А если нет — приходится ненадолго вставать…
— А мне врала: ходили, гуляли…
— А разве ты тогда могла себе представить, что можно с мужчиной знакомиться как-то иначе?
Подруги только что поужинали и лежат на кровати, в которую превращен однажды разложенный и больше уже не складываемый диван. Точнее, не лежат, а валяются, задрав ноги на висящий у кровати ковер, и в пылу разговора, от чувств, колотят по нему пятками.
— Телевизор будем включать? — лениво спрашивает Евгения.
— А ну его!.. Разве что свет зажечь?
— Ни в коем случае!
Надя опускает ноги и садится.
— Ты от кого-то скрываешься?
— Скоро должен прийти Алексей, а я не хочу ему открывать.
— Алексей? Светкин хахаль?
— Наверное, уже не Светкин, — скромно замечает Евгения.
— Выходит, твой?
— Выходит, ничей!.. Но он не пропадет, не переживай! Такой любвеобильный!..
— Какой ты, однако, стервозой стала! — хмыкает Надя. — Я всегда знала, что в тихом омуте черти водятся!.. И знаешь, такой ты мне больше нравишься!
— Такой я и себе больше нравлюсь, — признается Евгения. В этот момент начинает звонить дверной звонок. Подруги переходят на шепот, потому что им лень встать и закрыть дверь в прихожую — ведь на лестничной площадке их разговор может быть слышен.
— Смотри, какой настырный: звонит и звонит! — вяло возмущается Надя.
— Он думает, что я, как вчера, лежу в полной отключке! — хихикает Евгения.
Они безо всякой причины начинают хохотать, и от того, что смеяться громко не могут, они тихо давятся и изнемогают от смеха. Наконец «звонарь» уходит.
— А чего ты сегодня ко мне ночевать напросилась? — вспоминает Евгения.
— Ты меня днем напугала, — признается Надя. — Побледнела, глаза бессмысленные… После Аркадия это у тебя был первый мужчина?
— Второй.
У Нади округляются глаза.
— Лопухина, а ты не слишком торопишься взять реванш?
— Так получилось, — пожимает плечами Евгения. Она проговорилась, но не очень жалеет об этом. Правда, Надя — юрист и всю жизнь мечтала стать следователем. Мечта так и осталась мечтой, но добиваться признания она умеет…
— Ты перестала мне доверять? — строго спрашивает она у Евгении.
— Не ты одна, я тоже побоялась, что не так меня поймешь! Вон, думаю, она со своими поклонниками ходит, гуляет, а я — сразу в постель!
Они опять начинают хохотать, но, отсмеявшись, Надя возвращается к теме:
— Зубы не заговоришь! Начинай рассказывать сначала: кто он, как познакомились, где живет?
Выслушав сбивчивый рассказ Евгении, она резюмирует:
— Значит, этот Виктор невольно подтолкнул тебя к разводу?
— Он невольно открыл мне глаза на жизнь.
— Ты собираешься совмещать его и Алексея? Евгения хмурится:
— Похоже, я была права: лучше в подобных случаях не откровенничать. Себе дороже!
— Прости, — спохватывается Надя. — Это я от неожиданности. Привыкла рядом с тобой чувствовать себя… недочеловеком, что ли. Ты казалась неизмеримо выше меня в своей неискушенности, верности. Почти самозабвенности, и вдруг!
— Упала на самое дно самого глубокого ущелья?
— И не говори, один за другим!
То ли она недоумевает, то ли восхищается — и то и другое Евгении неприятно. Ничто так не радует, как неприятности товарища, шутил Аркадий. Неужели и у них та же самая бесхитростная радость, а вовсе не дружеское сочувствие?
А может, дело вовсе не в том, как к ее падению относится Надя, а в том, что в своих прегрешениях вообще приходится признаваться?
— У тебя все на лице написано! — раньше смеялась Надя. — Свои чувства ты скрывать не умеешь.
А теперь, когда Евгения так удачно учится их скрывать, Надя злится. Подруга, которую она знает много лет, вдруг открылась новой, неизвестной гранью. Но эта грань — как тонированные стекла в автомобиле.
Вроде и окно, но за ним ничего не видно!
Почему она не открыла дверь Алексею? Разве он ее чем-нибудь обидел? «Не хочу я после Светки подбирать ее объедки!» — мысленно декламирует Евгения и краснеет от собственной несправедливости. Говорить так — нечестно… Ну хорошо, у нее вчера нравственные ориентиры сдвинулись. Хоть и не были они со Светланой близкими подругами, а все равно перед ней стыдно. Впервые в жизни услышать о себе — непорядочная! Нет, это чересчур! Неужели теперь до конца жизни она будет угрызаться муками совести? Надька давно спит сном младенца, а она все ворочается с боку на бок и думает, думает…
С Алексеем она не испытывала дискомфорта. Наверное, он неплохой человек. Но легкость, с которой он оставил Светлану… Взял да и перешел из одной постели в другую. Как бы ни изменилась Евгения, но в этом случае она согласна с Козьмой Прутковым: «Единожды солгавший, кто тебе поверит?»
«Все, хватит самоедства!» — приказывает себе Евгения и начинает всеми известными ей средствами призывать к себе сон: считать баранов, прыгающих через плетень, расслабляться по системе йогов, представлять себя на пляже… Какое-то из средств срабатывает, и она засыпает.
Утром Евгения с Надей делают зарядку. Критически оглядев в зеркале свои фигуры, они решают:
— Пришло время вплотную заняться внешним видом!
Евгения раньше не обращала внимания, что ее фигура в последнее время как бы потеряла четкость. Так медленно оплывает, теряя свою форму, свеча.
— Оплыла фигура, оплыла душа, — говорит вслух Евгения.
— К чему ты это? — не понимает Надя.
— К тому, что много лет я день за днем погружалась во что-то серое, аморфное. Ночи без любви, дни без интереса. Последний раз в театре я была… три года назад!
— Мы были три года назад!
— Вот видишь! Все, начинаем новую жизнь!
— С чего, если не секрет?
— Например, с езды на велосипеде.
— А где мы возьмем велосипеды?
— Сегодня же этим займемся. Не может быть, чтобы ни у кого из знакомых не было велосипеда… Потом, нужно наконец обратить внимание на своих детей. Я уже забыла, когда в последний раз по душам разговаривала с Никитой… Потом — наши бедные матери! Разве мы о них заботимся? Только тем и занимаемся, что подкидываем им детей…
— Минуточку! Не части! Осади! Тпру! Твой любимый Козьма Прутков говорил: «Если у тебя есть фонтан, закрой его, дай отдохнуть фонтану!»
Они открывают дверь на лестничную площадку, и Надя, поставившая было ногу за порог, отдергивает ее:
— Мамочки, на мне колготки «Голден леди», а тут какой-то фанат бросил вязанку хвороста!
Вдвоем они вносят в квартиру лежавший на коврике у двери огромный букет роз.
— Лешенька, Лешенька, сделай одолжение, не дари букет цветов нехорошей Жене! — выдает экспромт Надя и самодовольно замечает: — Ты — композитор, я — поэт!.. Розы в ванну брось, воды налей, может, к вечеру отойдут, — в ведро поставишь.
Ну и денек сегодня суматошный! Клиенты идут косяком: заказы, заказы. Кажется, администрация всерьез решила поднять экономику края — двое заказчиков, например, начинают строить заводы. Один — сыроваренный, другой — пивоваренный.
— Пиво будем пить, сыром закусывать! — потирает руки главный.
Раньше по штатному расписанию он проходил как заведующий отделом, теперь называется — главный специалист. К сожалению, на зарплату новое название его должности не сильно повлияло. Раньше Евгению суета раздражала. Она копалась потихоньку в своем углу, а тут приходили посторонние люди, отвлекали. Теперь то же самое ее будоражит. Тем более что президент строительной фирмы прибыл в их проектный институт самолично. Совсем недавно он начинал в фирме не то мастером, не то прорабом — и вот уже президент!
Когда-то они обращались друг к другу на ты и по имени.