – я имею в виду то, что твои родители ненавидят его и все такое.
В комнате, где Мэг одевалась на свидание с Дона-лом Пауэрсом, который приезжал из Нью-Йорка, собрались девушки.
– Почему он им так не нравится? – спросила одна из них.
Соседка по комнате опередила Мэг:
– Потому что он католик.
– Ну, моим бы это тоже не понравилось, – сказала одна из девушек, о дебюте которой в Копин Плаце много писали бостонские газеты. Она жила на Бикон-Хилл в доме своей прабабушки. Это был дом, в котором понравилось бы жить и матери Мэг: в нем было так много старых вещей: картин, шератонских кресел, ваз от Поля Ревери, – казалось, что за последние сто лет в нем не появилось ни одной новой вещи.
– Он очень красивый, – заметила о Донале соседка Мэг, не потому, что была такой великодушной, а потому, что сама только обручилась и чувствовала благожелательность ко всему миру.
Донал приезжал раз в середине зимы, оставался в Бостоне на ночь и провел день с Мэг – они пообедали в Локке-Обер, и он отвез ее обратно в колледж. Естественно, он привлекал к себе внимание, часть которого обращалась и на Мэг: ведь у нее теперь был собственный поклонник. Три года в Уиллсли она была в тени – положение, к которому она привыкла. Хорошая студентка, но не из тех, кто собирался стать врачами и юристами; хорошая пловчиха и игрок в теннис, но не из лучших; она не выделялась ничем особенным до появления Донала, который был старше, не мальчик из колледжа, явно богат, со светскими манерами. Его яркость высветила и ее фигуру, до того незаметную.
Когда девушки ушли, у Мэг оставался еще час. Она тщательно оделась, вертясь перед зеркалом. Мэг наконец решилась сделать перманентную завивку: было тяжелым испытанием сидеть присоединенной к машине с проводами, свисающими с потолка, и она по-настоящему испугалась, но результат стоил мучений, как и говорила ей Ли. Прекрасные волосы Мэг теперь волнами окружали лоб, а один маленький локон выбился из прически на виске. Эта вольность шла ей, и она не стала поправлять прическу.
Мэг выбрала красное платье: оно принесет счастье, будучи почти такого же оттенка, как то, в котором она познакомилась с ним. Она никогда не расстанется с тем платьем, каким бы старым оно ни стало. Мэг помнила, как покупала его вместе с Ли, как приятно скользил по телу блестящий шелк. Ли потянулась и поправила воротник.
– Стой прямо! Не горбись! – велела она Мэг. – Ты высокая, так и будь высокой.
Эмили колебалась:
– Красный ужасно бросается в глаза, вы не считаете?
Ли возразила:
– Что в этом плохого?
Единственный раз ее отец возразил Эмили, которая пришла домой, жалуясь на Ли.
– У нее ужасный вкус, слишком вульгарный. Да и откуда ему было взяться? Достаточно вспомнить ее происхождение.
И Мэг почувствовала в этих словах неосознанный антисемитизм, который в другое время ее мать отрицала бы с жаром.
Но Элфи восхищался Ли, ее самостоятельностью и независимостью.
Однако в своей дочери эти черты ему явно не нравились. К тому же, если бы он знал, о чем Ли говорит с Мэг наедине!
Однажды после закрытия магазина они пошли выпить чаю. Это было в первый год учебы Мэг в колледже. Мэг догадалась, что Ли, возможно, думает – и совершенно верно думает, – что Мэг необходимо узнать кое о каких вещах. Даже сейчас Мэг могла воскресить в памяти ощущение теплого и спокойного полдня и интимности за маленьким столом.
– Когда ты выйдешь замуж… – начала Ли, но Мэг прервала ее:
– Но что, если я никогда не выйду!
Это был тайный страх большинства девушек, кроме признанных красавиц и «личностей». Никогда не быть выбранной, никогда не стать любимой! Мэг снились сны, как она стоит в большом зале, где все разговаривают, расходятся парами мимо нее и она остается одна.
– Что, если я никогда не выйду замуж? Ли была сама уверенность.
– О чем ты говоришь? Ты никогда не должна так думать. А когда ты выйдешь замуж, – продолжала она, – ты должна всегда помнить, что мужчине нужна страстная женщина. Если ты даже умираешь от усталости, ты никогда не должна говорить «нет». Даже если тебе это не нравится, ты должна притворяться. Но кто знает? Может, это тебе понравится, и тогда не надо притворяться.
И она засмеялась так, что Мэг поняла – Ли была из тех, кому это нравится.
Но вдруг Мэг почувствовала страх, пустоту в груди. Ли проницательно посмотрела на нее:
– Я испугала тебя. Я не хотела. – И она взяла Мэг за руку. – У тебя будет все хорошо.
Но как это будет? – размышляла Мэг. Она не имела представления. Было так странно. В книгах ничего не говорится, только намекается, остальное дополняешь своими фантазиями. Не будет ли это неловко? Нет, конечно, нет: тела созданы так, чтобы подходить друг другу. Она почувствовала жар при одной мысли об этом. Ее пронзила дрожь.
Донал никогда не целовал ее, только держал за руку, когда они бывали в театре, и иногда в машине, держа руль другой рукой. И то, как смыкались их ладони, заставляло ее представлять то, что так же будет и с их телами, и, думая это, она чувствовала тот же жаркий озноб и не знала, чувствует ли он то же самое.
Он был очень официален, очень предупредителен. Возможно, ему просто нравится склад ее ума. Может быть, у него есть другая девушка для других вещей?
Так бывает, она слышала об этом. Но приезжал бы он так далеко только для того, чтобы поговорить с ней и подержать ее руку?
Она не видела его месяц, хотя он часто звонил по телефону. Они провели чудесный уик-энд в Нью-Йорке, слушая пение Мартинелли в Метрополитене, а на следующий день – Элеонору Дузе в ибсеновской «Даме из моря», на итальянском, который оба не понимали. Но голос певицы был так прекрасен! И, глядя на Дузе, хотелось стать прекрасной, сидеть прямее и следить за своими жестами.
Идя по проходу в антракте, чувствуя руку Донала, поддерживающую ее под локоть, Мэг не робела, когда на нее смотрели, ей даже этого хотелось. Это было необычно, потому что она привыкла испытывать страх и неловкость, когда на нее обращали внимание.
– Иди-ка прочитай нам свои стихи, – бывало, говорил ее отец после обеда с гостями. – Мэг написала очень милые стихи.
А когда Мэг упрямилась, мать строго заставляла ее. Они желали ей только хорошего, особенно отец. Он так по-глупому гордился ею, гордился ее хорошими отметками в колледже, куда не хотел ее посылать. Они никогда не понимали, почему ей так неприятно, когда на нее обращают внимание, а она не могла объяснить, потому что не знала сама.
Но вдали от дома все по-другому. С Ли или Полем, а теперь с Доналом она чувствовала себя иначе.
О, если бы он только попросил ее выйти за него замуж, ничто не остановило бы ее!
Даже ее родители. Разве они сами послушались своих родителей? В доме никогда не говорилось об этом, но тетя Хенни рассказывала ей, что Эмили рыдала на своей свадьбе, скучной церемонии в Сити-Холл, потому что ее родители отказались прийти. Да, это требовало мужества. О, сейчас стало больше смешанных браков, даже переходов в другую религию, особенно среди фешенебельного круга знакомых кузины Мариан. Еврейская сторона – обычно мужчина – переходит в другую религию, но когда Элфи и Эмили женились, так не было принято. Это случалось редко и влекло за собой скандал.
А теперь они не хотят Донала Пауэрса, потому что он вышел из ирландских трущоб. Они надеялись на шикарный брак, ее отец совсем забыл, откуда вышел он сам. Мэг очень хорошо знала их желания, что бы им хотелось для нее: светловолосого сероглазого мужа из хорошей семьи, который обеспечит ей членство в клубах, куда не принимали Элфи.
Они бы удивились, узнав, как много понимала она, будучи еще совсем девочкой.
– Ходят слухи, что деревенский клуб хочет купить часть нашей земли, – заметила как-то ее мать.
А дядя Дэн откликнулся на это, сказав:
– Означает ли это, что Элфи сможет вступить в клуб?